[Гэленнар]

Две женские судьбы в один момент слились у меня перед глазами в одну. Получилось такое вот… баловство.

Одиночество заполнило дни и ночи, сквозило в полупустых комнатах, задувало огонь в камине, эхом звучало при каждом шаге. Слуги не смели поднять глаз на королеву, нечаянным движением нарушить тишину, попасть ненароком в поле зрения. Радость, казалось, навсегда покинула этот дом, единственное место, где слово короля не было законом, где его не ждали, где он был чужим.
Когда-то все было другим. Лучик теплого воспоминания скользнул по лицу королевы. Вот она, совсем юная, тайком приносит венок на его корабль. Вот он стоит на корме и смотрит на свою будущую королеву с нежностью и благодарностью, смотрит неотрывно до тех пор, пока их не разделяет линия горизонта.
Проходят годы – и королева вздыхает, и вздох, не окрыленный уже любовью, падает на пол ее одинокого дома.
Мореход и кораблестроитель, он назвал ее как-то дочерью Уйнен, не зная, как больно ранит. Она тоже не оставалась в долгу, ставя его перед выбором между ней и морем, и каждый такой разговор словно обрывал очередную ветку с деревца их любви.
Сколько было попыток все исправить? Она однажды отправилась с ним в плаванье, но так и не полюбила море. Он отрекался от моря ради жизни с ней – но волны вновь призывали его. Раньше королеве казались смешными разговоры о том, что этот брак не будет счастливым, и людям столь разного происхождения не стоит стремиться к нему. Теперь же она вспоминала эти слова все чаще.
Когда она поняла, что их любовь умерла окончательно? В тот ли день, когда он обещал вернутся – и не сдержал слова. Или когда все же ступил на ее порог, просил прощения, а она хотела броситься ему на шею, но обида оказалась сильнее? Затем были обидные и высокомерные письма, ненужные письма с расплывшимся между строк ядом. И каков результат? Король снова в море, королева – затворница, известная лишь дурной славой.
Белая кошка словно возникла из ниоткуда, прыгнула на колени хозяйке. Рука королевы скользнула по мягкой шерсти. На несколько секунд желтые глаза встретились с черными.
Он возвращается, - мурлыкала кошка, - он приготовил для нас корабль. Без весел и паруса.

@темы: эдайн

---

[julia_monday]

Ородрет Незаметный

Я не сделал ничего. Не уговорил братьев и сестру не уходить, не вернулся с отцом, не удержал Минас Тирит, не ушел с братом, не освободил Лутиэн, не удержал Гвиндора, не послушал Владыку Ульмо... Даже тот единственный поступок, которым я могу гордиться, начался с "не" - я не дал казнить своих двоюродных братьев. Я - король "не" - с этого еще начинается слово "незаметный". Так меня и запомнят.

Я никогда не был победителем. Все битвы, в которых я сражался, были проиграны. И эта тоже - проиграна. Скоро конец всему. Конец городу - потому что они спокойно подойдут к воротам по мосту - такому широкому, такому удобному... Турин еще надеется спасти город. Наивный человек... Я давно знал, что нам конец - еще с тех пор как они... как МЫ ... выгнали моего старшего брата с горсткой верных. Какое-то время я еще надеялся, особенно после того, как Проклятие Мандоса покинуло наши ворота - но нет. Тайна и отравленные стрелы не спасли нас. А попытки вспомнить о былой доблести окончательно погубили.

Нам конец. Орки окружают нас, как черный прилив. Турин, быть может, и прорвется - но я останусь здесь. Меня, наверное, даже не захотят взять в плен. Кому нужен "незаметный" король? То ли дело, Турин Черный Меч, враг Врага и проклятый сын. А может, он даже спасется. Я надеюсь на это, потому что если кто и способен спасти мою дочь - только он, Турин.

Конец. Я ухожу из этого тела - оно слишком искалечено, чтобы удержать душу. Турин! Может быть, ты еще слышишь меня - спаси, спаси ее! Больше мне не на кого надеяться...

@темы: Первая Эпоха, Нолдор: Третий дом, Нарготронд

---

[julia_monday]

Финголфин скачет на бой с Морготом

Холодный ветер севера принес черный снег: это пепел наших сожженных родичей запятнал белое покрывало зимы. На Севере – враг, и на Востоке ныне тоже, на Юге – лишь жалкая горстка беглецов, а с Запада помощь не придет. Черный прилив затопил землю, огненный ветер сжег рассвет, и не сдержать их стенам крепостей, и мечи наши бессильны. Гордые королевства востока, коими мы должны были править в силе и славе, рассыпались прахом. Лишь два пути есть у нас: погибнуть в бою или бежать на юг, пытаясь укрыться – но разве укроешься от Черного Врага Мира? Да и нет доблести в том, чтобы бесплодно угасать в южных дебрях. И потому я выбираю бой.

Сын мой, Финдекано! Не стой у меня на пути! Тебе не отговорить меня, а силой удержать себя я не позволю. Уходи, если не желаешь скакать со мной, и укрепляй стены в тщетной попытке сохранить то, что осталось.

Отец мой, Финвэ! За местью пришел я в Эндорэ, и ныне увидишь ты на гобеленах Вайрэ, как она свершится. Быть может, эрухину и не одолеть Айну, но я нанесу убийце твоему такие раны, что он запомнит меня навеки!

Брат мой, Феанаро! Дал я слово следовать за тобой всегда, и я держу его и поныне! Некогда мчался ты к Ангбанду, желая отомстить за отца и вернуть сокровища, и в пути настигла тебя смерть. Ныне я снова иду по твоим стопам.

Враг мой, Моринготто! Проклинаю тебя за убийство отца и брата, за погибший Свет, за оскверненную землю, за гибель моих родичей и моего народа! Я иду к тебе за местью. Содрогнись на своем подземном троне, ибо одному лишь тебе из всех Валар ведом страх! Слышишь гром копыт моего коня, Моринготто?

Я иду.

@темы: Первая Эпоха, Нолдор: Второй дом

---

[julia_monday]

Зарисовка про Эола

Он всегда был слишком слабым. Нет, не телом, телом он пошел в родичей матери – проклятых голодрим – но слаб духом. Его мать слишком любила его и обманывалась – в нем она узнавала отца и брата, думая, что высокий рост и сила означают волю и терпение, но я всегда видел правду. Ребенком он хныкал и ныл, занозив палец, юношей всеми силами старался избегать жара кузнечного огня. Но заниматься ремеслом ему нравилось – и он изобрел для себя защитную одежду, чтобы ни одна капелька раскаленного металла не испортила его белую кожу. Но он не подумал о том, что привычка защищает лучше и ткани, и стали. Стоит ему лишиться этой искусственной защиты, оказаться нагим против пламени и железа – и он будет ни на что не годен.

А вот ума и хитрости ему было не занимать. Он быстро выведал все секреты гномов, хотя те неохотно делятся ими с чужаками. А я открыл ему все свои секреты – ведь он мой сын и наследник.

Единственный сын, и останется единственным. Ибо пора любви у нас с его матерью давно миновала, а для рождения ребенка нужно желание обоих родителей. Но Белая Дева не хотела больше иметь дела с Темным Эльфом, хотя некогда сочеталась с ним браком по доброй воле. Что ж… Она родила мне сына, и этого было довольно.

Но она и отняла моего сына – своими рассказами о Тайном Городе. Они обманули моих верных слуг и бежали – к ее родичам. Я погнался за ними. К жене я давно охладел – но сын, единственный мой наследник, должен был остаться со мной.

Я догнал их и нашел путь в Потаенный Город. Я потребовал у его короля то, что мне принадлежало – мою свободу и моего сына, но он отказал мне. Что еще можно было ожидать от захватчика чужой земли?

Я знал, что сын мой слишком слаб, дабы сделать правильный выбор. И я выбрал за него.

Но тут вновь вмешалась она – с теми же безрассудством и отвагой, с какими некогда шла к моему тайному жилищу. Она спасла сына, но погубила себя.

В темнице я вспомнил об отраве на лезвии – но не стал ничего говорить. Надменный король отнял у меня сына – я отниму у него сестру. Жизнь за жизнь.

Когда меня вели на край скалы – я видел на его лице облегчение, будто он избавлялся от злой докуки. И тогда я бросил в это лицо проклятие – и стало оно маской страха. И в прозрении близкой смерти узрел я, что станет он причиной гибели города и его короля, и так отомстит за меня. И я рассмеялся.

Я ни о чем не жалел, когда шагнул с края скалы. Я отправился в Чертоги Мертвых.

Скоро он придет ко мне.

@темы: Первая Эпоха, Тэлэри

---

[julia_monday]

Стук клавиш

Оксфордский профессор лингвистики и филологии Джон Рональд Руэл Толкин надежно уединился в гараже, где у него был оборудован кабинет, и вдохновенно покрывал оборотную страницу экзаменационной студенческой работы не слишком разборчивыми каракулями. Только сегодня днем к нему невесть откуда пришла фраза "В норе жил да был хоббит" и теперь ему не уснуть. В углу уже хранилась кипа листов со странными сказками о фэйри и драконах, но эти "хоббиты", кажется, совсем не были с ними связаны. Хотя... дракон уж точно здесь будет! А может, и еще кое-кто.

Внезапно профессор услышал перед собой громкие хлопки. Если бы он не был уверен, что в гараже он один-одинешенек, то сказал бы, что это были хлопки в ладоши. Толкин мотнул головой, отгоняя звук, но он не прекращался. Наконец, профессор поднял голову...

И тут же пообещал себе больше никогда не пить на дружеских пирушках ничего, кроме чистой воды. Потому что вчера как раз была такая пирушка, и, похоже, этот смутный контур головы, плеч и рук, маячащий перед ним - не более, чем галлюцинация от излишне выпитого. Или нет? Но тут призрак заговорил:

- Браво, Профессор! Продолжайте в том же духе и вас ждет невиданный успех!

Отбросив стальное перо, профессор потянулся пальцами ко лбу, чтобы перекреститься, но на полдороге остановился. На дворе двадцатый век, а не четырнадцатый, а он - человек с университетским образованием, а не суеверный крестьянин. Профессор был добрым католиком, но в чертей, являющихся соблазнять оксфордских донов, не верил. Может, это новое изобретение? Эти ученые чуть не каждый день что-то придумывают...

- Добрый вечер, мистер... э-э-э, не имею чести знать вашего имени...
читать дальше
Призрак махнул рукой.

- Мое имя вам ничего не скажет, хотя оно широко известно в узких кругах, - он ухмыльнулся. - И я вообще-то не мистер, а мисс.

- Да? - Джон Рональд пригляделся. Пожалуй, и верно, женщина. - Вы что-то говорили про успех?

Верно, - женщина кивнула. - Сейчас вы написали фразу, которая принесет вам всемирную славу и кучу денег.

- Правда? - недоверчиво переспросил Толкин. Свое будущее он всегда связывал с филологией, а писательство - чепуха, способ интересно провести время. Неужели кто-то издаст его книги, и их будут читать?

- Не сомневайтесь, Профессор! Вы будете популярны, как ни один писатель до вас! Вас будут читать, переводить на множество языков, снимут фильмы. Ваших героев будут рисовать, писать о них песни и рассказы...

- Гм, рассказы? - Толкин недовольно нахмурился. Против рисунков и песен он ничего не имел, но мысль о прозаическом продолжении его опусов его почему-то беспокоила.

- Да, рассказы. Их будут называть "фанфики". Знаете, - тут женщина застенчиво улыбнулась, - я сама написала много фанфиков. Хотите, почитаю? - она извлекла откуда-то пачку листов...

К концу рассказа профессор сидел красный как вареный рак. Он не считал себя ханжой и думал, что достаточно знает о физической стороне любви, но содержание "фанфика" "Ночи Ангбанда" повергло его в глубокий шок. Описание содомитской любви Манвэ и Мелькора - это достойно пера только...

- Ну как? - самодовольно спросила застывшего Толкина призрачная собеседница. - У меня еще много про них есть - это мой любимый пейринг! Но я еще и про Арагорна с Леголасом пишу, и про Фингона с Маэдросом - ну признайтесь же, что вы закладывали именно такой смысл, когда писали об их любви друг к другу? - и она подмигнула профессору. Он больше не сомневался и, выпалив: "Vade retro, Satanas", размашисто перекрестился. Призрак обиженно проговорил:

- Ну во-о-от, я думала, вам понравится... - и тут же растаял в воздухе.

Долгое время Толкин даже не подходил к гаражу-кабинету. Писать хотелось нечеловечески, но стоило только вспомнить о картинах из "фанфика", которые он не мог стереть из памяти, несмотря на все усилия, и его тянуло плеваться, если не сделать кое-что похуже. Кипу записей "Утраченных сказаний" он в ту же ночь сжег во дворе. Лучше вечное забвение, чем это...

"Однако", - размышлял он через месяц, открывая все же дверь гаража, - "может, я что-то неправильно написал, что читатели все это так восприняли? Слишком много неженатых героев-мужчин... А если написать другое - о закрытой школе магии, например? Пусть в ней учатся и мальчики, и девочки, пусть главный герой влюбляется в них, а они - в него, пусть там не будет одиноких героев..." Толкин взял в руку стальное перо.

"Мальчик-который-выжил", - вывел он на чистой странице календаря-ежедневника.

Профессор углубился в любимое занятие...

... И не слышал призрачного стука миллионов пальцев по миллионам клавиш...

@темы: Стеб или глум

---

[julia_monday]

Сказка о том, как Три Народа перешли через горы



- Что там, впереди, закрывает свет ясных звезд?

- Там нечто странное, о вождь наш Ингве! С неба спустились черные тучи, и стали твердыми они, как камень, и заслонили свет звезд, и преградили нам путь!

- Что же нам делать? Быть может, останемся здесь?

- Нет, мы желаем идти в Валинор, к свету Дерев, о котором нам рассказал ты!

- Тогда попросим помощи у Белого Всадника!

- Но Белого Всадника нет здесь, уехал он разведывать путь!

- Тогда споем мы свои чародейные песни, и помогут они нам пройти через тучи!

И запели дивные ваниар чародейные песни, и столь сильны были чары, что камни расступились пред ними, и прошли они через горы.



- Что там впереди, закрывает свет ясных звезд?

- Там что-то странное, о вождь наш Финве! Из земли выросли камни, и стали они большими как тучи, и заслонили свет звезд, и преградили нам путь!

- "Горы" отныне будут зваться они. Но что же нам делать? Быть может, останемся здесь?

- Нет, мы желаем идти в Валинор, к свету Дерев, о котором нам рассказал ты!

- Тогда попросим помощи у Белого Всадника!

- Но Белого Всадника нет здесь, уехал он разведывать путь!

- Тогда возьмем мы свои инструменты, и вырубим лестницы в камне, и так перейдем через горы!

И взяли искусные нолдор свои инструменты, и вырубили лестницы в скалах, и так перешли через горы.



- Что там впереди, закрывает свет ясных звезд?

- Там что-то странное, о вождь наш Эльве! Чудище вышло из-под земли, и застыло навеки, и заслонило свет звезд, и преградило нам путь!

-Но что же нам делать? Быть может, останемся здесь?

- Нет, мы желаем идти в Валинор, к свету Дерев, о котором нам рассказал ты!

- Тогда попросим помощи у Белого Всадника!

- Но Белого Всадника нет здесь, уехал он разведывать путь!

- Нет у нас ни чародейных песен, ни инструментов, как у родичей наших. Останемся здесь мы, пока камень вода не проточит.

И остались здесь тэлери на время, и нескоро пришли они к брегу, откуда путь в Валинор открывался...

@темы: Ваниар, Предначальная Эпоха, Нолдор, Тэлэри

---

Падение Маэглина

[Гэллиан]

Это последний кусок из пока отыгранного, поэтому следующие части будут появляться с куда большей периодичностью. Но, если кому-то интересно продолжение, авторы будут рады, если вы оставите здесь свои пожелания. Это очень вдохновляет

Часть пятая

Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

От воды поднимался пар, приятно щекоча разгоряченные тело и лицо. Если бы Маэглину еще пару дней назад кто-то сказал, что в Железной Крепости можно принимать ванну, Владыка Дома Крота посмеялся б подобной шутке. Однако теперь, нежась в горячей, приправленной какими-то целебными маслами бадье, ему было не до смеха. Лугморн в точности выполнил приказание своего Владыки. Ломион почти не помнил, что с ним было после осанвэ (брррр, страшно подумать!) с Морготом, но очнулся он у целителей-людей, по своему внешнему виду похожих на восточников. Они долго и тщательно промывали раны и ушибы эльфа какими-то снадобьями, пока те почти что полностью не затянулись, а его самого поили горьким настоем на полынной траве. Маэглину настой не нравился, но от него его то и дело клонило в сон, так что помешать знахарям делать свое дело он все равно не мог. А потом к нему в комнату (после камеры кажущуюся почти уютной) заявился улыбающийся Лугморн с парочкой слуг-северян и пригласил "прекрасного гостя" совершить омовение.
Гордо отказаться Маэглин не решился и теперь нежился в огромной дубовой кадке, куда могло поместиться двое таких как он. Однако особого удовольствия смывая с себя грязь, нолдо не испытывал. И причиной тому был тот же Лугморн. Оборотень, совершенно не стесняясь, отослал всех прислужников и сам подливал воду и благовония в бадью. Когда Маэглин, уже усаженный в кадку, понял, что вражий прихвостень собирается остаться с ним один на один, он холодно попросил того за дверь, но артаир только расхохотался, сощурив змеиные глаза, лучащиеся весельем. Он не мог больше применять к эльфу физических пыток, но наслаждаться видом униженного и раздосадованного Лорда Гондолина позволял себе вовсю.
И хотя формально теперь они стали союзниками, Маэглина по-прежнему мутило от одного вида каукарэльда. И тому это, похоже, нравилось. Поэтому, чтобы не видеть ненавистное ухмыляющееся лицо, Лорд Дома Крота почти по самую переносицу погрузился в воду и принялся думать о приятном - о возвращении. Неужели скоро, совсем скоро он выберется из этой поганой крепости и снова окажется в Гондолине. Увидит его фонтаны, белые стены, сады, парки и самое главное - Идриль. Конечно, она не ждет его, но это не важно. Зато теперь у него появится шанс. Пусть призрачный, еле уловимый, но он его не упустит. Он выберется из этого кошмара, и она будет рядом. Пусть пока она сама этого не знает, но теперь она принадлежит ему. Больше никакие стены, никакие законы, никакие знамения не смогут их разделить. Он разрушит все, что ему мешает, и ее рука будет в его руке. Он наконец-то обретет то, чего так долго желал. Наконец-то вдохнет аромат ее волос и сожмет в объятиях ее гибкий стан. Больше не будет стыдливого страха от собственных желаний. Не будет недомолвок и встреч урывками. Он станет владыкой этого Города, а она - его Королевой. И тогда он возьмет то, что пристало Королю...
Резкий рывок за подбородок вырвал Владыку Дома Крота из радужных грез, а по ушам ударил жестокий хохот. Лугморн вздернул нолдо над кадкой и притянул к себе, продолжая хохотать.
- Так вот каковы изнутри благостные эльдар, когда думают о женщинах! - Отсмеявшись, довольно произнес артаир, буквально прильнув к своему мокрому собеседнику. Ошарашенный Маэглин не сразу сообразил, как выглядит, но вырваться из стальной хватки оборотня в первый момент не смог, а неудачные попытки освободиться теперь стали бы еще более жалкими, так что приходилось лишь ненавидяще смотреть в сузившиеся вертикальные зрачки и молчать. - Знаешь... - Задумчиво прошептал вампир в самое ухо Ломиону. - Таким ты мне даже больше нравишься. Жаль, что ты не ответишь мне взаимностью, ну да ничего. - Острый ноготь оборотня почти нежно провел вдоль тонкого шрама на щеке нолдо. - Я буду достаточно утешен, зная, что ты обрел счастье в объятиях дочери Тургона. - Лугморн так же резко и неожиданно толкнул пленника обратно, Маэглин не удержал равновесия и, расплескав вокруг себя воду, с размаху плюхнулся в кадку. - А теперь вытрись. - Рядом упало полотенце и властный голос оборотня добавил откуда-то из дверного проема. - Через час тебя хочет видеть Владыка. Не разочаруй его и приведи себя в более... подобающий правителю вид. - И комендант, тихо посмеиваясь, вышел.
Лорд Дома Крота, снедаемый стыдом и бессильной злобой, уронил пунцовое лицо в колени и вновь погрузился в почти холодную воду.

***

Пленника - или уже слугу и союзника? - Мелькор усмехнулся, подумав об этом - вновь ввели в тронный зал Ангбанда. Приказы Повелителя Тьмы выполнили в точности - эльф был отмыт от крови и грязи и казался вполне здоровым. Ему вернули его же одежду - правда, слегка порванную. Впрочем, это не страшно - после скитаний в горах едва ли можно выглядеть как после посещения королевского дворца. Он больше не был связан, но орки держались поблизости, готовые схватить его при малейшей попытке к бегству или сопротивлению. Лицо Маэглина было мрачным, но решительным. Возможно, он раздумывает о том, как сбросит чары сильнейшего из обитающих в Эа и будет снова жить в свободе и довольстве среди родичей?
Мелькор поманил эльфа к себе, мысленно приказав остальным стоять на месте. Маэглин покорно приблизился, опустив глаза.
Но это ему не помогло. При отсутствии аванирэ Мелькору вовсе не нужно было запугивать пленника взглядом, он вновь легко вошел в разум Маэглина. Итак... Все было по-прежнему - любовь и вожделение, ненависть, гордыня, жажда власти ... и самое главное - страх. Теперь Мелькор не искал знаний - он уже выпотрошил эльфа в прошлый раз, выпив его до дна. Мысли о возможности бегства и неподчинения и впрямь копошились в его ничтожном умишке - пускай. Мелькор знал, как действовать, чтобы эти мысли не превратились в поступки. Самое надежное - действовать через страх... Впрочем, эти эрухини такие глупые - есть у них чувства и посильнее... Например, любовь. Она может преодолеть страх. Но сейчас это и хорошо, что она сильнее... Если бы любовь Маэглина была чистым, цельным чувством, чуждым корысти или себялюбия - Владыка Тьмы бы ничего не смог сделать. Но любовь Маэглина была следствием Искажения - незаконной и извращенной, запятнанной вожделением, и потому Мелькору было нетрудно зацепить за нее свою "метку" - пятно истинной Тьмы. Теперь Маэглин не смог бы сокрыться от взора Владыки Арды, даже если бы он собрал все силы своей души. Он не сможет это сделать - пока не уничтожит в себе искаженную любовь. А это он делать не станет... да и не сможет. Во всяком случае, по собственной воле. А поскольку квэнди устроены так, что это глупое чувство они, однажды испытав, проносят сквозь свою длинную, почти бесконечную жизнь - то теперь Маэглину никогда не избавиться от Тьмы в себе ... и от подчинения ему, Мелькору. На всякий случай Мелькор оставил такую же метку и на страхе Маэглина - страхе перед болью и смертью, который тот испытал здесь, в Железной Темнице. Еще один якорь, еще одна зацепка... Готово. Пока Маэглин испытывает эти два чувства - свою искаженную любовь и страх перед Ангбандом - он не посмеет нарушить волю Владыки Тьмы. И выполнит все его приказы.
Мелькор вновь вернулся в Зримый Мир. Эльф, слабый Воплощенный, не смог устоять на ногах после мысленного соприкосновения с могучим Айну, и в бессилии полусидел на полу, тяжело дыша.
- Встань, - мысленно приказал ему Мелькор, испытывая свои чары.
Маэглин послушно поднялся, хотя это стоило ему немалого труда. Мелькор почуял исходящий от него страх - эльф понял, что не может противиться его прямому приказу.
- Итак, благородный Маэглин, будущий правитель города Гондолина, - Владыка Ангбанда заговорил вслух. - Прежде чем ты покинешь нас, я должен объяснить тебе кое-что. Как ты уже понял, теперь ты не сможешь противиться моим приказам. Сейчас ты в этом убедишься еще раз.
Мелькор обратился к Лугморну:
- Отдай ему кинжал.
Артаир быстро приблизился к эльфу, вытащив из-за пояса кинжал Маэглина и подал ему оружие рукоятью вперед. Маэглин принял клинок. Тут же у него в голове мелькнула мысль - ударить ненавистного оборотня, который так мучил и унижал его - но Мелькор быстро подавил это желание и вложил в разум эльфа другое - поднять кинжал к собственной шее и слегка надавить...
И этому приказу Маэглин не смог противиться, с ужасом чувствуя, что сейчас он может перерезать себе горло, если прикажет Владыка... Мелькор усмехнулся, с наслаждением смакуя его страх, и, наконец, приказал эльфу опустить руку.
- Теперь ты все понял? Ты сейчас полностью в моей власти - и сделаешь все, что я прикажу. Мой приказ достигнет твоего разума на любом расстоянии - не думай, что в Гондолине, ты освободишься от моей власти. Я буду видеть и слышать все, что видишь и слышишь ты. Далее. Аванирэ теперь недоступно тебе в полной мере - но ты можешь закрыться от любого разума, кроме моего. Советую тебе так и сделать, - на самом деле этот "совет" тоже был приказом - и Маэглин послушно исполнил его. Разум его взорвался страхом, и Мелькор вновь усмехнулся.
- Не бойся, - произнес он с издевательским утешением, - я не буду приказывать тебе постоянно - только в тех случаях, когда это нужно мне. В другое время ты будешь свободен. Теперь мои слуги проводят тебя туда же, где встретили. Какую сказку ты расскажешь своим сородичам - меня не волнует, думаю, ты достаточно умен, чтобы придумать нечто правдоподобное. Тебе дадут охранный знак, - Мелькор посмотрел в сторону Лугморна и тот поклонился, показывая, что он понял распоряжение, - и ты можешь показать его любому из моих слуг, чтобы тебя не тронули, когда начнется битва. Я выполняю свои обещания - и если ты не будешь столь глуп, что дашь себя убить - ты получишь и власть над Гондолином и свою Владычицу. Это все.

***

Ветер, холодный и гордый, вновь овевал лицо Владыки Дома Крота, но этот ветер не был послушен воле Короля Мира, Пресветлого Манвэ Сулимо. У него, как и у Маэглина, был свой хозяин. Так же, как у гор под его ногами и звезд над головой. Ломион глубоко вдохнул почти зажившими легкими, с наслаждением втягивая морозный воздух. Правда он был немного разочарован, что они вышли из Железной Темницы ночью, но что еще можно было ожидать от созданий Тьмы, к тому же ведомых мерзким каукарэльда. Да и сам он не Сын ли Сумерек, чтобы больше любить ночь, а не день.
Их небольшой отряд, состоящий из третьего коменданта, десятка орков и самого Маэглина, расположился на узком, выдающемся над Анфауглит уступе в нескольких сотнях шагов от одного из потайных выходов из крепости. Орки боязливо жались к стене горы, опасаясь ненароком свалиться с крутого склона, а оборотень и эльф, наоборот, стояли на самом краю друг против друга и глядя на молчаливую, замершую у ног долину. Когда-то полную жизни, а теперь искалеченную могучей волей, но оттого не менее впечатляющую.
Ветер развевал смоляные волосы невольных союзников, а звездный свет озарял одинаковую бледность их лиц.
- Дальше ты пойдешь без меня. - Тихий, шелестящий голос Лугморна легко перекрыл свист ветра. - Но не волнуйся, эти славные воины помогут тебе не сбиться с дороги. - Оборотень изогнул точеные губы в уже знакомой усмешке. - Вот, возьми.
На узкой ладони, с длинными и тонкими, но такими сильными пальцами лежала причудливая брошь. Серебряная змея с изумрудными глазами обвивалась вокруг сломанной белой лилии. Украшение было столь изящным, а качество его столь высоким, что казалось, будто каждая чешуйка на теле змеи переливается в лунном свете, а лепестки цветка трепещут от ветра. От столь прекрасной работы у Маэглина на мгновение перехватило дух и он даже забыл, что принимает ее из рук врага. Впрочем, змея была слишком похожа на своего владельца, чтоб забыть об этом надолго.
- Это мой личный герб. - С улыбкой глядя на завороженное лицо бывшего пленника, произнес Лугморн. - Его знает даже самый тупой орк в крепости, так что не бойся, тебя по нему легко узнают. А своим скажешь, что сам сделал его, мне будет приятно. - Артаир тихо рассмеялся.
Маэглин стиснул зубы, но промолчал и аккуратно спрятал брошь в одежде.
- Теперь я могу идти? - Ему не терпелось побыстрее убраться от этого змеиного взгляда, и он не мог скрыть своего желания, хотя и понимал, что только раззадоривает Лугморна.
- Нет. Осталось еще одно. - Оборотень улыбнулся шире, и Ломиону показалось, что его клыки стали больше. - Я хочу на прощание оставить тебе еще один свой подарок.
- Подарок? - Маэглин чувствовал подвох, но почему-то не мог пошевелиться. Два зеленых омута снова затягивали в себя, погружая с головой, но чья именно воля действует на него, Моргота или самого Лугморна, нолдо так и не понял.
- Да, подарок. - Каукарэльда был уже совсем рядом, его ледяная рука обвила шею Владыки Дома Крота, приподнимая его лицо. - Ты забудешь обо всем, что здесь было, чтобы никто из твоих сородичей не смог раскрыть тебя. Не навсегда, на время. Но этого достаточно, чтобы тебя не заподозрили. Я ведь не хочу, чтобы твой план сорвался. - Два омута были уже совсем близко от лица. Смотреть в них было невозможно, но не смотреть - немыслимо. - Мне будет немного обидно, что ты меня забудешь, но это ничего, зато я буду помнить тебя.
Вампир улыбнулся еще шире, уже не скрываясь обнажая клыки, и припал к незащищенному горлу Маэглина. Тот дернулся, но звезды почти сразу закружились перед глазами беснующейся метелью, а потом на них пала Тьма. Лорд Дома Крота обмяк в руках оборотня, невидящими глазами глядя в небо. Полуживые от страха орки, вжавшись в стену и не смея даже дышать, с благоговейным ужасом наблюдали за трапезой третьего коменданта.

Окружные горы, Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

Сквозь закрытые веки настойчиво пробивался солнечный свет. Он словно требовал чего-то важного, вытягивая со дна темного колодца, в котором неизвестно сколько по счету ударов сердца пребывало помутившееся сознание. Но свет был непреклонен, и Маэглин, наконец, приоткрыл глаза. Чтобы тут же застонать и закрыть их снова.
Что с ним случилось? В голове ужасный шум, все мутится и плывет перед глазами, а тела он почти не чувствует. Да что же такое? Он попытался сосредоточиться. Получилось не сразу, но он хотя бы понял, что лежит на чем-то влажном и твердом, да еще и впивающемся острыми гранями в руки и бока. При этом во рту явственно стоит привкус крови, а все тело ломит так, будто по нему проскакал табун диких лошадей.
Ломион полежал еще какое-то время, пытаясь понять, в каком состоянии находится его роа, поскольку состояние фэа явно оставляло желать намного лучшего. Похоже, у него все-таки ничего не сломано. Просто все мышцы затекли и ужасно ноют, а вот боль в голове имеет совсем другую природу. Но не перепил же он накануне, чтобы теперь было так паршиво? Да и потом, что это за странный гул постоянно отдается в ушах? Река???
Лорд Дома Крота очень медленно и аккуратно открыл глаза. Да, река. Всего в пяти шагах от него по камням с грохотом перекатывается поток. А вот почему он в такой неудобной позе? Да еще и руки вывернуты за спину. Почему он не может пошевелиться? Что-то мешает, но что? Может быть, он запутался в одежде... или... Веревки!?!
Воспоминание обожгло жаркой волной. Орки!!! Проклятые урук поймали его и потащили в плен! Он пытался вырваться, но у него не было сил. Стрела... отравленная... он залез на плато, а потом... потом его, кажется, несли... узкая горная тропа... орочья ругань... острые камни и пропасть у самого лица... Великие Валар! Эру Создатель!!! Неужели эти твари решили, что он разбился и не стали лезть за ним!?! Хотя воистину, чего еще ожидать от этих трусов...
Так, спокойно. Теперь главное без глупостей. Если они и правда ушли, то он найдет способ освободиться. Главное, не привлечь нежелательного внимания. Ох, ну что теперь, еще и какая-то пелена перед глазами, да что ж такое? Слезы?... Ладно, не важно. Все не важно, главное выпутаться из веревок. Ага, вот и острый камень, отлично. Ммммм.... запястье теперь придется вправлять, но уж что ж поделаешь. Так, теперь другая рука... Уфффф.... как же хо... как же все болит.... ну хотя бы ползти мы можем... вода...
Маэглин окунул голову в реку и жадно пил, пока от ледяной воды не начало сводить челюсть. Мокрые волосы прилипли к лицу и шее, но в голове слегка прояснилось. Осторожно сев и массируя поврежденное запястье, Лорд Дома Крота, наконец, поднял лицо и увидел, откуда же он упал.
Гкхм... не удивительно, что они решили, что я разбился насмерть. Странно, что это вообще не так. Эта мысль вызвала беззвучный нервный смешок, скоро перешедший в не менее нервный хохот, так что Ломиону пришлось прикусить перчатку, чтоб его не услышали. Наконец, хоть немного успокоившись, он, пошатываясь поднялся. Мда, с координацией были изрядные проблемы, но ноги все же держали. Но теперь перед Сыном Сумерек вставала еще одна почти что неразрешимая задача - как в таком состоянии подняться по почти что отвесному уступу. Лорд Дома Крота немного побродил вокруг, то и дело спотыкаясь и упираясь рукой в каменный скат, но из всех его успехов оказался лишь найденный кинжал. Странно, что они не забрали его с собой. Может, он выпал у одного из этих выродков, когда они пытались остановить мое падение? Ладно, сейчас он куда более кстати. Маэглин сунул кинжал за пояс, надо было что-то решать. Нет, залезть наверх он точно не сможет. Остается только идти вниз по течению и молиться, чтобы каменистая насыпь не превратилась в стену, иначе его смоет река. Чтож, так и сделаем.

***

Уже в сумерках Лорд Дома Крота, окончательно измученный и обессилевший, в порванной и кое-где окровавленной одежде добрался до своей тайной кузницы. Там, через несколько дней его нашли Стражи Долины, посланные Владыкой на его поиски. Маэглин был крайне бледен, еще более замкнут, а, когда стражи вошли в кузницу, без остановки ковал как сумасшедший. Весь путь до Города он молчал, ограничившись лишь тем, что отвечать будет перед Королем. Впрочем, видя его состояние нолдор и сами не спешили его ни о чем расспрашивать. Весть же о его возвращении облетела весь город в считанные минуты. Эльфы всех Домов выбегали на улицы, чтобы самим увидеть королевского племянника и убедиться, что он и правда жив. У многих из них отлегло от сердца, ведь с момента его ухода над Городом словно лежала тень. Они улыбались и махали ему рукой, но Маэглин с трудом узнавал знакомые лица. Пока не увидел в толпе одно единственное, нежное и прекрасное лицо.

"Маэглин вернулся!" - эта весть быстро облетела город, и не последними услышали ее в доме Туора.
- Я пойду его встречать! - крикнула мужу Идриль, у которой будто камень свалился с души.
- Но я не думаю, что он сейчас будет рад видеть меня, - ответил тот. - Думаю, я подойду к нему позже... попрошу прощения за рану.
- Хорошо! - крикнула Идриль уже от дверей. Ей не терпелось увидеть брата. Теперь все будет по-иному! Она не будет отталкивать его холодностью и страхом, она согреет его своим теплом и он станет совсем другим... Быть может, и эта искаженная любовь покинет его, и он станет ей просто другом и братом...
Идриль бежала по белым улицам - легконогая, быстрая как ветер. Толпа, собравшаяся у ворот, расступилась перед королевной...

Словно солнечный луч возник перед Маэглином, прекрасный и теплый, озаряющий все вокруг себя, смывающий усталость с души и тела. Он знал его, столько раз тянулся к нему в безнадежной попытке получить толику этого тепла. Он помнил, что рвался к этому свету из глубин тьмы, куда чуть не канул в своем отчаянном падении, но... Сейчас он слишком устал.
Толпа расступилась, образовав вокруг дочери Короля и ее братом свободное пространство, но Ломион не заметил этого. Он, не поднимая головы, подошел к Идрили и молча опустился перед ней на одно колено, глядя на мостовую у ее ног.
На нем был плащ с чужого плеча, рваная одежда, а на лице многочисленные ссадины. Перебинтована кисть левой руки, запавшие глаза. Сейчас Владыка Дома Крота был настолько похож на своего отца, что Идриль невольно вздрогнула. И больше всего был похож лихорадочный блеск в глазах, хоть и приглушенный опущенными ресницами.
Он очень утомлен и, похоже, ранен... И сейчас так похож на отца, особенно взгляд - страстный, с лихорадочным блеском... Идриль даже вздрогнула от неожиданности - никогда она не видела Маэглина таким.
- Как я рада... Но... зачем ты?.. Ты ранен, встань, пожалуйста, пойдем, тебе нужно отдохнуть, я позову целителя... - От радостного волнения она говорила обрывками фраз, не так как привыкла - плавно и красиво.
Идриль наклонилась к Маэглину, взяла его за руку, потянула вверх... И чуть не вскрикнула - рука у него была еще холоднее обычного. Но усилием воли королевна даже не подала виду, что ее это напугало - она продолжала ласково улыбаться, глядя прямо в яркие черные глаза.
Маэглин, пошатнувшись, поднялся, но устоял. Впрочем, упасть бы ему все равно не дали стоявшие рядом воины, готовые подхватить строптивого Лорда, всю дорогу отказывавшегося от их помощи.
- Я... прости меня. - Голос у него стал хриплым и немного надтреснутым. Так бывает, когда много времени проводишь в горах. Ломион, кажется, хотел сказать еще что-то, но осекся и замолчал.
- Прости и ты меня, Маэглин. О, как я рада, что с тобой не случилось... - Идриль не стала говорить, что именно могло случиться, боясь вновь обидеть брата. Она снова взяла его за руку. - Пойдем же, тебе надо отдохнуть. Ты ранен?
Он позволил ей увлечь себя за собой. Толпа расступалась перед ними, радуясь столь мирному воссоединению.
"Она... просит прощения... за что?.. Какая теплая у нее улыбка, раньше она так не улыбалась... мне..." Мысли все еще путались, но надо было отвечать. Маэглин облизал пересохшие губы, с того момента, как он очнулся у реки, ему постоянно хотелось пить. Видимо, это было следствие яда.
- Да... нет... не совсем. Я вывихнул запястье. Это не важно. Я... рад, что вернулся, и что ты... - Он прикусил губу. - Владыка наверно гневается... Надеюсь, с Туором все в порядке? Я не должен был уходить...
- С Туором все хорошо, и он очень жалеет, что ранил тебя, - ответила Идриль слегка удивленно - раньше Маэглин всегда произносил имя ее мужа с презрением и насмешкой, хотя и хорошо замаскированными, а сейчас он, казалось, искренне волновался. - Отец... да, не буду скрывать, он гневался - но и очень беспокоился за тебя. Мы все очень, очень рады, что ты вернулся, - говорила она, увлекая Маэглина вперед, к его дому.
Лорд Дома Крота не особенно следил, куда именно они идут. В общем-то ему было все равно, главное, что тут до него не могли добраться прихвостни Моргота. А еще рядом была Идриль...
- Тогда мне лучше сразу пойти к Владыке. - Маэглин выдавил из себя улыбку. - Ему ведь нужно решить, что делать со мной теперь.
- Нет, нет! Зачем прямо сейчас? Ты устал, тебе больно. Мой отец - не Моринготто, чтобы мучить тебя вопросами в таком состоянии. Главное, что ты вернулся. Когда отдохнешь, тогда он позовет тебя.
При звуке этого имени Ломион невольно вздрогнул и остановился.
- Не... - Он взял себя в руки. - Нет, лучше уж я скажу ему все сразу, чем ждать и терзаться неизвестностью. Он волен покарать меня так, как считает нужным, но я должен сообщить то, что видел. Это касается безопасности всего Гондолина, так что идем. - И Маэглин сам потянул Идриль за руку, увлекая ее к королевскому дворцу. Он дышал тяжело и немного сбивчиво, но в глазах зажглась та самая решимость, что когда-то давно привела Сына Сумерек в Гондолин.
- Хорошо, - раз уж ее брат так взволнован - вряд ли он сможет спокойно оставаться в постели, может быть, и лучше, если все прояснится сразу. Идриль постаралась успокоить Маэглина:
- Отец не будет наказывать тебя - ведь ничего плохого не случилось, верно?
Конечно, ничего плохого не могло случиться - если бы Маэглина схватили - Моргот не отпустил бы его на свободу. Он говорил об опасности для Гондолина - ох, неужели ее дурные предчувствия сбудутся? Она так надеялась, что это лишь пустые страхи... Зря, зря отец тогда не послушал Владыку Ульмо...
Они были уже почти у ступеней парадного крыльца. На висках Маэглина выступили бисерины пота, но он продолжал идти, все ускоряя шаг.
- Случилось. Я нарушил его волю. Я уже давно ее нарушал. Я уходил и приходил, когда мне захочется, но теперь это больше продолжаться не может. Орки шныряют у самых наших границ и... - Он, не договорив, закашлялся.
- И что??? - На вершине лестницы стоял Тургон, сверху вниз глядя на приближающуюся пару. Казалось, лицо Короля застыло, как посмертная гномья маска.

- Отец! - Идриль видела, как он взволнован, давно уже у него не было такого лица... разве что после возвращения с Нирнаэт. Она хотела кинуться к Тургону, но для этого пришлось бы бросить Маэглина - нет, не надо, это может его ранить, а сейчас ему нужны все силы и вся ее поддержка.
Маэглин поднял еще больше побледневшее лицо на Короля и хотел было ответить, но Тургон не позволил сыну сестры заговорить. Стремительно сбежав с лестницы, Владыка Гондолина коротко обнял племянника за плечи, а потом увлек за собой в свои покои.
Оказавшись там, он усадил Маэглина и Идриль в кресла, вручил Ломиону кубок с вином и, сев напротив, приказал:
- Вот теперь расскажи все, что случилось с того момента, как ты покинул Дворы Мечей.
Лорд Дома Крота глубоко вздохнул, отхлебнул из кубка и, собираясь с мыслями, потер переносицу.
- Да, мой Король. Я… поступил глупо, необдуманно и жестоко. – Маэглин криво усмехнулся. – Не думал, что когда-либо скажу это, но смертный был прав. Я просто потерял голову. Мысль о том, что ты назначил его проверять мою работу, просто меня взбесила. Конечно, я не должен был предлагать ему поединок. Это ребячество – так тешить пострадавшее самолюбие, но я не мог с собой совладать. – Маэглин опустил глаза, понимая, что Идрили слышать его исповедь крайне неприятно. – Прости меня, сестра и госпожа моя. Мне очень жаль, что я подверг твоего супруга опасности из-за глупой гордости, ведь его вины и вовсе не было в этом. И я еще более виноват, что вместо того, чтобы ответить за свой поступок, сбежал из города, как будто сумасбродный мальчишка. Но… я просто боялся, что могу причинить кому-либо вред. Особенно Туору, если вдруг он захотел бы поговорить со мной. Я… я был слишком зол и обижен. – Ломион немного поболтал вино в кубке и снова выпил. – В первую очередь на самого себя. Я не хотел никого видеть, поэтому попросил Салганта скрыть мой уход. Несчастный менестрель, его дружба сделала его заложником моего безрассудства и необузданности. – Маэглин снова вздохнул. - Но, так или иначе, я собрался и ушел к границе Окружных Гор. Я хотел поработать в кузнице, отвлечься от всего происшедшего, подумать, что теперь делать дальше… Но я так увлекся своими мыслями, что не сразу заметил орочью шайку, рыщущую неподалеку. Они бродили у самого перевала, почти найдя проход в долину. Признаться, я даже обрадовался увидев их. Теперь мне было на ком выместить гнев. Так что я, не раздумывая, напал на них. Двоих или троих я убил, но они оказались достаточно опытны, так что я угодил в ловушку. – Сын Арэдэли перевел дух, глядя в наполовину опустошенный кубок. Тургон молчал, ожидая продолжения. Лицо Короля не выражало никаких чувств, но Идриль видела, что отцу больно и горько слышать этот рассказ. Маэглин вновь собрался с мыслями, снова отхлебнул и продолжил. – Они схватили меня. Я был ранен отравленной стрелой и парализован. Пытался сбежать, но не получилось. Очнулся я уже по пути на север. Меня несли связанного по рукам и ногам. В голове все путалось, но я понял, что мы поднимаемся по отвесной тропе через перевал. Подо мной была пропасть, и я… скинулся вниз. Я надеялся разбиться, чтобы не попасть… к нему. Но, похоже Намо был милостив ко мне больше, чем я того заслуживаю. Я пришел в себя на дне ущелья на берегу реки. Не знаю, сколько пролежало там мое тело, пока фэа блуждала где-то иными тропами. Урук, судя по всему, решили, что я погиб и не полезли за мной. По крайней мере, их следов я больше не видел. Я кое-как смог освободиться и добраться до своего тайного убежища. Там меня и нашли Стражи. – Ломион поднял на Тургона до того опущенное лицо. – Но, мой Король, теперь он наверняка знает, что Тайный Город в долине Тумладен! Орки ушли и донесли ему о путях, которыми прошли!!! – В хриплом голосе Маэглина послышалось отчаяние. – И это моя вина! Если бы я не повел себя опрометчиво, если бы не был столь самонадеян и горд, они бы ничего не узнали! – Племянник Короля отбросил кубок и почти упал на колени перед своим Владыкой, не смея поднять на него глаза. – Суди меня, брат моей матери, прошу тебя! Я виновен перед тобой и этим городом. Перед всем его народом! Я… - Ломион с трудом сдерживал слезы на дрожащих ресницах. – не заслуживаю прощения…
В повисшей тягостной тишине было слышно, как внизу на площади бьют фонтаны. Тургон сидел так же неподвижно, тяжело опершись подбородком на подставленную ладонь. Глаза Короля были прикрыты, и какие картины видел сын Нолофинвэ под опущенными веками, оставалось только гадать.

Вот оно! Идриль задохнулась от страха, стараясь не показать его - и ей стоило всех сил сохранить лицо спокойным. Вот оно, дурное предчувствие, что терзало ее, указывая на Маэглина, как на причину страшной беды, коей суждено постичь Гондолин. Но… он сам не так уж виноват… или виноват? Нет, она дала себе слово не отталкивать Маэглина, если… если только он не сотворит зло намеренно. Здесь он не так уж виноват… безрассудство, гнев, обида… но настоящего зла в нем не было. И он так сожалеет! Он не виноват… Идриль не хотела говорить первой, ожидая, что скажет отец.
Маэглин замолчал, обессиленно опустив голову и руки и ожидая слов Тургона, а Владыка Белого Города все также сидел, молча обдумывая случившееся. Но, наконец, тяжелые веки поднялись и пронзительный, словно ветра Хэлкараксэ взгляд впился в склоненную голову Ломиона.
- Что ж. - Слова Короля падали медленно и неотвратимо. - Раз ты отдаешь себя на мой суд, сын моей сестры, да будет так. Я судил. - Маэглин чуть заметно дернулся, но головы не поднял. - Ты виновен в вызове на поединок Лорда Туора, супруга твоей сестры Идрили. В том, что поднял оружие на родича и спровоцировал его поднять оружие на тебя. Ты виновен в том, что подстрекал Лорда Дома Золотой Арфы покрывать твои замыслы и утаить их от Короля на его Суде. Ты виновен в том, что нарушил закон этого Города и покинул его пределы. И ты виновен в том, что соглядатаи Врага узнали о тайных тропах, что ведут в Гондолин. - Тургон замолчал, выдерживая паузу, а потом неожиданно встал с кресла и опустился на пол рядом с племянников, обняв того за плечи и положив растрепанную голову себе на плечо. - Да, ты виновен во всем этом, а более всего в том, что не пришел ко мне и не рассказал об истинных причинах, что так долго терзали твое сердце. Что скрыл от меня правду, заставив думать, что в моей семье царят мир и понимание. Но и я виновен в этом не меньше. Я виновен в том, что закрыв свое сердце от чужих страданий, предпочел не видеть их и не замечать. И мое незнание и нежелание видеть их привело к такому исходу. И теперь мы оба должны понести расплату. Отныне, сын любимой сестры моей, ты больше не сможешь покидать пределы этого города, даже ради столь любимой тобой добычи руд. С этого дня я повелю перенести все твои инструменты, материал и работы в Дом Мечей, а твоя кузня будет заброшена. Также я отстраняю тебя от участия в Совете Гондолина до тех пор, пока ты не оправишься от пережитого в плену страха и не сможешь вновь исполнять обязанности советника и военачальника. На это время твое место в совете займет Туор, однако он не будет больше проверять работ твоих оружейников. - Тургон аккуратно поднял голову уткнувшегося ему в плечо Маэглина. - Ты поступил глупо, безрассудно и необдуманно. Но и мужественно, пытаясь пожертвовать собой ради нашего народа. И потому, - Король ласково улыбнулся и погладил Ломиона по волосам. - я прощаю тебя, Маэглин. Ибо не хочу, чтобы в этом городе более лилась кровь, а, тем более, кровь родичей. Но и в ответ я хочу, чтобы ты кое-что пообещал мне сейчас. Дай слово мне и Идрили, что больше между вами не встанет тени. Что ты смиришь в себе чувства, которые носишь в своем сердце, и будешь ей добрым братом, а мужу ее Туору другом и соратником. Иначе же, недолго останется Дому Финвэ пребывать среди живых Арды.
Сын Арэдэли, уже не скрывая своих слез, через силу улыбнулся.
- Твой суд... как всегда... справедлив... Владыка. - Он сглотнул и, утерев лицо, обернулся к Келебриндали. - Я даю слово, что между нами больше не будет тени, сестра моя. Прости за все неприятности, что я тебе причинил. Я... больше не потревожу твой покой и покой твоего дома. Примешь ли ты это обещание? - Лорд Дома Крота протянул Идрили бледную исхудавшую ладонь.
- Конечно, о брат мой! - Идриль крепко сжала протянутую ладонь обеими руками - какая она холодная! Но она согреет ее своим теплом, она больше не будет сторониться Маэглина. Ей показалось, что рука Ломиона, и правда, стала немного теплее. Тогда она отпустила ее - но только для того, чтобы обхватить руками лицо брата и легко поцеловать его в лоб.
- Да не будет отныне между нами никаких обид, Ломион! - сказала она. - Лишь один брат у меня в Гондолине - и тем более он драгоценен, что другого нет и не будет здесь. И для меня, и для мужа моего ты будешь отныне любимым родичем! Туор всегда признавал твое превосходство, брат мой, и готов протянуть тебе руку дружбы - навеки! Мы знаем, что ты всегда будешь нам другом!
Идрили показалось, что при этих словах в глазах Маэглина мелькнула тень ужаса и тьмы, но она быстро ушла - наверное, ей просто показалось.
- Спасибо... сестра... - Едва слышно прошептал Маэглин, стараясь не потерять сознания. Близость Келебриндали внезапно вызвала во всем теле такую слабость, что он едва не упал, несмотря на то, что и так полусидел на полу. Но тут его и Идриль заключил в объятия Тургон, прижав дочь и племянника к груди.
- Я рад, что теперь все недомолвки и недопонимания позади, дети мои. - Король был крайне рад тому, что двое столь дорогих его сердцу эльдар наконец-то примирились. - Но теперь, Маэглин, тебя немедля нужно показать лекарям. Ступай, тебя проводят домой. Целители займутся твоими ранами, ведь чем быстрее излечится твое роа, тем проще будет фэа забыть о неприятностях. Завтра же я велю устроить пир в честь твоего благополучного возвращения, дабы все жители города могли порадоваться ему вместе с нами.
- Я провожу тебя, - Идриль, улыбнувшись, вновь сжала руку Маэглина.
- Спасибо. - Он снова кивнул, на этот раз уже более спокойно и поднялся с пола.
- Хорошо. - Тургон тоже кивнул. - До завтра, дети мои, и да хранит вас милость Владык.

Продолжение следует...

@темы: ПМ, Север, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Гондолин

---

[julia_monday]

Кое-что из старенького - кто мой дневник долго читает - пролистывайте

Целитель

Мать назвала его Нэстар, угадав его способности к исцелению, ибо, как и многие матери, провидела дар своего ребенка еще в раннем детстве, когда он был сокрыт от других. Но ей не удалось вырастить своих сыновей. Не по своей воле она рассталась с ними, и другие взяли на себя заботу о братьях.

***
- Почему лорд Маэдрос учит бою на мечах только Эльроса, а не меня? И на охоту вы оба ездите лишь с ним...

Маглор оторвал взгляд от бумаг на столе и увидел Эльронда, стоявшего на пороге.

- Эле? Но... разве тебе так хочется сражаться? Ты никогда не казался мне столь воинственным, как твой брат.

Это была правда. Будучи близнецами, братья не были схожи нравом. Эльронд, появившийся на свет первым, был мягок и спокоен. Он любил цветы и травы, птиц и животных, любил подолгу сидеть один на лужайке, предаваясь собственным думам или слагая песни. Улыбка его походила на ясное лето. Если бы кто-то вспомнил юную девушку из народа Беора, то поразился бы сходству с ней ее дальнего потомка. Но Риан давно истаяла от плача на Холме Скорби и не осталось никого, кто мог бы мог поведать о ней братьям. Они знали лишь ее имя. Однако всякий, кто счел бы Эльронда слабым, ошибся. Кровь великих эльфийских королей и множества доблестных людских вождей текла в нем, а глаза его сияли отблеском света Амана. Он не выказал трусости даже в тот страшный день Третьего Братоубийства, когда слабыми детскими пальцами готовился защищать младшего братишку. Эльрос же отличался большей воинственностью и жесткостью, хотя всегда вел себя благородно. Но несмотря на разницу в характере, братья любили друг друга и всегда жили дружно.

- Разве тебе так хочется взять в руки меч? - продолжал Маглор. - Дорого бы я дал, чтобы никогда не знать, что это такое...

- Н-нет, не то чтобы хочется, - мальчик выглядел растерянным. - Но... все вокруг умеют сражаться, и не только мужчины - даже женщины! Один я... как будто слабее или хуже других!

- Не хуже. Наоборот, лучше! Ты знаешь, почему твоя... тебя назвали "Нэстар" - "Целитель"? У тебя поразительно сильный целительский дар. Возможно, это сила благих Айнур, что существовали задолго до сотворения Арды, пробудилась в тебе. А целителям нельзя проливать кровь. Если они причиняют вред другому - пусть даже для защиты себя или других - их умение теряет свою силу. Когда я увидел твой дар, я... стал мечтать о невозможном, - Маглор мягко улыбнулся, глядя в сторону. Но вдруг его улыбка угасла. - Хотя в Мандосе ему вряд ли понадобится правая рука...

- Но разве можно жить, не умея сражаться? - наивный вопрос мальчика застал Маглора врасплох. Дитя войны, Эльронд знал всего несколько мирных лет в Гаванях, а потом - кровь, пожары и мечи прочно вошли в его жизнь. Моргот не оставлял в покое Амон-Эреб, его солдаты предпринимали атаку за атакой на одинокий холм. Лишь искусные укрепления и доблесть воинов позволяли сыновьям Фэанора держаться здесь. Но вряд ли это продлится долго. А что ждет их дальше? Бегство, отступление с боем через кишащие орками земли. Долго ли там проживет тот, кто не умеет держать меч?

- И все же, ты прав... Тебя необходимо научить сражаться, но обещай мне, что не вступишь в бой без крайней нужды. И охотиться тебе не следует. Твой дар слишком ценен.

***

В Войне Гнева Эльронд не раз вспоминал этот разговор со своим... воспитателем (он не мог назвать Маглора отцом, даже приемным, ибо всегда между ними стояли мнимая гибель матери и разорение родного дома). Дар его воистину оказался силен - он мог лечить такие раны, от которых отступались другие целители - раны, нанесенные магическим оружием и злым огнем драконов. Ни разу он не обнажил меча - не было нужды, в войске Валар было достаточно других воинов и полководцев.

Прошло полторы тысячи лет со времени падения Моргота - и зло вновь подняло голову. Саурон, самый могучий слуга Черного Врага, выступил против королевства Эрегион. Необходимо было выслать помощь его владыке. Король Гиль-Галад задумался о том, кому возглавить войско. И тогда выступил вперед Эльронд и просил он, чтобы ему поручили вести отряд. Изумился король, ибо никогда Эльронд не вступал в битву, оберегая свой дар. Но Эльронд ответил ему:

- Лишь мы вдвоем остались из мужчин рода Финвэ, владыка. Разве пристало мне бежать битвы, прячась за спины других? Да и кому будут нужны целители, если победит Саурон? Я не могу воскрешать мертвых...

И он повел воинство к Мглистым Горам. Увы, не удалось ему спасти владыку Келебримбора, ибо силы Саурона были слишком велики - он мог отражать натиск войска Эльронда и одновременно осаждать Эрегион. Но с помощью нуменорцев Саурон был все же изгнан из Эриадора, и славили оставшиеся в живых победителей...

Эльронд показал себя доблестным бойцом и умелым полководцем - недаром некогда его обучал лучший воин Белерианда. Всегда был он на переднем краю сражения и немало вражеских командиров расстались с жизнью от его меча. И чувствовал он, как через его меч, капля за каплей уходит, растворяется сила целителя, дар одной из благих Айнур своему потомку... Теперь уже не мог он поднимать на ноги почти мертвых и все больше сил требовало от него исцеление. Эрегион, Дагорлад, осада Барад-Дура... И все же никто не мог сравниться с ним в целительском искусстве.

***

- Отец, не надо. Мы поедем сами.
- Как я могу оставить свою жену без помощи?
- Мы справимся. А тебе нельзя брать в руки оружие - ведь кто вылечит ее, когда мы вернемся? Ты можешь растратить последние крохи дара - и что тогда?
- Хорошо... Вы правы, хотя и трудно мне оставаться здесь в такой час...


***
- Я ухожу за Море, господин мой. Ты вылечил мое тело, но не мою душу - ужас и тоска грызут меня изнутри. Лишь в Благой Земле я смогу обрести покой.
- Прости, любимая, но я не поплыву с тобой. Я чувствую, что дар мой еще понадобится здесь - один, последний раз, и от него будут зависеть судьбы Средиземья...
-
***
- Эльронд! Лишь ты в силах излечить Хранителя...

@темы: Первая Эпоха, Вторая Эпоха, Третья Эпоха, Полуэльфы

---

[Гэллиан]

Предупреждение: Текст содержит сцены насилия и жестокости. Читать на свой страх и риск.

Часть четвертая

Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

После визита лекаря жизни пленника ничто не грозило, поэтому оркам было приказано сковать руки все еще бесчувственного эльфа за спиной и приготовить стандартной длины цепь, пропущенную через ушко в потолке и связанное с воротом на стене у заблаговременно поставленного там кресла. Охранники были оповещены, что сам Айанто Лугморн придет допрашивать пойманного голда и потому суетились, непокладая рук, со всеми доступными таким жалким тварям поспешностью и усердием. По приказу все того же Айанто пленнику пока что оставили одежду и вообще обращались с ним крайне бережно, всего пара отвешенных тумаков, не более. К тому же, будучи без сознания голда все равно не чувствовал боли.
Однако через какое-то время эльф начал подавать признаки жизни. Сначала он застонал, потом попытался пошевелиться, но резко накатившая боль в разбитой голове и пришедшая за ней слабость не позволили даже приподнять голову. Сознание все еще мутилось, и Маэглин с трудом воспринимал окружающее. Он понял только, что лежит вниз лицом на чем-то крайне жестком и дурно пахнущем, а руки жестоко вывернуты и скованы за спиной. "Проклятье... ну почему я не умер? Неужели меня все-таки вытащили оттуда..." От этой мысли стало неимоверно жутко, он мгновенно похолодел и сжался, насколько позволяли оковы. Открывать глаза, чтобы воочию убедиться в страшной действительности, казалось попросту невозможным. Хотелось кричать и плакать, звать на помощь, срывая горло, или что есть сил забиться в цепях. Но этих сил не было, поэтому через какое-то время, хотя бы частично вновь обретя присутствие духа и поняв, что в помещении он один, сын Арэдэли осторожно открыл глаза. Ну да, так и есть, подтвердились худшие его опасения. Он находился в небольшой камере, вокруг только толстые каменные стены, ни то, что окон, а даже щелей не видно, источник света - единственный коптящий факел в стене, хотя судя по нескольким кольцам, вделанным тут же, их количество легко могло увеличиться. Грязный пол нес следы не одного поколения нечистот, казалось бы, въевшихся в самый камень, от запаха которого эльфа жутко мутило. Чтобы хоть немного ослабить невыносимую вонь, Маэглин постарался вывернуть голову и заодно посмотреть, что же так сильно тянет руки. Голова тут же разболелась сильнее, да и поврежденное бедро отдалось режущей болью, но краем глаза ему удалось увидеть тянущуюся от запястий толстую цепь. Проследив за ней взглядом, Сын Сумерек обнаружил, что она проходит через потолочное кольцо и идет к вороту рядом с пока пустующим креслом. От вида этого нехитрого атрибута мебели Лорду Дома Крота стало еще более жутко. Он с трудом подавил приступ рвоты и сглотнул разом наполнившую рот вязкую слюну.
В этот момент раздался скрежещущий звук давно несмазанного замка, массивная железная дверь со скрипом отворилась, в проем тут же хлынул свет, заставив пленника болезненно сощуриться, в камеру вошли двое орков, держащих факелы и ятаганы («Как будто я могу чем-то им угрожать…» - с горечью подумал нолдо), а за ними мягкой стелящейся походкой вплыл… У Маэглина перехватило дух. Он никогда раньше не видел ничего подобного и был бы рад никогда этого не увидеть. Отвращение к вошедшему существу пересилило даже страх. Перед ним был эльф. Точнее, когда-то он был эльфом. Теперь же в его личину, частично еще прекрасную, но Ломиону казавшуюся просто омерзительной, вселился проклятый, извращенный Морготом дух. Дух, поддерживающий свою мертвую плоть кровью эрухини. Лорд Дома Крота словно наяву видел стекающую по клыкам мерзкого упыря кровь его жертв, его оскаленную ухмылку, торжествующий блеск в глазах…
Его замутило еще сильнее, но теперь уже от брезгливости. Даже орки и то не были столь отталкивающи в своей звериной жадности и жестокости. Маэглин снова сглотнул подкативший ком и уставился прямо в пол перед собой, даже вонь теперь казалась ему не такой ужасной, как прислужник Врага, тем временем прошедший к креслу и плавно опустившийся в него.
Забросив ногу на ногу и устроив на коленях знакомый шлем, Лугморн с легкой улыбкой наблюдал за пленником. Он, разумеется, был лишен способности к осанвэ, но, чтобы понять, какие чувства вызывает у эльфа, оно коменданту и не требовалось. Он знал, что ненавидим и презираем перворожденными детьми Эру, и его это забавляло.
- Приветствую тебя во владениях моего Господина, благородный голда. – Чуть растягивая слова, произнес каукарэльда на безупречнейшем синдарине. – Хотя… - Он, чуть прищурившись, вгляделся в лицо пленного, и его губы еще шире растянулись в улыбке. – Прости, ты ведь полукровка. Такие, как ты, нечасто попадают сюда, я рад. Тем интереснее будет поговорить с тобой.
Маэглин только стиснул зубы. Разговаривать с выродком-кровопийцей он не собирался. А то, что для него не оставило тайны его происхождение, задело сына Эола еще сильнее.
- Как ты невежлив… - Лениво протянул тем временем артаир. – Тебя что не научили манерам? Или ты хочешь своим молчанием обидеть меня? – Каукарэльда издевательски покачал головой, но тут же посерьезнел. – Ах да, ты прав. Я и сам проявил невежливость, не назвав своего имени. Меня зовут Лугморн, я третий комендант крепости, которую вы зовете Ангбандом, к твоим услугам. – Он приложил руку к груди, а потом вытянул ее в сторону Маэглина. – Твоя очередь.
От ленивого, насмешливого тона по всему телу Ломиона пробежали мурашки. Каукарэльда был настолько уверен в своей власти над пленником, что стоило больших трудов сохранять ничего не выражающее лицо.
Выждав некоторое время и так и не получив ответа, Лугморн вздохнул.
- Ну чтож. Я не хотел этого делать, но твое поведение вынуждает меня к этому. – Он кивнул одному из орков и тот нажал на рычаг, ворот закрутился и Маэглина вздернуло с пола, теперь его глаза были почти на уровне зелено-змеиных глаз вампира, а мыски сапог едва касались каменных плит. Нолдо болезненно вскрикнул, но тут же стиснул зубы и снова опустил глаза в пол, лишь бы не встречаться взглядом с допросчиком.
Лугморн снова улыбнулся.
- Позволь, я объясню тебе кое-что. Правила вежливости требуют, чтобы, когда я задаю вопросы, ты на них отвечал. Если ты не будешь отвечать мне, то орк каждый раз будет поднимать тебя все выше и выше. Я знаю, что тебе это неприятно, но таковы правила. Понимаешь?
Маэглин снова не ответил, и теперь его ноги болтались над полом почти на длину ступней.
- Я смотрю, тебе нравится так висеть. – Задумчиво произнес каукарэльда. – Уверяю тебя, многие пробовали играть со мной в молчанку. Эта игра очень занимательна. Но, когда твои кисти будут касаться потолка, плечи вывернет из суставов и молчать уже не получится. К тому же, я могу поднимать и опускать тебя, сколько захочу. - Каукарэльда потер подбородок и поднялся из кресла. Маэглин продолжал молчать, но этот жест ему не понравился. – Ладно. – Продолжил артаир. – Опустим прелюдию, я уже понял, что ты крайне невоспитан. Но меня все же интересует один вопрос. Это правда, что ты один из лордов Гондолина?
Ломион чуть было не вздрогнул, пытаясь преодолеть панический ужас. «Нет, только не это! Неужели он знает!?!» Фэа словно сжалась в одну точку, вся трепеща от обрушившегося на нее жестокого осознания, ЧТО именно от него здесь будет нужно. «Нет!!! Что теперь делать!? Как, откуда он узнал!?!» Он даже не заметил, как его в очередной раз вздернули еще выше. Болезненно хрустнули суставы.
Лугморн подошел вплотную к пленнику и взял того двумя пальцами за подбородок, вглядываясь в глаза.
- Твое тщеславие выдало тебя. – Отвратительная улыбка вновь появилась на его бледном лице. – Мои лазутчики видели твой шлем в битве. Ты полководец и советник Тургона, разве не так? – Зеленый омут необоримо затягивал в себя. Маэглин зажмурился и попытался отвернуть лицо, но длинные холеные пальцы оказались неожиданно сильными. – Не волнуйся, ты еще скажешь правду. Мой Владыка тоже хочет поговорить с тобой. – И каукарэльда хищно засмеялся, наслаждаясь смесью ужаса и отчаяния в глазах своего пленника.

Мелькор, Владыка Арды, был бы весьма обрадован вестями о пленении эльфа из Гондолина - если бы вообще умел радоваться. Но все, что было ему доступно - это мрачное удовлетворение от вестей о разрушениях и убийствах. Только искажение или уничтожение творений этих проклятых Валар (а еще более - творений Эру, эрухини) было ему по нраву. Ни в чем другом не находил он удовольствия - разве что в упоении собственной властью. Но и власть ему нужна была лишь как инструмент - для того, чтобы искажать и уничтожать.
Ныне к нему приходили вести одна лучше другой. После победы в последней большой битве - Мелькор слышал, что эльфы назвали ее Нирнаэт Арноэдиад, Битвой Бессчетных Слез, и воистину, не могли они выдумать лучшего названия, ибо стон и плач раздавался по всему Белерианду - пал Хитлум. Затем пришла очередь Гаваней, откуда смогли бежать лишь жалкие остатки фалатрим во главе со своим ничтожным владыкой. Затем погиб Нарготронд. И, наконец, Дориат был разорен сначала гномами, а затем - сыновьями Фэанора - и это была самая хорошая весть. Ибо Мэлиан, защиту которой было бы нелегко пробить даже ему самому, ушла из Белерианда, а после ... эльфы убивали эльфов. Руками эльдар был положен конец одному из последних их оплотов. Мелькору не пришлось даже палец о палец ударить ради этого - все сделали Клятва и Проклятие.
И торжество Мелькора было бы полным - ибо его мало волновали жалкие остатки народа Фэанора, скрывавшиеся в восточных дебрях - если бы не трижды проклятый Гондолин. Сотни пленных эльфов в муках расстались с жизнью - но никто из них не сказал ни слова об этом городе - Мелькор узнал лишь его название. И похоже, они, и правда, не знали даже примерного расположения города... Когда Готмогу удалось схватить Хурина - Мелькор надеялся, что здесь-то он точно узнает, где находится город Тургона - но Хурин оказался более упрям и стоек, чем даже многие эльдар. Ни пытки, ни обещания щедрой награды, ни угрозы его жене и детям не сломили его упорства. И все же именно он помог Мелькору - ибо неосторожно отправился к Гондолину, когда его отпустили из Черной Крепости. К сожалению, он и сам не знал точно, как идти в Гондолин земным путем - но даже того, что он выдал примерную область, где вести поиски, уже было достаточно. Мелькор приказал разведчикам особенно часто наведываться в те земли, надеясь, что рано или поздно они схватят жителя самого Гондолина... И наконец, через несколько лет поиски увенчались успехом! Один из жителей тайного города пойман - да не простой эльф, а из знатных - как докладывал ему Лугморн. Скорее всего, один из полководцев Тургона... Это очень хорошо, ибо он наверняка знает все тайные ходы в город. Правда и сломить такого эльфа будет нелегко - Мелькор помнил, какую неудачу потерпел его главный слуга с Финродом Фелагундом - но здесь за дело примется он сам. Против его допроса, подкрепленного мощью всей Черной Цитадели, пленник не устоит...

Мелькор позволил Лугморну поговорить с пленником первым - пусть немного попугает его. Он знал, что эльфы боятся и ненавидят каукарэльдар, вампиров-оборотней у него на службе. После этого сопротивление пленника не будет таким прочным...
Но долго ждать Мелькор не стал. Ему не терпелось самому поговорить с гондолинцем, посмотреть на него. Быть может, это какой-нибудь знакомец по Валинору? Например, Глорфиндэль, один из друзей Тургона. Эльфы Второго Дома, особенно друзья Тургона, в Валиноре неохотно общались с Восставшим в Мощи, отворачивались от него, презирали. Было бы забавно поговорить с одним из них здесь... Но нет, пожалуй, лучше, чтобы это был один из ничтожных синдар, уроженцев Белерианда - они слабее валинорских нолдор и их легче сломать.
Итак, пора! И он приказал привести пленника в тронный зал...

***

Это было самое большое и самое глубокое из подземелий Ангбанда. Высокий потолок терялся где-то во тьме - даже зрение дракона не различило бы его - там царил непроницаемый для глаза мрак. Под потолок возносились огромные колонны из черного базальта – их грубую поверхность обвивали, шипя, огромные змеи. Стены были просто каменными, ничем не обработанными - Мелькор, а тем более его слуги, не стремились к красоте. Помещение освещалось множеством дымных факелов, из-за которых воздух был еще более душным и спертым, чем в обычном подземелье.
Кроме огромного черного трона посреди зала, никакой другой мебели в подземном чертоге не было. По бокам от трона горели два огромных костра, ибо огонь был по нраву Черному Владыке не меньше, чем тьма. Но для этих костров не требовалось топлива - они горели красным колдовским пламенем, которое поддерживали чары Мелькора. Около трона сидели огромные волколаки - любимые звери Владыки Тьмы. Позади стояли несколько балрогов, в том числе их предводитель, Готмог, и их огненные бичи сияли на фоне черных дымных одеяний Духов Огня. Кроме них, других майяр в зале не было - Сайрон, главный слуга владыки, пребывал в опале после потери Тол-ин-Гаурхота и утраты Мелькором Сильмариля.
Когда пленника привели, Черный Айну уже поджидал его...

После того, как Лугморн удовлетворился состоянием пленника и получил приказ Владыки привезти того в тронный зал, полубесчувственного Маэглина опустили и отковали от цепи, но его руки так и остались скованными. Впрочем, Сын Сумерек не смог бы толком сопротивляться, даже будь он свободен. Борьба с волей каукарэльда, да и само его присутствие, не говоря уже о растянутых сухожилиях и мышцах, настолько вымотали его, что Маэглину было почти все равно, кто, куда и зачем его тащит. Он полуобвис на руках у лугморских орков, свесив голову на грудь. Все тело болело, голову словно анполнили туманом, а перед глазами даже сквозь плотно зажмуренные веки все еще стояли невыносимо зеленые, ледяные, змеиные глаза с вертикальной чертой зрачка. И лорду Дома Крота очень бы хотелось никогда больше не увидеть этих глаз, но он, даже наполовину провалившись в беспамятство, чувствовал всем своим фэа неспешно движущуюся впереди черную фигуру. Жажда обладания и подавления, жажда власти над судьбами других источались этой фигурой так отчетливо, что Маэглина до самых костей продирал озноб.
Но это ощущение показалось ему ничтожно малым, когда орки приволокли его в огромное помещение с колоннами, уходящими куда-то в неразличимый мрак, ибо Тот, кто сидел на Черном Троне олицетворял собой первородный Ужас. Он был средоточением Страха и распространял его повсюду вокруг себя. Страх впитывался через поры, проникал в легкие вместе со спертым воздухом, вливался в уши и норовил вползти в самое сердце. Маэглин чувствовал, что и орки, конвоирующие его, и даже сам Лугморн тоже объяты таким же страхом. Сын Сумерек сглотнул, с глухой неизбежностью осознавая, кто перед ним. В этот момент он еще более остро пожалел, что не разбился о камни, в жалкой попытке бороться с надвигающимся кошмаром.
Его проволокли по полу и бросили к ногам Властелина Тьмы. Орки отступили на несколько шагов, а Лугморн произнес несколько слов на каком-то неразборчивом наречии, звук которого неприятно резал слух, словно все его слова были вывернуты наизнанку, извратив собственный смысл, а потом замолчал и отошел к подножию трона.
Маэглин почувствовал на себе тяжелый, как пудовые гномьи молоты, взгляд, пронзающий его волей настолько могущественной и темной, что орки и Лугморн казались по сравнению с ней песчинками в океане. Сыну Эола захотелось сжаться под этим взглядом, чтобы стать маленьким и незаметным, как если бы он все еще был в утробе матери. Ему было дико страшно, как еще никогда не было в жизни. Его фэа корчилась и билась под этим молчаливым взглядом, но тот не отпускал, и Маэглин понял, что эта пытка просто так не закончится. Он до крови закусил губу, чтобы не заорать в голос и не разрыдаться, хотя сделать и то, и другое очень хотелось, и медленно, очень медленно, превозмогая боль в сведенных мышцах приподнялся на колени и поднял голову.
Перед ним был Моргот Бауглир...

Наконец, пленника привели. Орки бросили его перед Черным Троном, быстро отступив назад - они, как и все остальные, до смертного ужаса боялись Владыки Мрака... хотя еще больше боялись нарушить его волю. Но сейчас ему не нужно, чтобы они стояли рядом.
Лугморн, оборотень, выступил вперед и сказал на искаженном языке Валинора:
- Пленник из Тайного Города доставлен, повелитель.
Мелькор ничего не ответил ему. Он обратил свой взгляд на ничтожного эльфа, пытаясь сразу сломить его волю. Некоторые пленные под его взором не могли даже подняться и, не помышляя о сопротивлении, немедленно отвечали на его вопросы, были готовы вывернуться наизнанку, раскрыть все свои тайны - лишь бы он оставил их в покое...
Но не все. Мелькор вспомнил двоих, которые не поддались его силе - и не только не выдали своих тайн, но отвечали смело и дерзко - это были первенец Фэанаро, самый сильный из сыновей Огненного Духа и Хурин, не напрасно прозванный Стойким. Были и другие - что не нашли в себе сил дерзить, но и сами молчали, хотя и корчились от невыносимого страха. Но многие из них ломались потом - не вынеся боли и мук или желая купить спасение своим друзьям и родичам, тоже попавшим в плен.
А этот... Мелькор пристально вглядывался в незнакомые черты. Он не из тех, кого Владыка помнил по Валинору. Да и непохоже, что это чистокровный нолдо, хотя внешностью он очень походил на Мятежников. Но Мелькор ясно видел и след крови иного народа, более невежественного и слабого - синдар, не покидавших Белерианд. Полукровка, рожденный в Средиземье! Это хорошо. Тем легче будет его сломить. Хотя он нашел в себе силы подняться и даже взглянуть Владыке в лицо. Но кто же он?
Мелькор заговорил на чистом синдарине:
- Приветствую тебя, гость, в моих чертогах! Должно быть, ты очень высокого рода, раз не пожелал открыть имя моему слуге. Но мне, Владыке Арды, ты можешь назваться без опаски уронить свою честь. Назови же себя!
Голос Черного Врага раскатился по залу, гулко отдаваясь в ушах, но вместе с тем от этого звука стало немного легче. Как будто Моргот частично ослабил давление на пленника, облекая свою волю в слова. Маэглин едва заметно вздохнул. "Так значит все же они не знают..." Он моргнул, продолжая смотреть прямо перед собой. Почему-то вспомнилось, как его за очередную проказу отчитывал отец. Эол всегда был грозен в гневе, а гневался он довольно часто. Сначала Маэглин пугался подобных вспышек, старался оправдаться или просить прощения, но это раздражало Темного Эльфа еще сильнее. И тогда Ломион научился терпеть выволочки с каменным лицом. Конечно, сейчас сохранять безразличное выражение было куда труднее. Кружилась голова, а от тошнотворного запаха волколаков и чада костров у него першило в груди. Да и поврежденная нога не давала полностью сохранять равновесие, так что Маэглина изрядно кренило в сторону. Зато подобные мелочи позволяли хоть немного, но отвлечься от всепоглощающего взгляда Черного Валы.
Молчание затягивалось. Что же, этот, кажется, не настолько слаб, чтобы раскрыться от одного его взгляда...
- Или ты не знаешь правил вежества, гость?
Маэглин продолжал молчать, делая вид, что не слышит обращенных к нему слов. В какой-то степени он даже получал от этого мрачное удовлетворение, хотя и понимал, что в целом делает себе только хуже.
Однако тут в дело вступил Лугморн. Мягким, неуловимым движением он выступил вперед и, склонившись в поклоне, произнес:
- Господин, судя по шлему, который недостойные урук отобрали у этого эльда, он один из ближайших советников Тургона. Он был с ним в Нирнаэт, полагаю, что это один из лордов города. Позволь, я преподам твоему гостю урок вежливости, раз он не хочет отвечать. - Оборотень отвратительно улыбнулся.
- О да, Лугморн, конечно. А я ... прослежу за обучением.
- Благодарю тебя, Владыка. - Вновь поклонился каукарэльда и приказал оркам оттащить пленника обратно в камеру.

Пленника вернули обратно в камеру и теперь уже взялись за него всерьез. С ходу врезав Маэглину кулаком под дых, здоровенный орк принялся стаскивать с него одежду, а второй в это время держал сзади, чтоб тот не рыпался. Потом ему перековали руки, на этот раз заклепав браслеты на запястьях и, подняв их над головой, соединили с той самой цепью и вздернули над полом. Дальше в камере появилось еще несколько орков и, что было еще более отвратительно, людей. Похоже, для последующего "воспитания" требовался кто-то более расторопный и умелый, чем недалекие и не слишком сноровистые орки. Ломион прикрыл глаза и почти отстранено наблюдал за приготовлениями. Он понимал, что теперь с ним не станут церемониться, а том, что Лугморн способен придумать что-то достаточно мерзкое и изощренное, Лорд Дома Крота уже не сомневался. Сам каукарэльда был здесь же, он вальяжно устроился в своем кресле и лениво руководил процессом, так что от его присутствия у Маэглина во рту стоял кисловатый, тошнотворный привкус, а ноздри постоянно лез запах мертвечины.
Тем временем люди внесли в камеру несколько тонких и длинных, судя по отблеску металла, невероятно прочных цепочек и подсоединили их к кольцам на стенах. На свободные же конца они закрепили какие-то вытянутые трубки, толщиной не больше мизинца и с заостренными крючками на концах, похожие на острия острог или крючков на крупную рыбу. Маэглин сосчитал цепочки, их было четырнадцать, по семь с каждой стены. Он терялся в догадках, что можно сделать при помощи этих приспособлений, но страх, противным комком свернувшийся в животе, подсказывал, что ничего хорошего.
Впрочем, артаир не стал мучить пленника лишним ожиданием, он повернул к нему лицо и, растянув губы в улыбке, произнес:
- Ну как, наш прекрасный гость не передумал? Может быть, все же назовешь свое имя?
Маэглин сглотнул, но отвернулся, ничего не сказав.
- Хорошо, тогда начинайте. - Лениво махнул рукой Лугморн, и один из палачей, взяв цепочку за странную трубку, подошел к Маэглину и принялся примериваться, щупая тому бок свободной рукой, как будто перед ним был не живой эльф, а говяжья туша. От этого прикосновения Ломиону стало еще более мерзко, он попытался дернуться, но стоящий рядом орк снова огрел его кулаком, а адан жесткими пальцами стиснул ребра и вогнал пыточное орудие точно между ними, аккуратно введя трубку почти на всю длину. Маэглин задохнулся от боли, но не мог ни дернуться в мускулистых руках палача, ни закричать, потому что трубка пробила легкое. Он лишь во всю ширь распахнул глаза, хватая ртом воздух. Из глаз брызнули слезы, он захрипел, чувствуя, как кровь поднимается к горлу, а адан уже натягивал цепь, проверяя ее длину и закрепляя второй конец в кольце, так, чтобы она не провисала.
- Ну как, тебе понравилось? - Услышал сын Арэдэли насмешливый вопрос Лугморна.
Маэглин зажмурился, сплевывая кровь. Он обнаружил, что пытка была еще более изощренной: трубка в его теле была не цельнолитой, а полой, поэтому он мог дышать даже с пробитым легким, хотя это и причиняло страшную боль, а крючок на конце трубки не давал ей выйти из тела, зацепившись за ребра. Ломион сосредоточился, чтобы утишить кровь, та текла тонкой струйкой и вскоре успокоилась. Мда... в фантазии этим тварям не откажешь... И... осталось еще тринадцать трубок... и сколько из них он сможет выдержать, Маэглин не знал...

Через несколько часов нескончаемой боли все трубки были вставлены, а все цепочки закреплены. Маэглин кричал и бился, пока обессиленно не повис на руках, уронив голову на грудь. Он проклял Лугморна, всех его прихвостней и самого Темного Владыку. Проклял свое собственное безрассудство и глупость, повлекшие его за пределы города. Он изодрал губы и ладони, пытаясь сдерживать крики, но это не помогало. Он был вымотан почти до предела, все тело покрывали кровавые потеки и капли крови обильно пятнали пол. Он почти не дышал, потому что каждый вздох отнимал остатки сил. Он почти провалился в беспамятство, но так и не назвал свое имя. Он понимал, что это для него лишь начало, но не готов был умереть. Он все еще видел перед мысленным взором два омута невозможно зеленых глаз, и эти глаза становились его проклятьем.

Владыка Тьмы обещал проследить за обучением эльфа правилам вежества и он сдержал обещание. Зная, что Лугморн сейчас пробует новую, недавно изобретенную им пытку, он пожелал лично навестить пленного.
Мелькор вошел в пыточную, предваряемый волнами страха и холода. Даже почти потерявший сознание эльф встрепенулся, пытаясь отодвинуться от жуткой темной тучи. Но тщетно - от этого лишь новые струйки крови потекли и по без того уже щедро окровавленному телу. Он затих.
Бауглир остался доволен увиденным. Пленник явно испытывал жесточайшие страдания - хотя и молчал, не желая даже назвать своего имени. Лугморн, поднявшийся с кресла, низко склонился перед повелителем:
- Прости меня, мой господин, но дерзкий гость еще не назвал себя.
- Жаль. Жаль, что такой знатный и родовитый гость столь неучтив. И жаль, что ему предстоит провести остаток жизни здесь, вопя от боли. А смерть его не будет легкой, о нет. Она может растянуться на месяцы... даже на годы... - Мелькор обращался не столько к Лугморну, сколько к нолдо. - Разве для этого пришел он в мир? - И Владыка слегка потянул за одну из цепочек. Эльф захрипел, закашлял, выплевывая сгустки крови. - А ведь он может жить... да не просто рабом в подземельях, а великим господином и военачальником. Жить в почете и богатстве, приобрести власть - такую власть, о которой его родичи не имеют даже представления! Полная власть над покорным народом, выполняющим абсолютно все приказания господина. Никто не сможет ему отказать... ни в чем. Любой мужчина умрет по его приказу, любая женщина согреет ему постель. Неужели ты не хочешь этого? - Мелькор в упор смотрел на пленного, вновь пытаясь подавить его волю, узнать его мысли, сокровенные желания, которые помогут сделать из этого эльфа покорного раба...
Маэглин словно сквозь сон слышал речь Владыки Тьмы, но ее смысл доходил до него крайне избирательно. Но на словах "любая женщина" Сына Сумерек как будто огрело плетью. Он вздрогнул, а перед внутренним взором тут же возник образ Идрили. "Любая..." Но ему не нужна любая, а та, которую он желал бы назвать своей, недосягаема для него, теперь уже навсегда.
Он закрыл глаза, сквозь боль и тоску возвращаясь к тому далекому дню, когда он, еще так недавно пришедший в Гондолин, почти никого не зная, в одиночестве бродил по дворцу и вышел на смех. Она играла с детьми на площадке перед фонтаном. Бегала по воде, закатав юбку до колен, и смеялась вместе с ними, шумно брызгаясь и вопя, совсем как девчонка, это уже потом он узнал, что она всегда ходила босая...
Ее рассыпавшиеся волосы играли на солнце, будто расплавленное золото, и в них парили лепестки вишен. Она словно лучилась счастьем и радостью, что дарила всем вокруг себя. Она вся была Светом, что так не хватало ему все это время в тенистом мареве Нан-Эльмота. Он стоял в тени балюстрады и не мог оторвать от нее взгляд. Она была совершенна, прекраснейшая из детей Эру, благословенная как день и также дарящая тепло. Итарильдэ... Идриль Келебриндаль... Прекраснейший из цветов Белого Города, что уже никогда не падет к его ногам... Неужели он больше никогда ее не увидит....
Владыка уловил видение, невольно переданное ему пленником. Боль и страх сделали свое дело, заставив эльфа раскрыться хоть ненадолго. Итак, женщина! Жена, невеста, возлюбленная? Не жена, потому что у эльфа был взгляд одиночки, не состоящего в браке. Золотоволосая... Странно, в Белерианде очень мало эльфов с такими волосами, ведь трусливые ваниар так и остались в своем Амане... Только в Доме Арафинвэ много золотоволосых. И ... золотоволосая дочь Тургона! Неужели она? Впрочем, неизвестно. Не исключено, что это другая девушка. С другой стороны, пленник - знатный гондолинец, конечно, он знает дочь короля... И влюблен в нее? Она его невеста? Неясно. Но за эту ниточку стоит ухватиться.
- Любая женщина, слышишь, эльда? Любая. Даже дочь короля, - вкрадчиво произнес он. Веки эльфа дрогнули, хотя он все так же молчал. Кажется, удар попал в цель...
Маэглин в ужасе дернулся, поняв свою ошибку, но боль тут же вновь вгрызлась в изорванную плоть и он захрипел, снова обвиснув на цепях. "Проклятье... Нет... " Он с дрожью представил, как Моргот касается Идрили, как она трепещет перед ним, как ее, всю избитую и грязную, в разорванной одежде точно также волокут на цепи в такую же вонючую камеру. "Ни за что! Я не позволю!" Он хотел крикнуть это в лицо своему мучителю, но сил не хватало даже, чтобы хрипеть. Его начала бить крупная дрожь, отчего крючья еще глубже вошли под ребра. Осознание того, что он абсолютно беспомощен перед монстром, стоящим перед ним, просто раздавливало. Лорд Дома Крота еще никогда не чувствовал себя таким жалким, таким ничтожным. Он совершенно не видел выхода отсюда, кроме как умереть под пытками, но это было так ужасно, что сознание отказывалось воспринимать подобную мысль. Ломион плотнее сжал челюсти, еще ниже опустив голову. Все его существо дрожало от присутствия рядом Моргота, и сейчас он хотел только одного - чтобы тот исчез.
- Ты напрасно думаешь, что своим молчанием что-то спасешь или сохранишь, - продолжал Моргот. - Рано или поздно - а времени у меня много! - так или иначе я доберусь до Гондолина. И тогда погибнешь не только ты - погибнут и все, кто тебе дорог. Погибнут в муках. Может быть, тебе не жаль себя - так пожалей их! А ведь ты еще можешь их спасти. Но не молчанием, нет, а подробным рассказом о том, где расположен город и как к нему лучше подойти. Я щедро награждаю тех, кто помог мне. Подумай об этом! - И Владыка Тьмы оставил пыточную и распятого пленника. Остальное доделает Лугморн. Семена посеяны, остается ждать всходов.

Когда Моргот покинул комнату, Маэглин едва не разрыдался от облегчения. Вернее, он, скорей всего, разрыдался бы, но искалеченные ребра просто не позволяли таких усилий. Вместо этого он окончательно обвис на руках, перестав реагировать на внешние воздействия. Ему было мерзко. Очень страшно и очень мерзко, и даже ухмыляющийся, не скрывающий своего удовольствия Лугморн уже не мог прибавить к этому омерзению и этому страху ничего нового. Оборотень же прошелся перед пленником взад-вперед, потом двумя пальцами поднял голову эльфа примерно на уровень своего лица и плотоядно слизал кровь с губ Ломиона.
- А ты неплох. - Каукарэльда облизнулся. - И на вкус не такая уж и дрянь. Но не волнуйся, скоро это закончится, и ты будешь умолять меня о пощаде. Скоро тебе надоест упражняться в благородстве, ведь верно? Владыка прав - молчание не поможет. В первую очередь тебе. - Он провел холодным пальцем по щеке пленника, а потом отстранился. - Но я дам тебе время все обдумать. Взвесить все за и против, как вы обычно любите это делать. Решить, что же для тебя лучше. Умереть здесь, в крови и грязи, замученным ненавистными тобой орками, или жить и править, как подобает господину. Быть рабом или быть хозяином - это несложный выбор, ведь правда?
Он тихо рассмеялся, потом приказал что-то на своем исковерканном наречии и вышел. Орки и люди еще раз проверили надежность цепей и состояние пленника и, забрав с собой все факелы, оставили Маэглина в одиночестве.

Время текло пронзительно и неторопливо. С каждой каплей срывающейся на камни пола крови. С каждым вдохом изувеченных легких. С каждым ударом сердца. Иногда он проваливался в забытье, и тогда ему казалось, что время летит пущенной из тугого лука стрелой, стремительно и неостановимо. Но потом он вновь приходил в себя, и оно снова начинало измеряться каплями, вдохами и ударами.
Впрочем, Маэглин не считал. Сначала он просто пытался унять дрожь в роа, которое предательски перестало слушаться и тряслось от пережитого ужаса и перенапряжения, причиняя новую боль и желание прекратить пытку во что бы то ни стало. Но постепенно он с этим справился. Тело перестало содрогаться, и он просто повис на цепях, стараясь дышать неглубоко и сквозь зубы, цедя воздух, как если бы был высоко в горах. Это простое действие помогло сосредоточится и немного очистило сознание, но вместе с тем принесло страшные мысли, нахлынувшие словно сель в половодье. "Что теперь делать!?!" Этот вопрос встал перед пленным лордом со всей вымораживающей душу очевидностью. Он не может выбраться и бежать, словно попавшая в ловчую сеть птица, и сколько не бейся, конец будет один - Маэглин отчетливо понимал, что, если Моргот надавит на него хоть немного сильнее, он просто не выдержит: его фэа лишится либо разума, либо воли, и то, и другое пугало Ломиона до тошноты. Он боялся не столько самой боли, поскольку с болью, причиняемой роа еще можно было совладать, сколько самого присутствия Темного Властелина и той жуткой ауры, что он излучал. Его необоримой, как предвещанный Рок воли, способной раздавить его как песчинку под сапогом. Неотвратимости Судьбы, что была озвучена тем, кого он никогда не видел... По лицу Ломиона потекли горячие, злые слезы. Почему... ну почему он должен умирать здесь из-за проклятия его матери?.. Стиснув зубы, терпеть муки ради убийцы его отца и его народа... Неужели Эол был прав, и они несут в себе лишь зло?.. Он вспомнил улыбающееся лицо Идрили, ее сияющие глаза, развивающиеся на ветру волосы... Аромат ее кожи, что он вдыхал еще так недавно, когда они остановились у одного из фонтанов попить воды. Золотистую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на грудь... Неужели ты сошьешь новое платье на мою тризну?.. Будешь ли хоть немного горевать обо мне?.. Ведь ты отдала себя другому. Ты будешь жить там, в Свете, а я умру здесь, во Тьме? Неееееееееееет!!!!!!!!!!!!!! Маэглин дернулся в цепях, крича охрипшим, сорванным горлом. Нет! Нет! Я не хочу!!! Ну почему!?! Нет!!! Пожалуйста!!!! Он плакал и бился, пока вновь не обессилел, но даже тогда изорванные губы беззвучно шептали имя, без ответа зовя ту, что не могла прийти.
Наконец он выплакался и затих, отдавшись собственному отчаянию. Теперь он молился о том, чтобы остаться так висеть. Чтобы никто больше не приходил сюда, в его темноту. Чтобы не было больше ничего, кроме изредка падающих капель и хриплого дыхания. Чтобы время остановилось, и можно было ничего не решать...
Но время неумолимо, и через бессчетное число ударов сердца дверь в камеру вновь открылась.

Мелькор погрузился в думы о Гондолине. О если бы, если бы пленник заговорил! Он говорил эльфу, что у него много времени - но он лгал. Гондолин должен пасть в скором времени... или он не падет никогда. А если он не падет... Слишком ясным было то предчувствие о Тургоне. Слишком ярким. В нем кроется погибель царства Темного Владыки... а быть может, и его самого. Надо во что бы то ни стало заставить пленника говорить!
Но как? Мелькор чувствовал его безумный страх, дикий ужас перед ним, Владыкой Мрака. Эльф был на грани сумасшествия. Если еще раз прийти к нему... кто знает, не сойдет ли он с ума, не умрет ли от невыносимого ужаса? Нет, лучше предоставить все Лугморну. Лишь бы он добился успеха! А если нет... то он об этом пожалеет. У Владыки Ангбанда нет незаменимых слуг.

Лугморн вошел в камеру. Маэглин не увидел этого, потому что веки были смежены так плотно, что даже свет факелов не разгонял тьму, он ощутил присутствие каукарэльда всем телом. Вместе с оборотнем к нему вернулись страх, омерзение и отчаяние. Даже орков он уже воспринимал без какой-либо брезгливости, их грубые голоса не резали слух, а руки не казались такими жесткими. Его опустили на цепях, настолько, что он смог встать на колени, но упасть не позволили. Ломион приоткрыл глаза.
Артаир как обычно восседал в кресле, закинув ногу на ногу, улыбался. Хотелось отвернуться, но сил на это не было.
- Ты неплохо выглядишь. - Прокомментировал комендант Ангбанда. - Я рад, что ты достаточно силен. - Он переплел длинные пальцы у самого лица и положил на них подбородок, по-змеиному щурясь и растягивая слова. - Я хочу показать тебе кое-что. - Он повел пальцем, и один из орков-охранников на длинном кожаном поводе ввел в камеру... эльфа.
Да... Маэглин сморгнул... наверное это был эльф. Нет, это должен был быть эльф. Это не мог быть никто иной, как эльф, но что-то с ним было не так. Очень сильно не так, настолько сильно, что Лорд Дома Крота не сразу понял, что именно.
Эльф был наполовину обнажен, смертельно бледен, его растрепанные, давно немытые и нечесаные волосы были коротко обрезаны, а на шею одет кожаный ошейник, от которого к руке орка шел поводок. При этом вошедший, кажется кто-то из лаиквенди, покорно стоял, не производя никаких попыток освободиться.
И только спустя пару ужасно долгих мгновений Маэглин осознал, почему именно. У эльфа не было рук. Вообще. Его плечи заканчивались двумя гладкими культями, плавно переходя в подмышки. Он стоял, понуро опустив голову, безучастный к окружающим и, возможно, и вовсе не осознающий где и почему он находится. Ломион инстинктивно попытался коснуться его фэа и тут же отдернулся, наткнувшись на пустоту, аквапахтиэ, отрешенность.
Маэглина затрясло. У него подогнулись ноги, и он со стоном обвис в цепях, удерживающих тело на весу. Вот теперь... теперь ему было действительно очень страшно. Неужели?.. Неужели эти твари могут сотворить с эрухини вот такое!? Изуродовать фэа и роа настолько, что одно не сможет сосуществовать с другим!? Что ты будешь продолжать жить, но не будешь воспринимать себя живым, потому что, если будешь, то жить не сможешь!?! Настолько разделить душу и тело, при этом оставив их соединенными воедино!?! Это... это... чудовищно!!! Потому что они сделают это с ним!!!!!!!!!!!!!!!!
- А... вижу, тебе понравилось. - Раздался где-то над ухом сухой смешок ненавистного подменыша. - Рад, что ты оценил мои скромные таланты. Не хочешь повторить его участь, верно? - Снова издевательский смех. - Ну конечно же не хочешь. Чтож, у тебя есть выбор. Одно слово, и ты будешь свободен и руки палачей больше не коснутся тебя. Одно слово, и Владыка одарит тебя, как подобает высочайшему гостю. Одно слово, и ты забудешь об этом ужасном сне. Или... - Холеные пальцы подняли лицо Маэглина за подбородок и повернули в сторону все также стоящего, равнодушного ко всему эльфа-калеки. - Твое молчание...
Молчание... молчание... да как можно молчать, когда сердце разрывается от дикого крика!?! Когда хочется рвать и биться, сметая все преграды на пути к воле из этой жуткой, липнущей Тьмы! Когда даже единственный луч Солнца кажется наивысшим благом и ты готов отдать что угодно за возможность вновь увидеть его! Ни за что! Не здесь! Не дождетесь! Я тут не сдохну!!!!!!!!!!
Маэглин вывернулся из жесткой хватки и оскалился, словно дикий зверь, ненавидяще глядя прямо в змеиные глаза.
- Хватит! - Прохрипел он, сплевывая слова вместе с собственной кровью. - Довольно поиздевался, выродок! Зови сюда своего хозяина, шавка! Я - Маэглин, сын Эола Темного Эльфа и Арэдэли из Нолдор, буду говорить... - Черные, горящие неистовым огнем глаза сузились, делая Сына Сумерек похожим на демона не меньше его тюремщиков.
Лугморн по змеиному усмехнулся и тут же приказал освободить пленника, а также отправить к Повелителю слугу и передать, что скоро в распоряжение Владыки поступит важный гость. Полубесчувственного Маэглина отковали от цепей и со всей возможной осторожностью освободили от пыточных орудий. После чего завернули в чей-то не слишком новый плащ и на нетвердых ногах сопроводили в указанную Повелителем Тьмы комнату.
Стол в комнате был накрыт для трапезы - не самой пышной, но достаточной, чтобы утолить голод пятерых. Кроме блюд на столе стоял и кувшин с вином. Моргот ужа расположился во главе стола и широким жестом пригласил "гостя" усаживаться. Остальные по взмаху руки остались стоять у входной двери.
Ломион, с трудом удерживая глаза открытыми, повалился в указанное кресло. Сейчас он выглядел совершенно не благородно и, уж тем более, не изысканно, но ему было на это наплевать. От вида еды его замутило, так что он все же полуприкрыл глаза, чтобы не вывернуть содержимое желудка прямо под ноги Морготу. Может, действительно напиться, раз предлагают?..
- Так что же, благородный Маэглин? Ты готов отвечать на мои вопросы? - голос Владыки Тьмы был сама вкрадчивость.
Маэглин полувопросительно посмотрел на кувшин вина, а потом протянул постыдно трясущуюся руку и наполнил свой кубок.
- Готов. – Он криво усмехнулся окровавленными губами. – Твое здоровье, Владыка Тьмы! – И залпом ополовинил свой сосуд.
- Благодарю, - Моргот наклонил голову в пародии на благодарность. - О том, где расположен Гондолин, я уже знаю. Меня интересует, как туда пройти - перевалы, туннели...
Лорд Дома Крота невольно поморщился, понимая, что времени придумывать отговорки у него нет, и осознания, что говорить правду совсем не хочется. Но, если Моргот поймет, что он увиливает, то снова бросит его в камеру на растерзание Лугморна. В том, что оборотень будет только рад опробовать на строптивом эльфе свои хитроумные приспособления, Маэглин не сомневался, а потому ответил.
- Перевалы существуют, но пройти по ним в Город невозможно. – Он вновь пригубил вина, ожидая страшного гнева Моргота, но вместо этого тот спросил.
Моргот усмехнулся.
- Не пытайся лгать. Мало того, что я не поверю, что Тургон замурует сам себя в горах - так я еще и прекрасно знаю об его участии в последней битве. Ведь он туда вышел не один, а с войском, верно?
Ломион с усилием провел рукой по лицу, собираясь с мыслями.
- Я не лгу. Это Закон. Если уйдешь из Города, то нельзя вернуться... Это... уже после... моей матери... - Он тяжело качнул головой. - Не важно. Вы не сможете пройти туда незамеченными.
- Мне не нужно пройти туда "незамеченным", - вновь усмехнулся Моргот. - Мне просто нужно войти.
Маэглина пробрал озноб, и он зябко повел под плащом плечами, но промолчал. Только поднял на Моргота глаза, ожидая новых вопросов.
- Я повторяю вопрос, - Голос был спокоен, но в нем слышался металл. - Как войти в город? Перевалы, дороги?
- Твои разведчики прошли по ним. Они же вытащили меня оттуда. Спроси их о тайном ходе, который они там раскопали, иначе им было не достать меня другим способом.
- Я не верю, что это единственный путь. Или ты будешь говорить, что тысячи нолдор прошли этим путем, чтобы выйти на север тридцать лет назад?
Маэглин повел плечом и поморщился.
- Есть чем и на чем писать?
- Конечно.
Моргот только посмотрел на одного из орков-стражей, и тот немедленно вышел. Через несколько минут он вернулся, неся тонкий пергамент, несколько перьев и чернила.
- Я выполняю все твои просьбы, как видишь, дорогой гость.
Пока орк бегал за писчими принадлежностями, Маэглин плеснул себе еще вина и осушил почти половину.
- Тогда отпусти меня, когда я закончу. - Без всякого выражения произнес он и принялся вычерчивать карту тумладенской долины в кольце Окружных гор. Рисунок получился не слишком ровным, потому что рука дрожала, но все же узнаваемым. Ломион отметил пути прохода, по которому войско гондотрим выходило на Нирнаэт и возвращалось обратно, и аккуратными четками рунами кирта Даэрона обозначил значения перевалов.
Моргот жадно впился в карту глазами. Если эльф не врет, то... такой ценный подарок и правда, заслуживает награды. Соответствующей. Но как проверить, не врет ли он? А что если?.. Не только угрозы имеют силу...
Подождав, пока эльф закончит, он протянул черную руку к листу, и, слегка поморщившись от боли, притянул его к себе, рассматривая и запоминая.
- Здесь только Я ставлю условия. Я ничего не обещаю... пока. Так что не пытайся запутать меня! - Гулкий голос заметался эхом по небольшой комнате. - Или желаешь вновь вернуться к Лугморну?
Лорд Дома Крота вздрогнул и поморщился. Нет, в лапы к отвратительному оборотню он больше не хотел.
- Прости… - Выдавить из себя слово «Господин» он так и не смог и вместо этого закашлялся. – Я… я вовсе не хотел ничем запутать тебя. – Он отнял ладонь от губ и отер кровь о полу плаща.
- Тогда отвечай яснее.
Маэглин вздохнул и мысленно сдался.
- Вот здесь, здесь и здесь... - Его палец вел по карте, оставляя на пергаменте тонкий кровавый след. - Есть достаточно широкие проходы, способные пропустить многотысячную армию. Но они охраняются Орлами.
- Ничего. Пусть даже этот ничтожный Тургон знает, что идет войско. Все равно полностью скрыть его не удастся. У меня достаточно сил, чтобы раздавить его! Теперь я знаю, куда бить...
Маэглин помолчал, мрачное торжество Владыки Тьмы вызывало в нем, помимо ставшего почти что привычным страха, злость и обиду за Тургона. Но эти чувства были слишком незначительными по сравнению с охватывающим его тупым безразличием и усталостью. - И... что будет со мной? - Глядя куда-то в пол едва слышно произнес сын Арэдэли.
Моргот расхохотался.
- С тобой? – Он глумливо посмотрел на своего пленника сверху вниз и улыбнулся. – Чтож… я подумаю, какую еще пытку придумать для такого жалкого предателя, как ты. Или ты и правда думал, что отсюда выходят по своей воле?
Маэглин вскочил, отшвырнув кубок куда-то в рыло стоящему у двери орку, и откуда только силы взялись. Он оскалился и, похоже, был готов драться голыми руками чуть ли не с Темным Валой. Сузившиеся до игольных точек зрачки пылали страшным огнем.
– Значит, правду болтают о тебе, что ты безмозглый дурак на троне! Хочешь убить меня и ломиться своей рогатой головой в семь закрытых врат Гондолина!? Что ж, мои воины всласть посмеются над тобой, когда все твои атаки разобьются о неприступные стены и острейшие мечи! Или ты решил, что попасть в долину то же самое, что взять город!? Ну, давай, иди, клади бессчетные тысячи своих выродков под нашими стенами! Ни один из них не войдет даже в первый обвод стен!
Моргот ухмыльнулся:
- Ты не в том положении, чтобы угрожать мне. Думаешь, это единственная пытка, которой тебя подвергнут? Ты будешь рад рассказать все ... и пожалеешь, что тебе больше нечего говорить. Но... у тебя есть один выход. Если ты будешь служить мне и дальше...
Ломион тяжело привалился к спинке кресла, глядя на Моргота снизу вверх. Говорить было чудовищно трудно и еще труднее связно выражать свои мысли, но иного выхода не было.
- Об этом… я тебе… и толкую. Отпусти меня, и в назначенное время я открою для тебя все Семь Врат Гондолина. Никто не заподозрит… советника Тургона… в измене. А если… и заподозрят… - Он криво усмехнулся. – Я найду способ, избавиться от них. – Он устало провел рукой по лицу. – Если… убьешь меня, так ничего и не добьешься. Я буду просто еще одним мертвым эльфом. А если… дашь мне жизнь и свободу – получишь союзника внутри крепости, который ударит Королю в спину, когда ты пожелаешь. – Маэглина чуть не стошнило от собственных слов, но он продолжал прямо смотреть в глаза Властелина Мрака.
В глазах Моргота промелькнуло нечто, похожее на удивление. Много раз пытался он заставить эльфов служить себе... но очень редко это удавалось. Разве что под заклятием чар. И еще реже на это соглашались эльфы знатного рода. Вспомнить хотя бы этого упрямца Нэльяфинвэ. Он так ничего от него и не добился, кроме криков боли и презрительных насмешек. Впрочем, тогда его палачи были куда менее опытны. Да и сын Фэанаро был слишком крепким орешком. А этот... Наверное, кровь трусливых синдар замутила кровь рода Финвэ. Хотя по виду он в точности нолдо. Моргот почувствовал презрение и даже легкое разочарование. Хорошо, что это ничтожество соглашается служить ему, но было бы приятно ломать его и дальше. Впрочем... После взятия Гондолина не будет недостатка в пленниках. Тогда он и потешится. А пока...
- Сейчас ты будешь обещать все, что угодно. Но как можно надеяться, что ты исполнишь обещание?
Маэглин сглотнул. Он очень-очень-очень сильно не хотел этого, но еще меньше он хотел снова корчиться в цепях или быть разорванным какими-нибудь особо мерзкими тварями. Он уже понял цену словам и обещаниям Темного Владыки, а точнее убедился в отсутствии этой самой цены. «Как можно надеяться? Да никак! Конечно, он будет лгать и изворачиваться сколько угодно, лишь бы выбраться отсюда. И Моргот отлично знает это. Поэтому, есть только один способ заставить Врага поверить ему. Самый страшный способ…»
- Ты… всегда можешь… подчинить… мою волю… - Тяжело, словно роняя каменные плиты надгробий произнес Лорд Дома Крота. – Ты ведь… уже делал подобное… с другими своими пленниками. У тебя есть цепь, а у меня – ошейник. Соедини их, и я никуда не убегу от тебя. – «Великие Валар, что он делает!?! Зачем!?! Добровольно отдавать себя на потребу тому, кто извращает все, к чему прикасается. Но… он поклялся! Он не сдохнет в этой мерзкой грязной тюрьме! Он выберется обратно, к свету, к чистому воздуху и жизни! А там… кто знает, быть может, воля Моргота не так уж и нерушима…» - Что скажешь… Владыка? – Тонкие окровавленные губы разошлись в хищной усмешке.
- Если ты и в самом деле согласен, открой мне свой разум сейчас же. Тогда я уверюсь, что ты не лжешь, и тебе больше не придется испытывать боли, - с презрительной гримасой сказал Моргот.
Ломион задержал дыхание, словно перед прыжком в холодную воду, и, резко раскрыв глаза, распахнул сознание. Его словно окутали чары Нан-Эльмота, а в ушах раздался ласковый голос матери, зовущий его домой. Стало все равно, что сейчас сделает Бауглир, он получит то, что хочет, и ничто не остановит его!
Моргот вломился в распахнутый разум, будто в завоеванный город. Хотя его впустили добровольно, но все равно приходилось ломать небольшое сопротивление, наверное, неосознанное. Он с презрением отшвыривал ранние детские воспоминания - к чему ему эти глупые нежности эрухини? Любящее лицо матери - действительно, это Арэдэль, пленник не солгал, лицо отца - темное, мрачное. А это уже интереснее... Вот отец ругает сына за интерес к нолдор... сын угрюмо молчит. Он никогда не любил отца, что ему этот горбатый синда, если его дед - Верховный Король нолдор? Он слушает восторженные рассказы матери о Гондолине... мечтает туда попасть... уговаривает мать... они бегут. Вот он - путь в Гондолин! Тропа неширока, здесь войску придется трудно. Можно даже перегородить ущелье каменным обвалом... тем более ему необходим союзник в городе! Что же, пускай останется жив и цел. С некоторым сожалением Моргот отказался от мыслей обмануть Маэглина. С другой стороны... тем хуже для тех гондолинцев, кто останется в живых... чтобы их повелителем стал их же соплеменник! А он уж научит его править так, как надо Владыке Тьмы. Да, это лучше, чем просто жестокая казнь. Так он убьет не тело, но душу. Дальше, дальше! Семь ворот! Да, Маэглин не пытается его запугать, они воистину неприступны. Вот, наконец, и город. Тронный зал... ненавистный Тургон! Высокомерен, уверен в своей силе и власти... Ничего, скоро ему принесут его голову или приволокут живого в цепях... Нет, наверное, лучше приказать убить сразу. Слишком опасно. Ведь от него может наступить крах всем его планам... Золотоволосая дева - ага, это ее он видел раньше в мыслях Маэглина! Дочь короля, Идриль. Маэглин любит ее... вовсе не как брат. Тем лучше, еще один способ удержать его. Первые приветствия... но вот еще один гость. Сутулый мрачный Эол. Разговаривает презрительно, не хочет никакой милости. Бросает кинжал в сына - но попадает в мать. Горе Маэглина от смерти матери. Ненависть к отцу. Холодное презрение при виде казни. Но Идриль недостижима. Вот она с испугом смотрит на Маэглина. Иногда в ее взгляде проскальзывает жалость, легкая привязанность к брату - но ничего более. А любовь Маэглина все растет, но растет и тень. Он - мастер по работе с металлом, вот он руководит установкой ворот - вот способ открыть их, заодно рассматривает все другие ворота - отлично, теперь понятно, как они действуют. Жаль, что все механизмы укрыты внутри. Но это сделает сам Маэглин. Теперь дальше. В город приходит человек. Но Тургон не слушает послание Ульмо, отлично! О, неужели Тургон так мало ценит свою дочь, что выдает ее замуж за этого оборванного пришельца? Ненависть Маэглина к сопернику... к его сыну... События последних дней - столкновение с Туором, боль от раны, обида, гнев, поспешный уход... Все. Последние воспоминания уже неинтересны. Еще раз, подробнее рассмотреть и запомнить все сведения об обороне города... достаточно. А то еще помрет раньше времени...
И Моргот отступил назад, поставив в открытом разуме свою метку - теперь он сможет проникнуть туда в любое время и окутать его чарами бездонного ужаса. Но не сейчас - иначе разум может не выдержать.
Маэглину казалось, что это происходит совсем не с ним. Что он сам как будто вышел из собственного разума и наблюдает все картины из прошлого со стороны, с отстраненным любопытством, но без всяких эмоций. Странное чувство. Интересно, а когда он умрет, это будет так же? Фэа выйдет из тела и будет наблюдать за ним, удивляясь, что когда-то так цеплялось за жизнь? И почему тогда он не позволил Морготу сразу убить себя, ведь все было бы так легко? Но тут Властелин Мрака выбрался из сознания Ломиона, и на того вновь навалилась клокочущая и яростная гамма чувств: боль, страх, опустошение, безумная надежда, безысходность и горечь от осознания предательства, решимость выбраться во что бы то ни стало и исправить содеянное, любовь, ненависть, вера и раскаяние... Все сплелось в какой-то чудовищный комок, разрывающий грудь похлеще лугморновых иголок. Маэглин повалился на колени, хватая воздух изорванными губами и упираясь руками в пол, чтобы не упасть.
- И зачем было упрямиться с самого начала? - в голосе Моргота звучало глумливое сочувствие. - Что же, я не буду убивать тебя. Ты будешь мне полезен. Ты хотел власти? - очень хорошо, будешь править Гондолином от моего имени. Ты любишь дочь короля? - она будет твоей. Убей ее мужа и сына, а ее забирай себе. И убей Короля. Ни мне, ни тебе он не нужен живым, ведь так?
Даже не дожидаясь ответа пленника, уверенный в его согласии, Моргот обратился к слуге-вампиру:
- Лугморн! - при звуке своего имени тот встал с почтительным видом, готовясь выслушать приказание. - Забирай его. Вылечить, одеть, снабдить всем необходимым. Потом снова привести ко мне. Головой отвечаешь за его целость и сохранность. Это все.

Продолжение следует...

@темы: ПМ, Север, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Жесть, Гондолин

---

Еще один фик про Маглора

[Дикий лесной эльф Лас]

На этот раз не такой мрачный, как предыдущий, но зато старый-старый, один из моих первых фиков вообще - со всеми вытекающими

Вот уже долгие годы он скитался по побережью, правда, сколько их было, тех лет, он не помнил. Дорога. Одна дорога, но без цели. Он очень редко задерживался где-либо – он был непонятен остальным, людям. Обычно на него не обращали внимания, но чаще гнали прочь. И он уходил, вновь и вновь.
Прошлого не осталось – только ослепительное сияние и лица, застланные кровавой пеленой. И ещё ожоги – на левой ладони практически один сплошной шрам, а на правой… Он не думал о том, что никогда больше не сможет взять в руки ни лютню, ни арфу. Да и что в них толку, если уже не сложить ни одной новой песни, не спеть ни одной старой.

Читать дальше

Несколько раз он пытался доплыть до Валинора, не вспоминая о том, что Валар его, скорее всего, потопят. Но, видимо, он действительно был проклят – даже Ульмо не хотел забирать его. Он неизменно попадал в шторм, лодку разносило в щепки, но его самого вновь и вновь выбрасывало на берег.
Он не понимал, почему из-за этих ожогов ему столько раз доставалось, да и не стремился понять – просто шёл куда-то вдоль моря, не в силах уйти от него.
Вот и на этот раз… Из-за чего?.. Он сначала хотел уйти, но потом просто лёг на песок, прикрыв глаза. Уже не было ни сил, ни желания. Будет прилив. Ну и пусть. Может, Владыка Вод всё-таки смилостивится над ним. Хоть Внемировой мрак, хоть Мандос… Всё равно, куда уходить…

Вот уже много лет она жила в некотором отдалении от близлежащего людского поселения – её, полуэльфку там не любили и обращались к ней только в случае самой крайней необходимости – она хоть и не целительница, но в травах разбиралась хорошо, благо было кому учить. Отец… Она навсегда запомнила его голос, объяснявший целебные свойства растений, руки, помогавшие научиться правильно играть на лютне. Да и сама лютня, они вместе делали её… Уж сколько ей лет, а до сих пор прекрасно сохранилась и прекрасно звучит – необязательно даже что-то петь или играть – достаточно просто провести рукой по струнам, и чувство необъяснимого покоя и умиротворения ещё долго будет витать в воздухе. Ещё помнила истории, которые он ей рассказывал: о прекрасных Древах Валинора, о Феаноре и прекраснейших из его творений – Сильмариллах, о великих битвах… А потом он просто ушёл и больше не вернулся. А недавно она осталась совсем одна. Друзей, да и просто приятелей не было – оно и к лучшему, думала она – не придётся терять. Ей Эру даровал долгую жизнь, возможно и вовсе бессмертие, а если вокруг одни смертные, то лучше и не привязываться ни к кому.

В тот день, она, сама не понимая, почему, пошла не от людского поселения, но к нему. Сначала она спустилась к самой воде, но потом забралась на холмы, продолжая любоваться морем, но уже с высоты. Она уже собиралась совсем углубиться в перелесок, но, в последний раз бросив взгляд на море, остановилась как вкопанная – у самой кромки воды лежал человек. Она быстро спустилась, осторожно подошла. Он лежал, не двигаясь, длинные чёрные волосы разметались по песку, одежда, заштопанная неумело, на скорую руку, явно знавала лучшие времена.
Она склонилась над ним, осторожно тронула за плечо, тот никак не отреагировал, кажется, даже не почувствовал. Она заглянула в его лицо – эльф! Самый настоящий эльф. Но откуда? Странная догадка промелькнула у неё в голове, но она решила пока не думать об этом. Но что с ним? Заострившиеся черты на худом, бледном лице, скула рассечена, правая ладонь замотана какой-то непонятной тряпкой. Ладно, потом разберёмся, - решила она, а сейчас его надо увести отсюда – кажется он слегка не в себе.
- Эй, что с тобой? – тихо окликнула она его.
Он медленно перевёл на девушку взгляд. Глаза… Наверно, когда-то они были прекрасными, подумалось ей, а сейчас… Сейчас они утратили цвет, только стылый лёд, и где-то в глубине плещется пламя боли и отчаянья.
- Я Элтана. Что с тобой? – Повторила она. – Вставай, пойдём, я помогу…
Он по-прежнему смотрел на неё непонимающим взглядом, но всё же поднялся, проигнорировав протянутую руку, дал увести себя, но постоянно смотрел на море, словно боялся уйти от него слишком далеко.

Когда они дошли до маленького домика, стоящего на вершине холма, он так и не проронил ни слова. Она собрала на стол, вышла за эликсирами и бинтами, когда вернулась – он так и сидел, уставившись в одну точку, не притронувшись ни к еде, ни к питью.
- Ну что же ты?.. – слегка разочарованно сказала она. – Ты ешь, ешь… А я пока твою руку посмотрю… если позволишь…
Он ничего не сказал, но и не сопротивлялся, когда она осторожно размотала повязку и стала осматривать сожжённую руку.
Элтана аккуратно промывала израненную ладонь, обрабатывала эликсирами – он никак не реагировал, кажется, даже не чувствовал боли. Она закончила перевязку, положила его руку на стол. Он помедлил несколько секунд, потом убрал руку на колено.
Девушка уже поняла – это Маглор, второй сын Феанора. Очень хотелось назвать его по имени, но она как-то не решалась. Пусть уж лучше думает, что она не знает, кто он – незачем ворошить минувшее.
Она протянула руку, чтобы смыть запёкшуюся кровь с лица, но он уклонился. Элтана не стала настаивать.
- Хорошо, я не буду трогать. Ты… ты, если хочешь, сам сделай. – Она отошла в другой угол комнаты, стала копаться в комоде, вынула оттуда небольшое зеркальце на подставке, покосилась через плечо на своего гостя, подумала и достала ещё и гребень. - Вот, - она положила всё это на стол, - а я… я пойду.
С этими словами она ушла в свою комнату и прикрыла дверь.
Ей надо было много о чём подумать. Да… Вот уж чего она не ожидала, так это встретить Маглора Песнопевца. Ну и что теперь делать? Нельзя, нельзя позволять ему уйти. Но остаться он вряд ли захочет… Ему ведь плохо, очень плохо, а помочь ему она никак не может, а хотелось бы. Ведь уйдёт, наверняка уйдёт опять скитаться. Нельзя такого допустить. У каждого ведь должен быть дом. И плевать, что большинство рассказов о деяниях Феанорингов сопровождались крайне нелицеприятными комментариями…
Додумать она не успела – тихий стук в дверь отвлек её внимание.
- Войди, - сказала она.
Дверь медленно отворилась, на пороге стоял Маглор. Девушка поднялась и подошла к нему, посмотрела в глаза. Она сразу всё поняла – уходит, и нет силы, которая заставила бы его остаться.
- Не уходи, останься… Пожалуйста, останься…
Тот только покачал головой. Элтана поняла, что настаивать бесполезно. Она проводила его до порога, потом вернулась в комнату, взяла лютню и вновь вышла на улицу. Села на скамью рядом с домом, провела рукой по струнам – слёзы наворачивались на глаза. И вдруг заиграла мелодию, немного грустную, но одновременно умиротворяющую. Смотрела при этом она куда-то вдаль, боясь перевести взгляд на фигуру, медленно спускающуюся по дороге к морю.
Она хотела было сыграть ещё одну мелодию, как вдруг замерла, почувствовав чьё-то присутствие, и быстро вскинула голову. Он стоял, смотря на неё несколько заворожено, и лёд в его глазах медленно таял. Не очень-то понимая, что и зачем она делает, она подошла к нему и протянула ему лютню. Он посмотрел на инструмент с некоторым сомнением, перевёл взгляд на свои ладони, потом всё же осторожно взял, вывел замысловатый аккорд и начал играть какую-то мелодию. Полуэльфка её не знала, но чувствовала, как вместе с музыкой, тающей в воздухе, оттаивает и сердце менестреля, как медленно уходит его боль и печаль. Он сыграл последнюю ноту, коснулся ладонью струн и протянул лютню обратно. На струнах остались следы крови.
Она только и смогла, что отрицательно покачать головой. Потом накрыла его правую руку своей ладонью и прошептала:
- Не надо… Оставь себе… Тебе она нужнее, чем мне. И, если не можешь или не хочешь остаться, то… то не забывай… просто не забывай.
"Хотя, если бы ты остался, то я была бы очень рада. Даже просто если бы приходил иногда, была бы рада", - мысленно додумала она.
- Спасибо тебе… Спасибо тебе за всё… - тихо проговорил Маглор.
Элтана уже поняла – не останется, уйдёт. А ей, как бы того не хотелось, не удержать его.
Он ушёл, а она ещё долго смотрела ему вслед, и слёзы катились по её щекам.

Шли дни. Она уже начала забывать эльфа, встреча с ним переходила в разряд пусть и приятных, но всё же воспоминаний.
Однажды вечером она услышала тихую мелодию. Сначала не поняла, что это, а потом, боясь поверить, выскочила на улицу, да так и замерла на пороге. Эльф стоял рядом и наигрывал что-то на лютне.
- Ты?.. Ты ведь останешься теперь?
Он ничего не ответил, просто, перекинув лютню за спину, подошёл к ней и обнял.
- Я уже… уже , наверно, не смогу уйти. Не смогу вот так, как раньше… Не смогу забыть, никогда… Но уже и не могу жить одним прошлым… Ты… Ты позволишь остаться?
- Как мне называть тебя?
- Ты ведь знаешь, кто я? – Он горько усмехнулся. – Зачем же тогда спрашиваешь, как меня зовут?.. Впрочем… Впрочем, зови Макалаурэ, - собственное имя, ещё то, из далёкой прошлой жизни, когда не было ни смерти, ни войн, далось с трудом. Потом посмотрел на неё тем, ещё аманским, казалось навсегда утраченным взглядом, полным необъяснимой теплоты и нежности и повторил, - да, Элтана, зови меня Макалаурэ…

"Он никогда не вернулся к эльфам" – говорит о последнем выжившем Феаноринге "Квента Сильмариллион".

---

Вот и я...

[Тао2]

Приболел, так что вот только сейчас присоединяюь действием.
Это из старого (не факт, что доброго)

Арда Алахаста

...Велик и прекрасен Мелькор, Владыка Айнур, могущественнейший из Айнур. Многими дарами наделил Эру первого из сотворенных, и в дарах остальных Валар, связавших себя с Ардой, есть его часть. Жажда творения не угасает в нем, жажда знаний, влекшая его еще до Песни на поиски Негасимого Пламени, заставляет первого из Айнур неустанно творить новое. Легко сочетает он под рукой своей столь противоположные стихии – Огонь и Лед, и кто, как не он, Владыка, понимающий суть даров и стихий собратьев своих, может быть им судьей и опорой в трудах их?

В сердце Альмарэн, на высокой горе, Чертоги его, и пламя бьется в кристаллах ледяных колонн, распускаются огненные цветы в снежных чашах и причудливо-изменчивыми витражами инея затканы окна.

Братом создан Манвэ Мелькору в думах Илуватара, и схожи они даже обликом, подобно близнецам из детей живущих. Милее всего в Арде для Манвэ небо и ветер, и эту тему вел он в Музыке Айнур. В высочайшие слои воздушного покрова Арды устремляется он на невидимых крыльях, и духи ветра сопровождают его, и все живое, живущее в небе. Стихия его – воздух, и слышит он все, происходящее в Арде, ибо все ветра, от урагана до мягкого бриза, разговаривают с ним.

В снежных метелях и пляске молний сплетаются Темы братьев, завораживая живущих жаждой приключений и новых свершений.

Бури веселят Повелителя Ветров, смерч – его танец, в грохоте шторма слышен его смех, и часто приходится ему смирять буйство свое, дабы не повредить трудам собратьев своих и не губить живущих.

Супруга его, Варда Тинталле, как и он, влюблена в небо и часто сопровождает возлюбленного в воздушных странствиях. Для нее создает он причудливые облачные картины и наигрывает мелодии на струнах дождей, а она зажигает звезды, и высоко над землей горит Венец Валар – свадебный венок, что сплела она для супруга. Радость ее – в свете, и не заблудится во тьме странник, взывающий к ней.

Нескончаемы труды Валар, часто собираются они в огненно-ледяном Чертоге.

Сиянием вливается в залу Владычица Звезд, вихрем врывается Повелитель Ветров, и кружатся в воздухе недописанные свитки, взлетают ткани, заметают столы листья, падают лепестки в кубки.

Грозно нахмурясь, встает с трона Владыка, но смеются его глаза – не может без озорства младший брат его, но развеяться порой можно и Могуществам.

И прерывают Валар совет свой и рассаживаются поближе – узнать получше о том, что происходит в Арде, послушать новые песни.

Много песен у Манвэ, любящего слово и музыку не меньше, чем небо и ветер, – торжественных и задумчивых, грустных и насмешливых... песен о бесконечном пути, о непостижимом и неизвестном.

Переливается гибкое пламя в льдистых стеблях колонн, трепещут огненные цветы, снежными хлопьями опадают лепестки на лица и тают... тают...

* * *

Манвэ улыбался во сне. Потом глаза Повелителя Арды открылись, и улыбка растаяла, как тают первые снежинки, долетая до земли. Ирмо, наблюдавший за ним во время целительного сна, подался вперед. Манвэ резко встал, коротко кивнул Властителю Душ и стремительным, летящим шагом направился к выходу из Лориэна.

Ирмо нагнал его у самых ворот:

– Что-то не так, Владыка?

– Все так.

– Но... неужели – Сон? Как же это, ведь в Садах не снится плохого...

– Разумеется, Ирмо, – улыбка Повелителя Арды была ослепительна и холодна, как льды Таниквэтиль. – Это был очень хороший сон.

@темы: Валар

---

Падение Маэглина

[Гэллиан]

Часть третья

Окружные горы, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
Закатные лучи, посылаемые огненной колесницей покидающей небосвод майя Ариен, играли пламенеющими бликами на острие копья, делая его похожим на пылающий факел. Маэглин из-под руки смотрел вдаль, туда, где дневное светило спешило скрыться за горизонтом. Он шел так быстро, что даже не заметил, как обогнул северо-восточную оконечность Окружных гор. Позади, за его спиной, расстилалась цветущая Тумладен, одетая кружевами полевых соцветий и окутанная легкой дымкой вечерней росы словно невеста. Его же путь лежал дальше, сквозь узкую лощину, выходящую за кольцо кажущихся неприступными гор и известную лишь немногим стражам долины, избранным рудознатцам и гордо парящим в недосягаемой выси детям Владыки Ветра.
Маэглин, легко скользя меж камней, быстро спускался с обрывистого склона, ловко балансируя копьем и перепрыгивая с валуна на валун. Он жаждал уйти как можно дальше, чтобы горы и расстояние отделили его от той, к которой он так стремился. Ибо близость не несла ничего хорошего, сегодня он убедился в этом еще раз. И осознание, что он был на грани той роковой, страшной ошибки, которую некогда совершил его отец, заставляло все идти и идти вперед.
Поглощенный невеселыми мыслями он слишком поздно заметил их: небольшой отряд ирчей, засевший между камней. Должно быть, они охотились здесь неподалеку или выслеживали подступы к сокрытому городу нолдор, но из-за своей малочисленности не были обнаружены. Их был всего десяток, поэтому сначала он решил, что быстро справится с ними. В два прыжка сократив расстояние до ближайшего противника, сын Темного Эльфа всадил в того копье и отбросил на двух его подельников. Орки, не ожидавшие столь стремительной атаки, спасовали и подали назад. Он бросился за ними, но уже в следующее мгновение рядом свистнули стрелы. Конечно, слуги Моргота не шли ни в какое сравнение с зоркими эльфийскими лучниками, бьющими без промаха. Но их было четверо, а Маэглин почти не был задоспешен. К тому же вокруг все стремительнее сгущалась ночная мгла, что также было на руку оркам. Поняв, что слишком погорячился, Ломион решил отступить, но за его спиной путь теперь преграждала троица ирчей, мерзко оскалившихся и поигрывающих своими кривыми ятаганами. Спереди заступили дорогу еще двое, а четверо лучников уже вновь натягивали тетивы.
Маэглин едва слышно выругался. Становиться поживой грязным вражьим выродкам Лорду Дома Крота вовсе не улыбалось. Рванувшись вперед, он метнул в одного врага копье, прошившее того навылет сквозь кожаную куртку, а второго оглушил рукоятью кинжала, попав тому в основание черепа. Освободив дорогу, эльф, что было сил, бросился бежать. Постыдно, конечно, но нужно было срочно найти подходящую позицию, иначе его попросту утыкают стрелами. И почему, во имя Эру, он не взял с собой лук!?!
Нолдо пробежал еще несколько сот шагов по ущелью, слегка оторвавшись от преследователей, но тут судьба вновь сыграла с ним злую шутку - впереди был тупик. Похоже, в горячке боя и преследования он не туда свернул, и теперь перед ним высилась каменная стена, уходящая вверх на добрые тридцать футов. Он был в ловушке, с трех сторон окруженный почти что отвесными стенами ущелья, а сзади слышались приближающиеся шаги, перемежаемые руганью и проклятьями в его адрес. Не теряя ни секунды, Маэглин сорвал с пояса пятилапую кошку на тонко выделанной веревке и, раскрутив ее, забросил наверх. Хвала Валар, она удержалась, зацепившись то ли за выступ, то ли еще за что-то достаточно надежное, чтобы выдержать его вес. Сын Арэдэли начал стремительно подниматься, но тут в левую ногу, чуть пониже колена его клюнула стрела. Нога сорвалась, и эльф едва не рухнул вниз, но все же удержался и полез дальше, отчаянно надеясь, что следующая стрела не войдет ему под лопатку.
По счастью ему удалось благополучно достигнуть небольшого уступа, где зацепилась кошка. Орки внизу остервенело выпускали стрелу за стрелой, но больше удача им не улыбнулась, все они прошли мимо, бессильно отскакивая от скал вокруг. Маэглин обессиленно перевалился через край скалы, в голове мутилось, рот наполнился вязкой слюной и эльф ощущал недвусмысленные позывы к рвоте. Один из ирчей, видимо самый смелый, попробовал забраться вслед за сбежавшей жертвой, но эльфийская веревка была слишком тонкой для его грубых лап. Она, словно бы обладая собственной волей, постоянно выскальзывала, стремясь запутать собой орка, так что тот, плюясь и ругаясь, вскорости отступился.
Маэглин огляделся: он находился на крохотной ровной площадке, с трех сторон обрывающейся вниз, с четвертой же окруженной новым скальным уступом, в котором зияла небольшая пещерка. Сама же площадка продувалась всеми ветрами, чьи пронзительные порывы кидали в лицо и за шиворот морозными пальцами пригоршни колючего снега. Голова кружилась и казалась непомерно тяжелой. "Проклятье..." - Прошептали враз обескровленные губы. Кое-как сфокусировав мутнеющий взгляд, эльф вытянул из ножен кинжал и перерезал веревку. Так... теперь посмотреть, что с раной... Она была неглубокой и почти что не кровоточила, но яд уже успел довольно сильно распространиться, так что мышцы вокруг распухли и посинели. Маэглин, зажав в зубах перчатку, расширил разрез кинжалом, давая крови хоть как-то стечь. Потом его все-таки вырвало на прибитую снежком наледь. Полежав немного, он отполз от края на несколько шагов, но сил добраться до спасительной темноты пещеры, увы, уже не осталось. Уткнувшись щекой в холодный камень, он закрыл глаза. Если ирчи все-таки сюда доберутся, ему конец. На этой мысли, Сын Сумерек, окончательно потерял сознание.

Командир разведчиков Гамыш был рад и зол одновременно. Рад - потому что удалось выследить одинокого голуга в тех местах, которыми особо интересовался Великий Господин, да еще и ранить его отравленной стрелой. Зол - потому что проклятый голуг прежде, чем обездвиживающий яд начал действовать, успел взобраться на почти отвесную скалу и отрезать за собой веревку. Толку, правда, с этой голугской веревки им было бы мало - она так и норовила выскользнуть из рук, а в самый неподходящий момент могла оборваться - Гамыш не раз слышал о таких случаях. Ладно, придется искать другой путь. Надо добыть живым голуга во что бы то ни стало - тому, кто приведет пленника из этих мест обещана большая награда. Ай, какая награда - Гамыш аж зажмурился от удовольствия, как будто он уже получил ее - Великий Господин обещал каждому удачливому воину столько же золота, сколько весит он сам, а также не меньше двух десятков рабов. А командиру отряда - втрое больше. Гамыш причмокнул губами - он давно уже хотел получить себе женщину-рабыню из людей, да все никак не удавалось, всегда находился кто-то более сильный или ловкий, что уводил добычу прямо из-под его носа. С досады Гамыш стал уводить своих разведчиков все глубже в горы - туда, куда не все осмеливались заходить, ибо никто оттуда не возвращался, не находили даже трупов... Раньше думали, что в горах живут огромные пауки и другие чудовища, которые пожирают всех пришельцев без разбору, будь то голуги, люди или орки. Но с некоторых пор было объявлено, что в этих местах скрывается один из тех проклятых голугских разбойников, которые неведомо по какому праву объявляют себя владыками, со множеством своих приверженцев. Тогда-то и вышел приказ разведчикам пристально следить за этими землями, тогда-то и объявили о награде... Ай, каких рабынь привозят с юга! Белокожих, стройных, таких мягких даже на взгляд...
Гамыш с трудом оторвался от мечтаний. Сперва голуга надо поймать и отвести в Железную Крепость живым, а потом уж вкушать плоды победы. Он осмотрелся. Голуг укрылся на каменном уступе посредине почти отвесной стены высокой горы. Как раз над уступом темнело отверстие - пещера? У Гамыша упало сердце - ведь если пещера сквозная и ведет на другую сторону горы, то голуг может убежать! С другой стороны... тогда они могут добраться до голуга и без веревки! Гамыш остро пожалел, что с ним так мало воинов, хорошо бы их было побольше, чтобы оцепить всю гору плотным кольцом, чтобы этот разбойник не сбежал. Однако... его ведь ранили. Паучий яд делал жертву неподвижной на время до полусуток, в то же время, не причиняя ей особого вреда. За это время можно поискать путь наверх.
Гамыш послал четверых подчиненных искать пещеры внизу горы, а сам с двумя остался стеречь площадку - вдруг голуг превозможет действие яда и решит спуститься!
Двое разведчиков вернулись с левой стороны горы без всяких утешительных сведений. Стена была такой же отвесной и гладкой, а никаких пещер они не обнаружили. Проклятие! Неужели придется лезть на скалу? А голуг сверху будет сбрасывать на них камни… Вернуться ни с чем? Тогда мало того, что он останется без вожделенной награды, а кроме того кто-нибудь из снаг обязательно донесет, что он не смог поймать голуга и его еще и накажут… Оправданий в Темной Крепости никогда не слушали, а суд всегда был коротким.
Однако, удача улыбнулась Гамышу. Снага, посланный направо, прибежал один и быстро заговорил:
- Господин, там, внизу – большая пещера, а за ней – ход наверх. Мы не дошли до конца, но, вполне может быть, что он идет прямо наверх, на уступ…
Гамыш довольно ухмыльнулся. Теперь-то южные рабыни достанутся ему!
- Вы трое, оставайтесь здесь, - велел он неудачливым снагам.
– Вдруг голуг полезет вниз – тогда хватайте его и вяжите! А мы пойдем по туннелю наверх…
Конечно, воинов у него было маловато даже на одного голуга – они сражались всегда отчаянно, особенно, когда им грозил плен в Железном Аду. Но Гамыш крепко надеялся на паучий яд… Голуг, наверное, валяется без памяти или так слаб, что не поднимет и руки. Его может спасти только очень большая удача. Но судя по туннелю, найденному как будто по заказу – удача сейчас не на его стороне…
Гамыш послал вперед двоих снаг, а сам шел предпоследним. Если что – первый удар достанется не ему. Туннель был не слишком широким, но орки шли по нему без труда. Он постоянно поднимался, а по полу тек небольшой ручеек. Видно, этот ручей, берущий начала в снежной шапке горы и проточил туннель – когда был побольше. Вот спереди потянуло сквозняком – видно, и правда, они вышли к тому самому уступу! Гамыш предостерегающе зашипел на солдат:
- Потише! Или хотите получить клинок в грудь?
Орки шли вперед со всей возможной осторожностью, наконец, первый снага остановился:
- Тупик. Камень.
- Проклятие!
Гамыш вышел вперед. И правда, каменная перемычка отделяла уступ от туннеля. Ручеек здесь был совсем мал и тек из маленького отверстия у пола. Удача была так близко, а они упустили ее! Зарычав, Гамыш ударил кулаком о камень… и ухмыльнулся. По звуку он услышал, что каменная преграда очень тонка…
Он приказал одному из солдат бить в камень тяжелой железной палицей. Шуму будет много… но тут уж ничего не поделаешь.

Наконец, каменная стенка рухнула вниз, и открылся проход достаточной ширины, чтобы пролезть. Гамыш послал вперед снагу – вдруг голуг все-таки в сознании? Но разведчик вскоре радостно завопил:
- Здесь он! Валяется на полу!
Яд подействовал! Гамыш поспешил вперед, наклонился к бесчувственному голугу и почуял слабое дыхание на посиневших губах. Жив!
- Вяжите его, быстро! Скоро эта тварь очнется… И заберите у него оружие.
Орки сноровисто обыскали бесчувственное тело, положив рядом с Гамышем единственное оружие голуга - небольшой кинжал. Ни лука, ни щита у пленного не оказалось. Кинжал Гамыш взял себе – у голугов всегда хорошее оружие. Тем временем остальные крепко связали пленнику руки за спиной и ноги. Веревки затянули хитрыми узлами – освободиться сам теперь голуг не сможет. Через пару часов он очнется и тогда следует его опасаться.
Теперь медлить было нельзя. Голуг был один, но скоро могут подойти его товарищи. Следовало убраться отсюда побыстрее. Гамыш велел двум снагам тащить бесчувственное тело вниз, к подножию горы. Там орки вырубили две жердины и привязали к ним плащ. Пленника погрузили на носилки, и отряд поспешил на север…

Маэглин, как через очень густой туман, различал чьи-то голоса, но не мог понять, чьи именно. Он вообще мало что чувствовал и плохо соображал. Ощущения пробивались в сознание как-то вяло и крайне неохотно, как будто он находился на грани сна и яви, и не хотел или не мог проснуться. Мысли путались, не давая четко определить, что с ним и почему. Но постепенно он все же смог вынырнуть из вязкого теплого тумана, и понял, что его несут на каком-то подобии носилок, а руки и ноги связаны грубыми веревками. Мысль хлестнула яростным огненным бичом, едва не заставив рвануться прочь, несмотря на путы, но Ломион усилием воли сдержался и не позволил себе даже открыть глаза. Он продолжал прислушиваться и скоро определил, что его несут двое орков, а остальные идут спереди и сзади, постоянно перебраниваясь между собой. Правда, слов их поганого языка Маэглин не понимал, но особых сомнений направление их движения, к прискорбью, не вызывало. Тогда пленник стал прислушиваться к своему роа: судя по затекшим конечностям, его несли уже несколько часов, к тому же во всем теле была неимоверная слабость, так что, чтобы снова не провалиться в сон, приходилось прилагать недюжинные усилия. Мда... угораздило же его. Но все же не все было потеряно... Пока они еще не ушли достаточно далеко у него был шанс. Маэглин постарался как можно незаметнее расслабить мышцы на руках и ногах, чтобы хоть как-то ослабить спутывавшие его веревки, а также разгонять кровь в начинающие неметь конечности, чтобы те окончательно не потеряли подвижность.
Через какое-то время по замедлившимся шагам пленителей Лорд Дома Крота смог определить, что они вышли на узкую тропу, похоже звериную, идущую вдоль осыпавшегося откоса. Орки вытянулись узкой цепочкой и шли, придерживаясь руками за скальный выступ, чтоб не сорваться вниз. Их неуклюжие ноги то и дело оступались на остром крошеве, оставшемся здесь с прошлогодней сели. Те же, кто держал носилки, громко возмущались и ругались на товарищей, поскольку им приходилось идти и вовсе ни за что не держась, кроме своей ноши. При этом идущие сзади орки еще и пытались подгонять носильщиков, на что те огрызались еще более громкими воплями, что также не способствовало скорости продвижения.
Маэглин решил воспользоваться удачной заминкой и из-под ресниц осмотрелся. Он увидел часть тропы, действительно слишком узкой и покатой, грязные лапы орков, у одного из них, оравшего громче всех, к поясу был привешен его кинжал, а на голову ирч еще и умудрился напялить высокий нолдорский шлем. Орки продолжали ругаться, практически остановившись на краю круто уходившего вниз каменистого склона, где далеко внизу бушевал узкий горный поток. У Маэглина на миг перехватило дыхание, но выбирать не приходилось, поэтому Сын Сумерек глубоко вдохнул и, резко бросив тело вбок, покатился вниз с обрыва. Через пару мгновений орки вверху возбужденно заорали, но Маэглин этого уже почти не слышал. Он катился вниз, постоянно натыкаясь на хоть и мелкие, но крайне острые, сдирающие кожу камни, стараясь хоть как-то уберечь глаза и лицо, но увы. Владыка Судеб вновь был не расположен к пленнику - камни вокруг становились все крупнее и Маэглин, набрав разгон, врезался в один из них сначала бедром, а потом, пролетев еще немного, головой, чуть выше и правее левого уха. Свет в глазах нолдо мгновенно померк, и он погрузился в благословенное беспамятство.

Тупые снаги шли слишком медленно, да еще бесконечно ругались между собой. Гамыш подгонял их руганью. Пока им везло - кажется, вокруг не было ни одного голуга. Неужели этот, которого они поймали, действительно был один? Такая удача выпадает лишь раз в жизни, и Гамыш не собирался ее упускать. Скорее, скорее к Черной Крепости, к вожделенной награде!
Им предстояла самая трудная часть пути - узкая тропка вдоль крутого каменного откоса. Преодолеть ее - и они выйдут к подножию гор, к ущелью Сириона, где им уже ничего не грозит. Скорее!
Вдруг один из снаг, несущих пленника, пронзительно завопил. Одновременно с этим послышался шум от падающих камней. Неужели этот неповоротливый тупица сорвался с откоса? Гамыш быстро оглянулся, зарычав от злости.
Снаги были на месте, но голуга на носилках не было! Проклятье! Неуклюжие твари выронили драгоценного пленника! Лучше бы они сами свалились в пропасть!
Гамыш посмотрел вниз с откоса и увидел катящееся вниз тело. Вот сейчас он нырнет в горный поток и исчезнет навеки! Но нет, кажется, судьба все же смилостивилась над ним. Откос был усеян крупными валунами, упавшими сверху. Голуг несколько раз ударился о них, один раз головой, а потом с размаху налетел на особенно большой камень и остановился. Он не шевелился - возможно, потерял сознание. Надо немедленно достать его оттуда!
Гамыш зарычал на подчиненных:
- Веревку, тупицы безмозглые!
Один из снаг быстро вытащил длинную веревку, которую орки всегда брали, уходя на разведку в горы - без нее среди крутых скал делать нечего.
- Так. Теперь ты, - Гамыш указал на одного из незадачливых носильщиков, - полезешь за ним на веревке, а вы все держите его крепко! И если вы его упустите - я лично спущу вас двоих с откоса без веревки! Ясно?
Снаги испуганно закивали. Руг, на которого указал Гамыш, быстро обвязался веревкой, а другой конец был перекинут через выдающуюся из тела горы небольшую скалу. Трое снаг, встав рядом со скалой, осторожно травили веревку, спуская товарища вниз. Он довольно быстро добрался до лежащего голуга, продел у него под мышками конец веревки, завязав ее крепко на груди, и дал знак, что они готовы подниматься. Подъем тоже обошелся без приключений и когда снага втащил на тропу свою драгоценную ношу, Гамыш даже одобрительно заворчал:
- Ладно, волчья сыть, обойдемся даже без трепки. Но если вы упустите его еще раз...
Гамыш приказал крепко привязать пленника к носилкам, а сами носилки привязать к поясу носильщиков. Теперь пленник никуда не денется!

***

Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
На следующий день Идриль сделала то, что задумала. Хотя ей была не слишком приятна мысль о разговоре с Салгантом - вдруг он опять будет намекать на какие-то особые отношения ее и брата - но она не привыкла отступать от своих решений. И поцеловав спящего сына, рано утром она поспешила к дому Салганта. Идти пришлось долго, но Идриль вовсе об этом не жалела - она любила гулять по утрам, когда солнце только начинает озарять землю.
Но вот приятная прогулка закончилась, и она постучала в дубовую дверь.
Через некоторое время дверь ранней гостье открыл сам менестрель. Лорд Дома Золотой Арфы был в простых, цвета сумерек, широких одеждах. Судя по всему, Идриль оторвала его то ли от приема пищи, то ли от чтения, поскольку менестрель был несколько рассеян. Он низко поклонился дочери короля, а, когда выпрямился, Идриль едва не вскрикнула. На щеке менестреля виднелась свежая рана, такая же, какую накануне получил Маэглин.
- Что с тобой случилось? - от изумления Идриль даже не поздоровалась с Салгантом.
Менестрель улыбнулся, приглашающим жестом указывая внутрь дома.
- Приветствую тебя, прекрасная Идриль, прошу, укрась мое скромное жилище своим присутствием. Со мной все в порядке, просто моя строптивая арфа решила вчера наказать своего нерадивого хозяина. Я был недостаточно внимателен к ней.
- Приветствую и тебя, Салгант, - Немного растерянно поздоровалась Идриль, вспомнившая о вежливости. Арфа, надо же! И ведь такой же шрам был у Маэглина! Какое совпадение...
Она вошла в дом вслед за Салгантом и села в предложенное изящное резное кресло.
Салгант сделал знак незаметному слуге, чтобы тот подал фрукты и легкое вино, а потом опустился в кресло напротив.
- Чем я могу помочь тебе, сияющая Келебриндаль? Сложить для тебя сонету или развлечь гостей на празднике? - Лорд Дома Арфы, все так же улыбаясь, протянул изящную руку к чаше и извлек из нее несколько янтарного цвета виноградин. – Прошу, раздели мое угощение.
- Благодарю тебя, - Идриль взяла одну виноградину, чтобы не обижать хозяина, хотя ей вовсе не хотелось есть. Она очень любила виноград, но сейчас вовсе не почувствовала вкуса.
- Увы, благородный Салгант, речь пойдет не о столь веселых вещах. Несколько мгновений она помедлила, потом решила идти напрямик. - Я хочу спросить тебя о Маэглине. Я очень о нем беспокоюсь. Он ничего не говорил тебе о том... куда собирается идти?
Салгант внимательно посмотрел в глаза Идрили, потом вздохнул и покачал головой.
- Увы, прости, госпожа моя, но он редко делиться со мной такими вещами. И я тоже крайне беспокоюсь о нем. Мне жаль, что он никак не может поладить с благородным лордом Туором. И я верю, что это удручает и тебя, и Владыку. Да и многих в нашем Городе.
- Так он все-таки покинул его... - До этого ответа Идриль сомневалась в таком исходе - ведь Маэглин мог сделать вид, что уходит, а сам вернуться и никому не показываться. Или он хотел скрыться и от внимания Салганта?
- Салгант, ему может грозить большая опасность. Ты ведь знаешь, что король запретил всем выходить за пределы города - это очень неосторожно. Куда он все же пошел? Если он не сказал ... нет ли у тебя своих догадок? Ведь ты умен и проницателен, это всем известно.
Менестрель на мгновение потупился, задумчиво поигрывая зажатой в пальцах виноградиной.
- Ты слишком высокого мнения обо мне, моя госпожа. Увы, я не представляю, где может быть мой друг. Но, если бы он был в Городе, поверь мне, я бы знал это.
- Почему он вообще ушел? Он боялся гнева отца?
Салгант снова поднял взгляд на Идриль, и той на мгновенье вновь почудилось, что он видит все ее мысли, не прибегая ни к какому осанвэ. - Полагаю, ты сама знаешь причину, даже, если пытаешься бежать от нее.
- Я не пытаюсь нарушать волю короля, - Холодно ответила Идриль. - И я не просила и не желала, чтобы он... - она остановилась, опасаясь сказать слишком много - хотя, кажется, Салгант уже понял все или почти все. - И все равно, это не причина, чтобы подвергать опасности себя и всех нас.
- Как можно указать сердцу, кого любить, а кого оставить? Или ты можешь запретить себе любить Лорда Туора? - Все также не опуская взгляда, медленно произнес певец. - Я не сужу тебя за твои слова, трепетная Келебриндаль, и мои уста навсегда закрыты для кого бы то ни было. Но знай, жизнь моего друга и твоего брата зависят от тебя.
- Я не говорила о том, что он должен перестать любить, - Идриль все еще не уточняла, кого именно любить, хотя и так все было понятно. - Но это не повод, чтобы нарушать законы. Насколько я знаю, он сам желал прийти сюда и знал, что уйти из Гондолина просто так нельзя.
- Откуда же я знала, что он убежит из города? Что я должна была сделать? - она почти кричала.
Салгант мягко улыбнулся и, опустившись перед Идрилью на колени, осторожно взял ее за руки.
- Я думаю, тебе лучше успокоиться. И попытаться поговорить с ним, когда он снова вернется. Ты… - Он поднял на нее фиалковые глаза. – Почему ты так боишься его? Ведь это же видно.
Идриль почувствовала обиду на Салганта. Он еще и обвиняет ее! Но что она должна была сделать? Выйти замуж за Маэглина - против собственного сердца и закона, чтобы успокоить его? Вот так же его мать вышла замуж за его отца - разве от этого им стало лучше? Все равно Арэдэль пожелала покинуть мужа и от этого произошли многие беды. А она сама не желала этого делать, да и кто мог ее принудить? И разве она виновата, что полюбила Туора, а он - ее? Что же ей надо было только выполнять капризы Маэглина, растоптав собственную любовь и судьбу?
- Он слишком ... холоден. Я не могу забыть, как безразлично он смотрел на отца в тот день. Пусть даже Эол - убийца, и все равно...
Салгант удивленно распахнул свои удивительные глаза, а потом тихо рассмеялся.
- Холоден? Вот уж, воистину, каждый из детей Эру видит мир по-своему. По мне, так сын Арэдэли слишком горяч, хоть рукавицы надевай перед тем, как тронуть! – Певец улыбнулся каким-то своим мыслям, но тут же посерьезнел и снова сел в кресло напротив Келебриндали. – Прости, я, кажется, обидел тебя. Но мне кажется, ты слишком плохо знаешь своего брата и судишь о нем слишком поспешно. Да, он не похож на большинство из жителей этого Города. Он привык прятать свои чувства и не любит выказывать свои слабости. Но он вовсе не безразличен. И чтобы понять это, тебе достаточно лишь посмотреть вокруг. Мастерские, оружейные, механизмы – все, что облегчает работу ремесленников и службу воинов. Что приносит защиту и удобства - укрепления, оружие и руда – все это дело его рук. И пусть он не умеет выражать чувства словами, но он любит этот Город и одаривает его своими поступками. Спроси его воинов – разве хоть один из них хоть раз пожаловался на его грубость? Его мастеров – делится ли он с ними своим умением? Спроси торговок на площади, скольким из них он дарил цветы? – Менестрель печально покачал головой. – Боюсь, что ты единственная, кто не замечает всего этого в нем. И мне жаль, что от этого тень ложится на твое сердце.
- Боюсь, я, наоборот, слишком хорошо вижу его. И посуди сам - тот, кто истинно добр, разве будет затевать ссоры? Зачем он вызвал Туора на поединок? В сердце его я вижу себялюбие, которое превыше всего. Не уверена, что кого-то он любит больше, чем себя.
Салгант снова вздохнул и отправил в рот виноградину. - Конечно, он бывает надменен и не всегда радушен, особенно к младшему народу. Но скажи мне, разве хоть один из нас хоть раз избегал гордыни в сердце? - Длинные ресницы менестреля опустились на глаза, чуть касаясь кожи. - Разве что дети не ведают искушения и всегда искренни в собственных словах и поступках. А Ломион носит на себе двойное Проклятие. Я боюсь представить для себя подобную участь.
- Ты считаешь, что все поэтому должны подчиняться его капризам?
- Разве я сказал, что кто-то должен им подчиняться? К тому же, в чем ты видишь его капризы? В том, что он не смог скрывать свои чувства?
- Ты говоришь о том, что я должна относиться к нему по-другому. А его капризы - это хотя бы тот опасный поединок, который устроил именно он! - Идриль повысила голос. Она не собиралась оправдывать Маэглина во всем. Жалость жалостью, но нельзя же не обращать внимания на опасную гордыню и склонность к ссорам.
- Но Туор ведь мог не соглашаться на поединок. - Возразил менестрель.
- Больше виноват тот, кто его затеял.
Салгант закончил трапезу и поднялся.
- Я думал, ты пришла говорить о том, как помочь ему, но, видимо, ошибся. Королевский суд был вчера, и ты высказала на нем свои обвинения. Я же не судья, а друг, который волнуется о судьбе другого. Если же ты жаждешь справедливости, то обвини и меня, ибо я также виновен, скрывая уход из Города Лорда Маэглина. - Салгант замолчал и наклонил голову. Внешне он был также спокоен, но, похоже было, что Идриль задела его.
- Ты, и правда, виновен в этом, - Идриль вовсе не собиралась смягчать свои слова, ибо слова Салганта задели ее за живое. - Что же, очень жаль, что я ошиблась, и ты не хочешь помочь своему другу, а только обвиняешь других. Хотя, похоже, ты и сам ничего не знаешь. Нам остается только ждать.
С этими словами она встала и направилась к двери. Вместо помощи она, кажется, нажила еще одного недруга. Но, видно, Маэглин и друзей подбирает себе по вкусу - таких же скрытных и недружелюбных, как он сам!
Лорд Дома Золотой арфы с сожалением проводил гордо выпрямленную спину Келебриндали. Она не хотела понять его. Так же, как не хотела понимать Маэглина. Значит, помощи от нее ждать не приходится. Мудрейшая из жителей Поющего Города, похоже, сознательно закрыла себе глаза и сердце, желая отгородиться от чужой боли. Салгант обернулся к северному фасаду и задумчиво посмотрел в окно: "Может быть, тебе и правда не следовало любить ее?.. Будь эта любовь ответной, не страдал ли бы ты еще сильнее?.."

Идриль ушла от Салганта в гневе. Да что он себе думает, этот менестрель? Обвинить ее - ее! в том, что Маэглин ушел? Этот своевольный, капризный, упрямый эльф, который всегда поступает только по-своему, никогда не слушает чужих советов? Ей было жаль его - но на миг она подумала, что обрадовалась бы, если бы он попал в беду. Это было бы только справедливо, из-за него неприятности у всех его родичей - и Арэдэль погибла из-за него...
Идриль тряхнула головой, отгоняя злые мысли. Да что же это такое! Уже и она сама начала думать как... как орк. Желать зла, помышлять о мести. Так нельзя. Маэглин не прав - но и она сама не права. Она, и правда, отталкивала брата. Пусть она не хотела его любви, а тем более - брака с ним, но ведь можно было стать ему другом! Тут она вспомнила, как вела себя с Маэглином в утро того злополучного дня. Чуть не убежала от него! Конечно, он был обижен. Нет, нельзя говорить, что только она сама - причина его столкновения с Туором - но в этом, несомненно, есть доля ее вины. Хотя и Маэглин... Ох, она не знает, что и думать теперь!
Погруженная в мысли, она даже не заметила, как вернулась домой. Окна ласково горели голубоватым светом феэноровых ламп. Даже на улице слышался счастливый смех Эарендиля и хрустальный звон его новой игрушки. Все злые мысли и гнев смыло как будто теплой волной. Она поспешила в дом...
Эарендиль, чьи золотистые волосы мягко сияли в приглушенном свете, изо всех сил тряс хрустальный шарик. Туор сидел рядом и радостно улыбался, видимо, забыв обо всех неприятностях. Увидев ее, сын бросил игрушку и потянулся к ней. Она взяла его на руки и прижала к груди. Ах, не дело это - бросать ребенка только на отца и кормилиц! Ей надо проводить с ним больше времени... А все этот Маэглин...
Туор поднялся и, заключив ее вместе с Эарендилем в объятия, ласково поцеловал в висок. Потом он увлек их обоих на кровать, где они могли поместиться все трое. На некоторое время Идриль забыла обо всем, растворившись в тепле любимых...
Наевшись, Эарендиль заснул у нее на руках, и она вновь вспомнила о Маэглине. Вздохнув, она положила сына в кроватку и обернулась к мужу.
- Туор, Салгант говорит, что Маэглин и правда ушел из города.
Человек помрачнел.
- Но куда же?
- Он не знает. Но если он ушел в гневе ... это в любом случае плохо.
- Я виноват, - тяжело вздохнул Туор. - О зачем, зачем я согласился на поединок? Если с ним что-нибудь случится - я не прощу себя.
- Не ты один виноват, любимый, не казни себя.
- Ладно, сожалениями горю не поможешь, следует что-то делать. Владыка уже знает об этом?
- Н-нет, я ничего ему не говорила...
- Следует сказать.
- Не будет ли это ... доносом?
- Почему же? Разве Маэглин просил сохранить все в тайне? Или Салгант просил тебя молчать?
- Н-нет, ни то и ни другое... Но это его дело - приходить и уходить, куда и когда он пожелает. Отец - не тиран, чтобы следить за каждым шагом своих подданных.
- В мирные безопасные времена - вне всякого сомнения. Но сейчас - война, Гондолин - тайный город... последний эльфийский город, что держится против Моргота. Тайна ухода Маэглина - его тайна, а тайна Гондолина - не только его. Вдруг его заметят вражьи соглядатаи?
- Орлы первыми заметят их...
- Но смогут ли помешать?
- Хорошо, положим, я все расскажу отцу, он вышлет стражу на поиски... Не привлечет ли это лишнего внимания?
Туор задумался.
- Может быть. Но откуда врагам знать, что они из Гондолина? Целый отряд не смогут взять в плен... а вот одного эльфа...
- Да, пожалуй, ты прав. От этого зависит слишком много жизней... Маэглина надо найти. И вдруг он попал в беду и ему требуется помощь? Я сейчас же пойду к отцу.
- Пойти с тобой?
- Не стоит, я думаю. Отец, может быть, еще сердится на тебя.
- Как пожелаешь, любимая.
Идриль стряхнула с себя счастливое оцепенение домашнего уюта. Что это она - ведь брату грозит опасность, отец волнуется, а она сидит и ничего не делает? Хотя, конечно, от Салганта удалось немногого добиться... Но даже вести о том, что Маэглин действительно ушел из города, а не прячется ото всех у себя - очень важны. И она, не мешкая, отправилась в королевский дворец.

***

Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

Лугморн оторвался от своей трапезы и облизал перепачканные губы. Почтительный, если не сказать робкий, стук в дверь его кабинета повторился. Видимо, дело было важное, потому что отвлекать одного из трех комендантов Железной Темницы, ответственного за поставку рабов и обстановку на подконтрольных территориях в юго-западном регионе от принятия пищи по мелочам мало бы кто осмелился.
Каукарэльда отстранился от распростертой в кресле полуобнаженной человеческой девушки, судя по светлым волосам и чертам лица хитлумке, по груди которой стекали две кровавые струйки, и повернулся к двери.
- Войдите.
Аданка, пользуясь счастливо возникшей возможностью, стыдливо запахнула разорванное платье и, неслышной тенью выскользнув из кресла, спряталась в углу комнаты за портьеру.
В помещение вошел человек и, стараясь не смотреть ни на девушку, ни на артаира, "Хранителя Твердыни", как именовался здесь ранг Лугморна, склонился в почтительном поклоне.
- Прибыл отряд Гамыша. Они доставили пленного. Это эльф-нолдо, айанто.
- Хм... - Подменный эльф улыбнулся тонкими, изящно вычерченными губами. После превращения он сохранил некогда прекрасную внешность. И хотя кожа и стала более бледной, а черты лица несколько заострились, он все еще выглядел как эльф. Тонкая высокая фигура с гордой осанкой, перемещающаяся с грацией и плавностью даже большей, нежели у обычных квенди; длинные, иссиня-черные прямые волосы, свободно падающие почти до колен; выразительные, миндалевидной формы зеленые глаза, в которые так боятся заглядывать как орки, так и смертные...
- Эльф-нолдо из окрестностей потаенной, сокрытой от всех долины... - Голос артаира был под стать внешности: мягкий, глубокий, словно опутывающий своими чарами и пробирающий до костей. - Чтож, отправьте его в отдельную камеру и подготовьте. Я скоро посещу нашего нового гостя. А Гамыш... пусть получит свою награду, но сперва я сам с ним поговорю. Вызови его.
Воин поклонился и быстро вышел, похоже, он был не рад оставаться рядом с каукарэльда дольше необходимого.
Лугморн задумчиво улыбнулся и вновь поманил к себе девушку. Та, не в силах противиться, неотрывно смотрела в два невообразимо зеленых омута глаз со змеиным вертикальным зрачком.

За пленником (который то ли не пришел в себя, то ли умело притворялся) быстро пришли. Еще бы, как, должно быть, радовались Большие Господа при этой вести! Такую награду за абы кого не предложат! А если пленник окажется еще и не простым, а из голугской знати (платье и оружие у него были богатые, это Гамыш уже понял) - то тут уж...
После того, как Гамышу передали приказание явиться к айанто Лугморну, он боязливо втянул голову в плечи. Кто знает, на что может разгневаться один из Больших Господ, а айанто не прощал никому ни малейшей ошибки и наказывал за них так, что от одного его имени не только рабы и пленники, но и многие слуги Черной Крепости содрогались. Вдруг, ему что-то не понравится, вдруг пленник окажется не тем, кем нужно или сделает что-то не то. Тогда и Гамышу несдобровать. Орк со всех ног поспешил к Господину - промедления тот не терпел. Постучавшись в дверь, он с трудом сглотнул и дождавшись позволения войти и шагнув в комнату, тут же униженно согнулся в низком поклоне, а выпрямившись, не смел поднять глаз на айанто.
Когда Гамыш вошел в комнату, Лугморн сидел за широким рабочим столом и внимательно изучал какой-то свиток. Полубесчувственная хитлумка, словно дикий зверек, сжалась на кресле напротив господина, тщетно пытаясь унять бившую ее крупную дрожь. На вошедшего орка девушка не обратила никакого внимания.
Артаир же, дочитав донесение, аккуратно свернул пергамент и, подняв на орочьего десятника задумчивый взгляд, пару мгновений изучал его так, словно видел впервые. Лекарь, отправленный осмотреть нового пленника, уже известил айанто Лугморна, что помимо многочисленных ссадин и порезов у нолдо пробит череп и трещина в бедре, а также неглубокая рана под коленом, оставленная отравленным наконечником. Похоже, голда, как и свойственно его народу, отчаянно сопротивлялся перед тем, как его схватили. Комендант приказал убедиться, что раны не угрожают жизни пленника, и привести того в чувство примерно через час.
Лугморн чуть улыбнулся, глядя на красующийся на орке шлем, украшенный длинной пелериной из кротового меха.
- Ты отлично поработал, Гамыш. - Переплетя тонкие пальцы, произнес каукарэльда. - Пленник, которого ты доставил, действительно, ценен для меня. Расскажи, как тебе удалось захватить его?
Быстро и как можно более четко и коротко - Большие Господа не терпели тех, кто мямлит и не может внятно ответить на вопросы - Гамыш рассказал обо всем - как он повел свой отряд глубоко в горы, туда, куда не заходили другие разведчики, как они наткнулись на одинокого голуга, как ранили его и сумели достать бесчувственное тело... Орк не преминул свалить всю вину за разбитую голову пленника на тупых и неуклюжих снаг, которые не заметили, как голуг очнулся и попытался бежать и не забыл рассказать, как благодаря его четким и разумным приказам голуга все же смогли вытащить из пропасти. Закончив рассказ, он застыл, уставившись в пол и ожидая дальнейших вопросов и повелений.
Внимательно выслушав рассказ, артаир задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, а потом перевел взгляд на дрожащую в кресле рабыню.
- Чтож, ты хорошо послужил Владыке, Гамыш, и заслуживаешь награды. Скажи... - Каукарэльда едва различимо усмехнулся. - Она тебе нравится? - Он кивнул на отрешенно глядящую куда-то в пол девушку, которая никак не реагировала на происходивший рядом разговор, полностью уйдя в себя. - Хочешь получить ее за работу? - Лугморн из-под ресниц посмотрел на орка, наблюдая за реакцией.
- Конечно, о господин! Это честь для меня - принять награду из твоих рук, - Гамыш низко склонился. Он с самого начала приметил светловолосую рабыню и сразу же начал думать о том, какова она на ощупь - наверное, мягкая, нежная - Большой Господин не выбрал бы плохую! Правда, она какая-то вялая... ну да ничего, меньше будет брыкаться. Гамыш любил покорных рабынь, которых не приходится укрощать.
- Что же, забирай ее. Я прослежу, чтобы и твои разведчики не остались без награды. Шлем и кинжал пленника оставь здесь - Лугморн мгновенно потерял интерес к орку. Гамыш, почувствовав это, поспешил выполнить приказание (хотя и мысленно вздохнул - он так надеялся, что прекрасное оружие оставят ему) и ретироваться, прихватив награду. Девушка покорно встала и пошла за ним, стоило ему только потянуть ее за руку.

Гамыш со своей добычей быстро направился в собственную хижину - как одному из командиров, хотя и мелкому, ему полагался отдельный дом, а не койка в казарме. Заперев девушку в хижине, он пошел к одному из кладовщиков - выпросить в долг вина, да получше. Он выпьет его один... а потом займется рабыней. Гамыш ощерил клыки в довольной ухмылке. А потом ... ему дадут много золота и еще рабынь, и он будет кататься как сыр в масле, вызывая зависть остальных. То-то же, меньше надо было бояться белых демонов! Только он - Гамыш Смелый, Гамыш Удачливый сумел сделать то, что оказалось не по силам другим слабакам!

Кладовщик - орк по имени Лхарг, уже прослышавший об успехе Гамыша и его отряда, не отказал ему в бочонке хорошего крепкого вина, награбленного недавно в одном из эльфийских поселений. С бочонком под мышкой Гамыш вернулся в свою хижину. Девушка сидела там же, где он ее оставил - в углу, на куче грязных тряпок. Она, казалось, вообще не понимала, что с ней происходит, и никак не реагировала на окружающее - сидела, уставившись в одну точку бессмысленным взглядом, и изредка вздрагивала всем телом.
Расправившись в одиночку с половиной бочонка, Гамыш решил, что теперь настало время и для иных утех. Шатаясь, он направился в грязный угол и, усевшись на тряпки, потянул пленницу к себе. Но, не рассчитав усилий, повалился на грязный пол вместе с девушкой - да так и заснул, не успев больше ничего сделать - сказался тяжелый день и винные пары.
Девушка упала так, что ее лицо оказалось на волосатой груди орка, которая выглядывала из полурасстегнутой рубахи. Сначала она не шевелилась, потом, как будто что-то почуяв, шумно втянула носом воздух - раз, другой... На груди у орка оказалась небольшая ранка - поцарапал одним из сломанных звеньев кольчуги, когда снимал. Девушка лизнула ее - запах и вкус крови вдруг показался ей приятнее и слаще самых изысканных яств. Но крови было мало - ранка была совсем небольшая и уже начала затягиваться. Однако в этом теле была и другая кровь, много крови - там, внутри... А удобнее всего добраться до нее через шею, где яремная вена подходит близко к коже и ее нетрудно достать, прокусив кожу даже не слишком острыми человеческими зубами...

На следующее утро приятели Гамыша, рассчитывавшие, что он угостит их вином, нашли его на полу хижины - бледного и бездыханного. На шее у него зияла большая рваная рана, будто от укуса - но странное дело, крови почти не было. Девушки же пропал и след. Кое-кто говорил, что в ту ночь из двери хижины Гамыша струился белый туман - хотя ночь была ясная, а потом над крышей пролетела необычайно большая летучая мышь...

***

Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

Стража немедленно пропустила ее - для королевской дочери дом отца был открыт всегда. Она разузнала у слуг, что отец ушел в свои покои, и быстро отправилась туда же. Идриль легко постучала в резные двери из маллорна...
Тургона с самого утра мучили какие-то муторные предчувствия. С Королем уже давно не случалось ничего подобного, но в это утро он словно бы не находил себе места. Заниматься делами не было никакой возможности, постоянно отвлекали совершенно посторонние мысли или непрошеные воспоминания. То ему виделась сестра, то Затемнение и Гибель Древ, то неясные предупреждения Владыки Ульмо, а то и вовсе какая-то бессмыслица. Так или иначе, но сын Нолофинвэ совершенно не мог сосредоточиться, а потому ушел к себе и попросил без особой нужды не беспокоить. Он устроился в кресле у окна и взял книгу, чтобы отвлечься, но тут в дверь постучали. Король, немного раздраженно поднял голову и крикнул:
- Да, войдите!
Идриль уловила тень раздражения в голосе - оно не было явным, но дочь слишком хорошо знала отца. Жаль, что приходится тревожить его, когда он, по всей видимости, в плохом настроении, но ничего не поделаешь. Она вошла в комнату:
- Здравствуй, отец. Я бы не стала тебя беспокоить, но мне удалось узнать кое-что важное о Маэглине...
При виде Идрили тень с лица Владыки Гондолина исчезла, однако ее слова вновь заставили его брови нахмуриться, а сердце забиться чаще.
- Здравствуй, дочь моя. Не нужно извиняться, ты же знаешь, что я всегда рад тебе. Прошу садись и расскажи, что же ты узнала о сыне сестры. – Турукано невольно чуть подался вперед, ожидая услышать что-нибудь неприятное и тревожное.
- На самом деле - увы, я узнала немногое. Но это важно - Маэглин действительно ушел за пределы города. Салгант уверен в этом.
«Чтоооооооооо!?!?!» Из легких как будто разом выкачали весь воздух. Первым порывом Тургона было вскочить и расхаживать по комнате, но уже в следующее мгновение ноги, словно, стали ватными, и Король еще глубже осел в кресле, накрыв глаза ладонью.
- Мальчишка… - Только и смогли прошептать побелевшие губы. – Великие Валар…
Идриль даже вздрогнула от испуга.
- Отец, но... разве ты не думал об этом? Ведь слуги сказали, что он ушел в дорожной одежде, и это означало, что он не будет просто гулять по Гондолину. Единственный вопрос был - куда он отправился?
Тургон тяжело отнял руку от лица и посмотрел в глаза Идрили. Ей показалось, что отец за одно мгновение постарел на много-много лет, хотя внешне это никак не отразилось.
- Конечно, я думал об этом, дочь. Но, пока не было точно известно, еще оставалась надежда, что это только домыслы. А теперь… он либо вовсе не вернется, либо… если вернется, то, что мне делать с ним? Казнить так же, как я казнил его отца? – Владыка Гондолина чуть помолчал, глядя на свои руки. – Я сегодня Ириссэ видел во сне. – Тихо-тихо произнес он.
Идриль тихонько погладила руку отца, утешая. Сначала - жена, потом - любимая сестра... Сама она тоже очень страдала от смерти матери, но позже нашла некоторое исцеление от скорби в любви к Туору и сыну. А отцу - горевать до Конца Арды ... или до собственной гибели. Она испугалась этой мысли - сейчас ей показалось, что эта гибель стала пугающе реальной и близкой. Она слегка тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли.
- Нет... не надо его казнить, хоть он и нарушил закон. Достаточно и одной казни в этом городе. Мы и так еще будем расплачиваться за нее.
Она ничего не сказала об Арэдэли, потому что слова утешения здесь не могли помочь. - А Маэглин... надо постараться найти его... пока не случилось худшего.
Тургон медленно встал и, подойдя к окну, долго смотрел на открывающийся вид, но, похоже, его не видел.
«Почему? Что я сделал не так, раз мои подданные перестали следовать моему закону? Пусть лишь один, но ведь за ним могут последовать другие. Что случилось со мной, что я не заметил, как внутри моего сада появились ядовитые сорняки? Или все дело в том, что и я несу в себе ту же самую отраву?» Сын Нолофинвэ покачал головой и обернулся к дочери.
- Хорошо. На этот раз я смирю скорбь и гнев в своем сердце и послушаю тебя, дочь моя. Я разошлю стражей, чтобы они нашли его и привели сюда. И… я надеюсь, что еще не слишком поздно.
- Как бы не было уже поздно... слишком поздно, - тихо произнесла Идриль, и ледяное предчувствие беды сжало ее сердце.
Идриль подошла к отцу, обняла его и прижалась головой к груди. Она вспомнила, как отец согревал ее, маленькую, вытащив из ледяной полыньи на Хэлькараксэ. Он тогда плакал, и слезы застывали у него на ресницах... Она же была слишком испугана, чтобы горевать. Скорбь и плач пришли потом...
Идриль горячо взмолилась про себя - пусть Маэглин вернется живым! Хоть бы горе этой потери миновало их... И она поклялась себе, что согреет его своим теплом - теплом сестры, если уж она не может относиться к нему по-другому...
Тургон благодарно обнял дочь. Сейчас ему не хватало этой поддержки, любви и нежности от фактически единственного оставшегося близким существа. Самого дорого и самого любимого.
- Я верну его… - Едва слышно прошептал Турукано. – Больше никто в этом городе не умрет…

Продолжение следует…

@темы: ПМ, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Гондолин

---

Падение Маэглина

[Гэллиан]

Часть вторая

Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

Утро было таким же ясным и радостным, как многие до него. Те, кто жил за кольцом гор, вообще редко по настоящему бывали опечалены чем-либо: красота и свет города не давали повода для печали, а извне доходило очень мало вестей.
Владыка Тургон однако же сегодня проснулся сам не свой. Ночью его тревожили странные сны, спутанные, точно бред безумного или пьяного. Туор, пришедший в Гондолин с посланием от Ульмо, и тут же - перекошенное лицо Темного Эльфа Эола за миг до того, как он был сброшен со скалы, отблески пламени на Нирнаэт Арноэдиад, еще какие-то картины, которые Тургон не узнал.
Король Гондолина открыл глаза. Его покои были залиты светом, солнечные зайчики плясали по стене, даже не подозревая о невеселых видениях хозяина оной. Тяжелый ночной кошмар развеялся, как туман под порывами свежего ветра, но некоторая смутная тревога, будто бы недосказанность, все равно осталась. Менее всего радовало то обстоятельство, что подобные сны были уже далеко не в первый раз... Впрочем, сейчас Тургона огорчало еще и то, что он проснулся на три часа позже обычного - впрочем, это было не так уж страшно.
Умывшись и тем самым окончательно избавившись от неприятного осадка после ночи, Турукано собирался было по своему обыкновению рассмотреть некоторые бумаги, но тут в дверь его покоев постучали.
- Владыка Тургон?
- Да?
- Мастер Ирмар из Дома Крота явился, чтобы...
- Пусть заходит, - перебил Тургон. Исчезнувшая, было, тревога снова неприятно шевельнулась в душе...
Мастер Ирмар вошел в королевские покои и учтиво поклонился Тургону.
- Приветствую тебя, Государь. Прости, что отрываю тебя от дел, но я пришел по велению сердца и слову леди Идрили, прекраснейшей из гондолинских дев, чтобы рассказать тебе о случившемся сегодня в Палатах Мечей между лордом Маэглином, Владыкой Дома Крота и лордом Туором, сыном Хуора, доблестным супругом светлейшей Келебриндали.
И Ирмар без утайки поведал обо всем происшедшем, начиная с момента появления Туора в мастерских, их совместном осмотре, приходе Маэглина и их встрече, о том, как Сын Сумерек продемонстрировал Туору и другим мастерам невиданные доселе клинки и о злосчастном поединке, который едва не привел к смертоубийству.
- Я не хочу говорить ни против моего Лорда, ни против лорда Туора, поскольку и себя считаю также виновным. Мне, как и другим мастерам, присутствовавшим там, следовало остановить их еще до того, как мечи скрестились. Но... - Мастер Ирмар сморгнул, но продолжил, не собираясь утаивать от Короля хоть чтобы то ни было. - Мы все были настолько поглощены небывалым зрелищем, что совсем потеряли осмотрительность. А в результате пролилась кровь. - Кузнец понуро опустил голову. - Такова суть моего дела, Государь. - Закончил он свою речь.
- Я думал, что лорды Домов Гондолина все же не неразумные юнцы, которые из лихости устраивают тренировочный бой на боевом оружии. Но хуже всего не царапина на щеке Маэглина, а то, что противники были готовы убить друг друга. Я хочу знать, что происходит между не последними из Лордов, а тем паче моими родичами. А ты, Ирмар, - тут взгляд и голос Тургона стали несколько мягче, - иди и сообщи им, Маэглину и Туору, что я жду их к себе после полудня, - и король жестом показал, то более мастера не задерживает.
- Да, Государь. - Мастер Ирмар низко поклонился и покинул королевские покои.
Не теряя времени, он отправился сперва к дому своего Лорда, но, увы, там его ждало неприятное разочарование. Слуги Маэглина, несколько смущенные и, похоже, испуганные, сообщили, что их господина нет дома и, когда он появится, им не ведомо. Ирмар попытался выяснить, куда мог отправиться сын Арэдэли (он боялся предположить, что может совершить в таком состоянии пошедший в отца бешеным нравом лорд), но и в этом не преуспел. Слуги сказали только, что Маэглин был облачен в походную одежду и вооружен, но куда он направился, они, разумеется, не знали.
Тогда расстроенный еще более Ирмар поспешил к дому Идрили и Туора, памятуя о словах супруга пресветлой Келибриндали, что он никуда не станет отлучаться из дома. Пребывая в тягостных думах, мастер постучал в дверь и, гостеприимно впущенный одной из служанок, вошел внутрь.
- Пожалуйста, передай Леди Идрили и Лорду Туору, что я пришел по велению Владыки Тургона. - Произнес мастер-кузнец, все еще раздумывая, что же теперь будет.
Вскоре оба супруга спустились в небольшой зал для гостей, где их ожидал Ирмар, и тот передал им повеление владыки Тургона.
Туор кивнул:
- Я понял, мастер.
Идриль же спросила:
- А лорд Маэглин?
- Его не могут найти, светлая госпожа. Слуги говорят, что он оделся в дорожное платье и ушел. Один.
- Ушел? Куда же?
- Никто из его слуг не знает. Я просил, чтобы они передали ему сообщение Владыки, когда он вернется.
- Если он вернется до назначенного времени… - задумчиво проговорила Идриль. Ее охватила неясная тревога. Куда мог отправиться сын Арэдэли, чьи решения не мог угадать никто? Раненый, разгневанный… Она вновь заговорила:
- Если слуги не знают, то, может, знает друг?
- Cалгант? – сказал мастер Ирмар. – Возможно.
- Не сочти за труд, мастер, пойди к нему и попроси явиться к королю в назначенное время. Если Маэглин вернется, тогда присутствие Салганта не понадобится. Если же нет – возможно, он подскажет, где его искать.
- Как скажешь, светлая госпожа Идриль, - Ирмар поклонился хозяевам и вышел.
Идриль повернула задумчивое лицо к мужу и сказала:
- В прошлый раз, когда Маэглин с матерью ушли из дому, не сказав куда – это кончилось худо и для них, и для того, кто последовал за ними.

***

Опечаленный Ирмар направился к дому Владыки Золотой Арфы, но нашел его намного раньше на Площади Фонтанов. Голос Салганта чистым родниковым потоком лился над окрестными улицами, а звуки его арфы ласкали слух нежной, переливчатой мелодией, рождая вокруг ароматы летних трав и цветов.
Мастер-кузнец вышел на площадь и увидел певца, сидящего на бортике фонтана и окруженного стайкой юных нэри и нисси, восторженно внимающих его пению и игре. Вокруг и правда было множество цветов, которыми поклонники уже украсили как свои волосы и одежды, так и одежды и волосы Салганта. Ирмар только печально вздохнул, глядя на это безоблачное веселье и сетуя, что ему придется его нарушить.
Но тут песня закончилась, и Ирмар почувствовал на себе пристальный взгляд фиалковых глаз.
- На твоем челе лежит тень, прекрасный мастер. - Раздался легко накрывший площадь мягкий голос Мастера Арфы. - Позволь спросить, чем ты опечален?
Ирмар едва заметно вздрогнул, а девушки вокруг зашушукались, но кузнец не обратил на это внимания. Он подошел к тесной группке, окружавшей менестреля, и почтительно поклонился.
- Приветствую тебя, прекрасноголосый мастер Салгант. Будь благословен ты и твой Дом до Конца Времен. Прости, что нарушил ваше веселье, но пресветлая госпожа Идриль просит тебя явиться сегодня в королевский дворец после полудня...
Длинные ресницы менестреля качнулись.
- Хорошо, я понял тебя, мастер Ирмар. Разумеется, я приду. - Он поднял лицо и, улыбаясь, взглянул на небо. - Ты вовремя нашел меня с этой вестью. - Менестрель легко рассмеялся. - Боюсь, мои любезные друзья, мне придется ненадолго покинуть вас. - Музыкант поднялся, расправляя полы широкой мантии.
Со всех сторон послышались недовольные вздохи и возгласы: "О нет..." "Мастер Салгант..." "Мы же только начали..." Но Лорд Золотой Арфы прервал их легким движением руки и с улыбкой произнес:
- Не волнуйтесь, как только я вернусь, обещаю с радостью восполнить ваше ожидание. Сегодня я буду петь только то, что вы сами пожелаете, так что у вас есть время решить.
Юноши и девушки тут же оживились и принялись обсуждать, какие песни они хотят услышать. Салгант же, тем временем, подошел к Ирмару и тихо произнес:
- Веди меня, мастер. Кажется, я знаю, о чем будут вестись речи сегодня в королевском дворце.
Ирмар только кивнул, поражаясь вездесущей осведомленности вроде бы незаметного певца, и направил стопы ко дворцу Государя Гондолинского.

***

По пути ко дворцу лицо Туора было как обычно спокойным, никто, кроме Идрили, даже на миг не подумал бы, что он сильно взволнован. Туор боялся даже не наказания - а упреков владыки, который относился к нему, как к родному сыну. Человеку не хотелось причинять королю даже тень огорчения. Идриль, чтобы ободрить его, взяла его за руку. Так, рука в руке, они и шагнули вместе в Малый Зал, где король разбирал споры и ссоры своих подданных - кои, впрочем, случались нечасто. Здесь супругам пришлось разделиться - Идриль заняла свое обычное место, по левую руку от отца (место Тургона еще пустовало), а Туор встал поодаль - когда придут все, он займет место, что предназначалось для тех, чьи проступки разбирались.
Лорд Золотой Арфы прошел в Малый Зал Дворца, ведомый сперва мастером Ирмаром, а затем провожатым из числа приближенных Короля.
Войдя в зал, он увидел там леди Идриль и лорда Туора, некоторых мастеров из Дома Крота (видимо присутствовавших при случившемся, как и Ирмар, как заключил для себя Салгант), а также несколько писцов, сам же Владыка пока не появился.
Певец задержал задумчивый взгляд на дочери Тургона, и Идрили на мгновение показалось, что Лорд Дома Арфы прочитал все сокровенные мысли, которые она так хотела скрыть даже от самой себя. Но Салгант моргнул, легко улыбнулся и, поклонившись, прошел на указанное ему служителем место, и наваждение рассеялось.
Все заняли свои места, и герольд возвестил о появлении Владыки Тургона, готового начать суд.
Турукано быстрыми шагами пересек залу, кивнув приближенным, друзьям и родичам, и опустился в кресло. Идрили, прекрасно знавшей отца, мгновенно стало ясно, что тот опечален и довольно сильно встревожен.
- Приветствую всех вас, собравшиеся здесь лорды и леди Гондолина! - Голос Владыки оставался спокоен. Он ничем не выдавал своих чувств, но всем присутствующим тут же стало понятно, что сегодняшний суд не будет ни для кого приятным. - Я попросил вас всех собраться здесь, дабы понять причину произошедшего сегодня. Полагаю, ни для кого не является тайной, сегодняшний поединок между сыном моей сестры Лордом Маэглином и мужем моей дочери Лордом Туором. - Тургон чуть помолчал, обводя взглядом собравшихся. - Поскольку я не вижу здесь Лорда Дома Крота, то прошу сперва Лорда Туора рассказать, что же произошло. - "И почему..." Читалось в печальном взгляде Короля, устремленном на человека.
- Мне не хотелось бы говорить в отсутствии лорда Маэглина, о Владыка! Иначе он может сказать, что я строю козни за его спиной. – С некоторой горячностью ответил опрашиваемый.
Тургон едва заметно вздохнул. Ему очень не хотелось отчитывать названого сына, но иного выхода прояснить ситуацию, чтобы избежать повторения в дальнейшем он в данном случае не видел.
- Туор, я понимаю твои чувства и они, без сомнения, заслуживают всяческой похвалы. - Король сделал небольшую паузу. - Но пойми и ты: вы оба, ты и Лорд Маэглин, подняли друг на друга оружие. Пролилась кровь. Кровь родичей. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит для меня. И понимаешь, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы разрешить этот конфликт раз и навсегда. Лорд Маэглин не пожелал или не смог явиться на мой призыв, и потому на его месте сейчас Лорд Салгант. - Турукано кивнул на почтительно склонившего голову менестреля. - Лорд Дома Арфы согласился представлять здесь интересы своего друга, пока тот не сможет сделать этого сам. Поэтому я прошу тебя еще раз. - В голосе Тургона засквозил едва заметный металл, он явно не привык повторять своих приказов. - Расскажи, что произошло между вами и что стало причиной столь необдуманного решения с вашей стороны. После того, как ты выскажешься, я опрошу и других свидетелей, чтобы вынести окончательное решение.
- Как прикажешь, Владыка, - и Туор коротко описал то, что предшествовало поединку. - Лорд Маэглин часто ... слишком часто говорит о том, что люди - слабые и никчемные существа. И он ... мог бы подумать, что я струсил. К тому же, я думал, что мы достаточно искусны в бою на мечах, чтобы не поранить друг друга. Теперь я понимаю, что это была глупость. И очень сожалею, что принял вызов. Я виноват не меньше лорда Маэглина, о Владыка! - Туор взглянул в глаза королю и увидел там такую печаль и укор, что опустил глаза. Лучше бы это был гнев...
Тургон внимательно выслушал слова своего названого сына. Разумеется, для него не было неожиданностью, что Маэглин, чей характер был далеко не прост, порой позволял себе нелестные высказывания в отношении эдайн, да и, что уж греха таить, самого Туора. Впрочем, обычно племянник все же не переходил за рамки приличий, а то, что он недолюбливает людей, в Гондолине не было ни для кого секретом - Лорд Дома Крота вовсе не считал нужным это скрывать. Но вызов на поединок... на боевом оружии... что на него нашло?.. Не мог же сын Арэдэли ни с того, ни с сего презреть все обычаи и столь грубо нарушить его волю. Вызвать собственного родича в своем же собственном доме. Почему?..
Тургон нахмурился еще больше, прокручивая в голове слова Туора и присутствовавших при поединке эльдар. Должно было быть что-то, что спровоцировало Маэглина на подобное действо. Что-то, что должно было нарушить его обычную рассудительность, заставить отбросить ее и обнажить оружие... Что?..
Владыка Белого Города еще раз попросил высказаться мастера Ирмара, как главного свидетеля, но его рассказ не добавил ясности - Лорд Маэглин появился в Палатах Мечей в обычном настроении, и ничто в его поведении не предвещало подобной вспышки. Они встретились с Лордом Туором, обменялись приветствиями, а потом Лорд Маэглин повел зятя показать свою новую работу и там и произошел злосчастный поединок.
Тургон вздохнул. Мда, понимания рассказ мастера не добавил, придется спросить того, кто всегда осведомлен лучше прочих и имеет сотни глаз и ушей. Нолофинвион повернулся к скромно сидящему на отведенном для него месте менестрелю.
- Лорд Салгант, прошу тебя, скажи, не наблюдал ли ты в Лорде Маэглине чего-нибудь необычного в последние дни? Может быть, тебе известно что-либо, что могло побудить моего племянника повести себя подобным образом? Знаешь ли ты, что Лорд Дома Крота делал сегодня до того, как прийти в Палаты Мечей?
Салгант изящно поднялся и низко поклонился Королю и собравшимся Лордам и отдельно Леди Идрили, а потом поднял на присутствующих чистые фиалковые глаза и произнес:
- Прости меня, мой Король, но мне известно ненамного более, чем собравшимся. Так же, как и все остальные, ведаю я, что Лорд Маэглин не питает особой любви к человеческому роду и порой выражает это довольно резко, но никогда еще не опускался он до грубости. И ведаю я, что нет особой любви между ним и почтенным Лордом Туором, доблестным сыном народа эдайн, которого ты, о Владыка, привел в свою семью. И также ведомо мне, что мальчишки на рыночной площади видели сегодня Леди Идриль в сопровождении Лорда Маэглина, и что он проводил сиятельную Келебриндаль до порога их с Лордом Туором дома, а после направился в Палаты Мечей. Более же не ведомо мне ничего, о чем мог бы я сказать здесь перед тобой, Владыка, и вы, Лорды и Леди Гондолина.
Менестрель снова низко опустил голову, сквозь упавшие на лицо волосы посмотрев на золотоволосую королевну. Идрили вновь показалось, что взгляд менестреля поражает ее в самое сердце, но прежде, чем она успела отреагировать, Салгант уже отвел взгляд, и теперь все ждали слов Короля.
Тургон же, медленно кивнув, произнес:
- Хорошо, Лорд Салгант, благодарю тебя за твои слова и прошу тебя вновь занять свое место. - Владыка Города перевел взгляд на свою дочь. - Теперь же я прошу тебя, Идриль Келебриндаль, рассказать о твоей встрече с Лордом Маэглином. Быть может, ты прольешь свет на печальные события этого дня, прошу тебя. - Король чуть повел рукой, приглашая дочь подняться и выступить.
Идриль уже задумалась о том, какой эффект произвела на Маэглина утренняя встреча с ней. Она слишком хорошо знала брата, чтобы не понять - он взорвался из-за этой прогулки, из-за ее холодности, из-за нежелания общаться с ним... Но прежде всего - из-за любви и ревности. Но... открыть это всему городу? Сделать достоянием слухов и сплетен? Не посчитают ли Маэглина искаженным, его ведь и так не очень любят в Гондолине? Не будет ли ему еще хуже из-за открывшейся правды? Да и чем эта правда поможет сейчас? Она не хотела лгать ... но и всю правду она здесь не скажет. Быть может, отцу это и стоит узнать - потом. Но только ему. Она поднялась со своего места и встала рядом с Туором.
- Государь и отец мой! Да, сегодня мы повстречались с лордом Маэглином на рынке. Он помог мне выбрать материю на платье, а потом проводил до дома. В его поведении не было ничего необычного... он был учтив как всегда. Мы не говорили ни о Туоре, ни о людях. Вот и все, что я могу сказать.
Туор вспомнил - Маэглин что-то говорил про Идриль... выражал недовольство, что он не сопровождает супругу... Но он решил не говорить об этом - пока. Потом он скажет Идрили, а она пусть решает - говорить об этом королю или нет.
- Вот как... - Тургон внимательно посмотрел на дочь, помолчал какое-то время, а потом поднялся. Все находящиеся в зале замерли - Король собирался вынести приговор.
- Я благодарю всех собравшихся здесь за разъяснения, что вы дали. Теперь я готов принять решение. Лорд Маэглин, глава Дома Крота, без сомнения, виновен в том, что спровоцировал поединок на боевом оружии. Он понесет наказание, как только его разыщут стражи границы. Лорд Туор... - Нолофинвион перевел взгляд на смертного, и того невольно обдало холодом. - Твоя вина в этом деле также доказана и, хотя она меньше, чем вина Лорда Маэглина, ты также будешь наказан. С этого дня я отстраняю тебя от проверок оружия в Палатах Мечей. Твое место там займет Лорд Рог, а тебе отныне запрещено появляться там до тех пор, пока я не сочту нужным. - Владыка Гондолина обвел всех присутствующих взглядом. - Пусть сегодняшний день для всех нас будет уроком. Никто из нас не должен забывать, на чем держится этот город. Мы не должны обнажать оружия друг против друга ни из прихоти, ни по какой-то другой причине. Гордыня, гнев, зависть, жадность, вожделение - никакое чувство не должно побудить нас к тому, чтобы поднять оружие на другого. Только пока мы будем помнить об этом - власть Моргота не коснется нас, как и его Тень! Хорошенько подумайте об этом, жители Гондолина! Я рассчитываю на вас!!!
И Король, кивнув своим подданным, медленно направился прочь из зала под шелест одежд склоняющихся перед ним вассалов. И, уже когда Тургон был в дверях, Идриль настигло его осанвэ: "А с тобой я хочу поговорить наедине, дочь моя. Я услышал то, что должен был услышать Король. Теперь же, надеюсь услышать то, что положено отцу".

***

Недаром отца ее прозвали Мудрым... Он, один из всего города, понял, что дело здесь не только в презрении Маэглина к смертным. Или брат открылся ему? Нет, иначе бы король не стал таить от нее, первой своей советницы, это дело. Прозорлив король Тургон, он тоже ведает в чужих сердцах, как и она сама. И еще Салгант. Неужели тоже догадался? Вряд ли, скорее ему сказал или намекнул сам Маэглин. Хотя и Салгант умен...
Вздохнув, Идриль направилась к беседке, где всегда разговаривала с отцом о самых важных и сокровенных делах. Тяжело было у нее на сердце, искаженная любовь брата как будто пятнала и ее саму... но Идриль испытывала и облегчение. Лучше, если эту тяжелую тайну разделит и другой эльда, да еще самый близкий для нее, не считая Туора. Но с Туором связь совсем другая и все же, он - человек, хотя и похож на эльда так, что незнакомец мог бы и перепутать. И все же о многом он судит по-другому, нежели эльдар.
Идриль скользнула в скрытую за плющом небольшую дверцу беседки. Сладко пахли обвивающие легкий деревянный каркас цветы, посередине журчал небольшой фонтанчик в мраморной чаше. Король уже был внутри. Идриль села в удобное деревянное кресло, опустив глаза...
Тургон, о чем-то задумавшийся, полуприкрыв глаза и глядя на бегущую воду, улыбнулся дочери и, чуть подавшись вперед, накрыл ее руки своей ладонью.
- Я вижу тень у тебя на сердце, мой маленький цветок. И, боюсь, догадываюсь о ее причине. Но я хочу, чтобы ты сама сказала мне то, что считаешь нужным. Что произошло между тобой и сыном моей сестры сегодня? Да и сегодня ли? - Король снова откинулся назад, ожидая ответа дочери.
- Ты прозорлив как всегда, отец, - Идриль слабо улыбнулась, и, наконец, вскинула полный любви взгляд на Тургона. - Это началось не вчера. Это началось, когда Маэглин и Владычица Арэдэль вернулись в город... - Она замолчала на мгновение, испугавшись, что пробудила в отце дурные воспоминания.
Турукано слегка нахмурился, вспоминая ту давнюю трагедию, но сегодня он пришел говорить не об этом, поэтому недовольство быстро исчезло с его лица. Он ободряюще кивнул Идрили, чтобы она продолжила свой рассказ.

- Да, я расскажу тебе все без утайки, отец, хотя мне и тяжело говорить об этом. Но если не как отец - то как король ты должен это узнать. Особенно после того, что произошло накануне. - Она еще мгновение помолчала, собираясь с мыслями. - Итак, это началось в тот самый день. Сразу же, как Маэглин вошел в зал и увидел меня, я заметила, что взгляд его, когда он смотрит на меня, совсем не такой, как у других нэри. Любовь зажглась в нем мгновенно, как лесной пожар, и ее было так же трудно не заметить. Сначала я думала, что это любовь брата к сестре - и не слишком удивилась. Ведь родичи всегда любят друг друга, верно? Но потом я поняла, что в его взгляде - другая любовь, - Идриль вновь опустила взгляд, слова теперь медленно сходили с ее языка, как будто каждое было весом со скалу. - Та, что устремляется к браку. Женщина никогда не ошибется в природе такой любви. Ее могут не заметить другие... но не та, к которой она обращена. Маэглин любил меня как возлюбленную... как невесту... он желал меня. Сначала... я не могла поверить. Как родич может питать столь искаженные чувства к другому родичу? Это сродни порче Черного Врага... Но когда появился Туор - последние сомнения у меня исчезли. Ибо любовь Туора была такой же - только в ней не было тьмы. Но ... не только в этой искаженной любви причина. Я знаю, что никто из эрухини не волен в своих чувствах - нельзя заставить себя или другого любить или не любить по своей воле. Я не поставила бы Маэглину это в вину, но... он стал преследовать меня. Он появлялся везде, где появлялась я, как будто невзначай - но я понимала, что это не так. Он смотрел на меня как... на желанную добычу. А я... не могла любить его даже как брата. Ибо слишком хорошо я помнила, как он молчал, с холодным каменным лицом следя за казнью своего отца. Как бы ни был виновен его отец - это было... страшно. И мне показалось... что кода Эола толкнули со скалы - в глазах Маэглина мелькнуло... облегчение. Как будто он избавился от злой докуки. А как Маэглин смотрел на Туора! Со злобой и ненавистью! Не только нелюбовь к смертным этому причиной - но и ревность, я поняла это уже давно. Но я не думала, что дело дойдет до крови... И сегодня утром, на рынке... я была холодна с ним... я хотела избавиться от его общества. Вероятно... да, наверное, он затаил гнев. И злоба, копящаяся уже долго, излилась на Туора. - Идриль тихо заплакала.
Тургон притянул к себе Идриль и обнял ее, успокаивающе гладя по золотистым волосам. Как и любому отцу, ему были невыносимы слезы дочери, но горечь, проступившая на его лице, была намного глубже, чем та могла бы подумать. "Ведь родичи всегда любят друг друга, верно?" Как же наивна она, его прекрасное, нежное и ранимое дитя. Если бы... Если бы родичи всегда любили друг друга, разве потеряла бы она свою мать, что так любила ее. Разве лишились бы они стольких друзей и любимых. Разве утратили бы навеки дом, если бы родичи всегда любили друг друга... Король Гондолина с усилием отогнал тягостные воспоминания, страшной картиной гибельных Льдов вновь вставшие перед его мысленным взором, и осторожно утер слезы с лица Келебриндали.
- Прости меня, мой цветок. Мне нужно было раньше понять причину твоих страхов. Не стоило пытаться сводить их вместе, теперь я понимаю это. Но мне так хотелось видеть их обоих счастливыми, улыбающимися друг другу. Видеть их друзьями и родичами не только на словах, но и в сердце. Я совершил ошибку, а расплачиваться за нее пришлось тебе. Обещаю, что больше Маэглин не станет преследовать тебя. Но и Туору стоит быть осторожнее. Я простил его сегодня из любви, что живет в моем сердце к вам обоим, дети мои, но больше я не позволю ему подобной оплошности. Закон этого города един для всех его жителей - пока я Король, кровь ни одного из моих подданных не будет пролита по вине другого. - Глаза Турукано на миг сверкнули сталью, но он тут же смягчился и как можно приветливей улыбнулся Идрили. - А теперь ступай, дитя мое, тебе давно пора быть рядом с мужем и сыном. Не печалься ни о чем. Пусть твоя улыбка вновь будет светлой и дарит радость и веселье всем, кто видит ее. - Он заправил выбившийся локон за ухо дочери и поцеловал ее в лоб.

***

Расставшись с отцом, Идриль сразу поспешила домой. Из-за треволнений этого дня она так мало времени проводит с сыном! Впрочем, с ним сейчас отец…
Войдя в дом, она услышала странные, но приятные звуки – похоже на хрустальный колокольчик, но как будто у него не один язычок, а много. В комнате сына она увидела Туора, склонившегося над колыбелью, в которой Эарендиль потрясал каким-то шариком и радостно смеялся. Именно от шарика и исходил удививший ее звук. Увидев мать, Эарендиль бросил игрушку и потянулся к ней.
Идриль взяла его на руки и приложила к груди. Свободной рукой она взяла шарик, рассматривая его. Он и правда был сделан из хрусталя, а внутри него перекатывались совсем маленькие шарики тоже хрустальные. При встряхивании они издавали мелодичный звон.
- Что это? – спросила она мужа.
- Я закончил это совсем недавно. Такие игрушки делали в народе Аннаэля, где я вырос. Да только они были не хрустальные, а деревянные, а внутри перекатывался сухой горох. У нас не было ни хрусталя, ни нужных для его обработки инструментов…
Как всегда при воспоминании о детстве лицо Туора омрачилось. Его любили и баловали (тем более, что других детей среди эльфов Аннаэля не было), но он тосковал по родителям, которых никогда не видел. Когда-то он говорил Идрили, что отказался бы даже от Сильмариля – лишь бы хоть ненадолго увидеть родителей живыми. Аннаэль показывал ему мать с помощью осанвэ – а вот отца Туора никто из его народа не видел. В рабстве у вастаков он расспрашивал других рабов о Хуоре – но те боялись говорить о прошлых владыках, а Туор не спешил обнародовать свое родство – вастаки не потерпели бы живого наследника Хадора. Только в Гондолине Туор узнал кое-что о своем отце.
- Никогда, - прошептал он, дотрагиваясь до мягких волос сына, - никогда я не допущу, чтобы с тобой случилось нечто подобное. Никогда не оставлю тебя. Никому не позволю причинить тебе вред.
При этих словах перед внутренним взором Идрили почему-то предстал мрачный облик Маэглина – и тень накрыла ее сердце. Она не стала повторять Туору предупреждение короля – ведь муж уже обещал ей больше не поднимать меч на родичей даже в шутливом поединке. Но мысли ее вернулись к брату, о котором она на время забыла. Пусть он преследует ее искаженной любовью, пусть злится на Туора – но он все же брат ей, ей жаль его, и его судьба не может оставить ее безразличной. Куда он пропал и почему не возвращается? Салгант! Она думала, что друг Маэглина прольет свет на тайну его исчезновения, а вместо этого ловкий менестрель так повернул разговор, что ей пришлось чуть ли не оправдываться перед отцом и его советниками. А она ничего не знает о том, куда ушел брат.
- Куда же исчез Маэглин? – спросила она больше себя, чем Туора.
Лицо мужа приобрело виноватое выражение – он казнил себя за рану Маэглина, считая, что тот не показывается никому из-за нее, причиняя всем немалое беспокойство.
- Куда можно пропасть в городе, выход из которого закрыт? Может, он где-то здесь, но не желает ни с кем общаться?
Идриль вздохнула. Салгант – вот ключ к этой загадке. Если кто и знает, где Маэглин – то только он. Завтра она с самого утра разыщет менестреля и поговорит с ним. Мало кто мог утаить нечто от ее взора… Маэглин… Иногда ей казалось, что брата надо спасать от него самого.

***
Салгант вернулся на площадь, где его ждали слегка встревоженные нисси и нэри, и продолжил свою игру. Он пел веселые радостные песни, но на сердце менестреля было далеко не спокойно. Да, он сделал все, от него зависящее, чтобы дать понять как Королю, так и Леди Идрили, что с его другом не все в порядке. Что им нужно присмотреться к нему, попытаться понять, а не осудить. И Лорд Золотой Арфы надеялся, что наследники рода Финвэ достаточно мудры, чтобы принять правильное решение. Но все же ему было тревожно. Пальцы привычно продолжали перебирать струны, а голос дарить наслаждение изысканной мелодией песни, но взгляд певца блуждал не по восхищенным лицам, а где-то вдали, уносясь к снежным шапкам Окружных гор.
Вечер закончился, плавно смешавшись с густыми сумерками. В небе зажглись робкие, перемигивающиеся звезды. Нэри и нисси постепенно расходились, увлекаемые туманной дымкой садов, уютных аллей и внутренних двориков. Менестрель остался один, все так же сидя на бортике фонтана, и задумчиво перебирая пальцами струны, как вдруг убаюкивающие переливы водяных струй, птичьих трелей и затихающих шагов прорезал резкий, совсем неприятный звук.
Салгант вздрогнул и, проведя ладонью по щеке, недоуменно посмотрел на окровавленные пальцы. Лопнувшая струна прочертила на безупречном лице глубокую отметину, едва не угодив менестрелю в глаз. Лорд Дома Золотой Арфы опустил столь неласково поступивший с ним инструмент на землю и вытер руку об одежду, а потом печально вздохнул и посмотрел куда-то на Север.
"Где же ты?..." Прошептали отчего-то побелевшие губы. "Возвращайся. Мне неспокойно. Я жду тебя. Возвращайся..."

Продолжение следует...

@темы: ПМ, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Гондолин

---

Падение Маэглина

[Гэллиан]

Это часть достаточно большого отыгрыша меня и julia_monday, обработанные части которого я все же решил выкладывать логическими кусками, объединенными одним общим названием Падение Маэглина (для которого также будет специалиальный тэг - ПМ). За основу был взят не только печатный Сильмариллион, но и Падение Гондолина. Если у кого-то появится желание, то могу потом собрать все куски в отдельный файл.

Часть первая

Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна

Он падал. Хватаясь руками за пустоту в бессильной попытке удержаться хотя бы за что-нибудь, чтобы не рухнуть на острые, жадно выставившиеся камни. Снова и снова, он кричал до исступления, но крик не мог замедлить неминуемого падения, как бы он ни надрывал горло. Он летел, моля об избавлении, обреченно понимая, что оставшихся долей мгновения не хватит на то, чтобы спастись. Удар разрывает сознание надвое, но тело все еще продолжает катиться вниз, переворачиваясь и скользя, а в ушах снова эхом звучит голос отца, говорящий слова проклятия...

Маэглин в ужасе вскинулся на постели, схватившись за грудь. По бледному лицу градом катился пот, а воздух словно отказывался проникать в легкие. Опять. Снова этот сон. Кошмар, что преследует его с самой казни. Как же он ненавидит этот сон. Это пророчество, что не дает спокойно вдохнуть. Сын Темного Эльфа отер ладонью лицо, понемногу успокаивась, и недовольно поморщился на проникающий сквозь плотно завешенные окна солнечный свет. Как и отец он предпочитал полумрак и не любил долго оставаться на ярком солнце, и потому все окна в его покоях всегда были закрыты плотными гобеленами. С усилием потерев тонкую переносицу, Маэглин отогнал остатки неприятного сна и выбрался из постели. Судя по теням на полу, был уже почти полдень, а ему еще нужно было сходить на площадь Главного Рынка за некоторыми ингридиентами и припасами для дальнейшей работы. Поэтому быстро ополоснувшись и перекусив фруктами и орехами в меду, глава Дома Крота облачился в простые, хоть и украшенные хитрым плетением одежды, накинул на голову и плечи широкий темный шарф и, прихватив с собой вместительную плетенную корзину, отправился по делам.
Преобретя почти все необходимое и перекинувшись парой слов с торговцами, принесшими последние новости о небывалом цветении на равнине, Маэглин уже собирался закончить покупки и отправиться в мастерскую, как спиной, а точнее каждой частицей предательски затрепетавшей фэа, ощутил ее приближение. Даже тонкий слух рудознатца не в силах был различить поступь Келебриндали, но ему это не было нужно. Он чувствовал ее присутствие как свет солнца сквозь плотно зажмуренные веки. Ее фэа ослепляла его белизной снежных вершин, но он рад был навсегда погрузиться в нее, не видя и не ощущая ничего, кроме этой чистоты. Но так же, как заоблачные вершины Эхориат, она была холодна и недосягаема. Он же был сыном сумерек и должен был в сумерках оставаться. Однако, это не избавляло от необходимости соблюдения правил вежества. Племянник Владыки Гондолина не мог не поприветствовать его единственную наследницу, и потому Маэглин, приветливо улыбнувшись, повернулся к приближающейся Идриль.
- Приветствую тебя, белоснежный цветок Поющего Города, да будет светел твой путь, прекрасная Идриль, супруга доблестного Туора. - Маэглин поклонился, приложив правую руку к сердцу. Шарф, шелестя легким шелком по складкам одеяния, съехал на спину, обнажая иссиня-черные волосы, собранные в густой длинный хвост и забранные стальным кольцом с тонкой чеканкой.

***

Этим утром Идриль проснулась в плохом настроении. Ей снова снился ужасный сон - что-то про кровь, и смерть, и огонь, и черный дым... Такие сны стали ей сниться со времени прихода Туора в Гондолин. Но не он был их причиной, не он нес тьму в себе - это она ясно видела. В его сердце не было даже тени зла, веселое и ясное дитя Солнца - вот кто такой был Туор, Туор Золотой, Туор Светлый, Туор Благословенный... Если все люди такие, то счастливы те эльфы, что живут рядом с ними за кольцом гор... Эти мысли сразу же отвлекли ее от сна и она потянулась к мужу, который обнял и приласкал ее - и тень ушла. Почти.
Эарендиль в кроватке рядом заплакал - быть может, чувствуя настроение матери. Идриль тут же подняла его на руки, погладила по золотистым волосикам - и он успокоился. Он еще такой маленький, ему всего месяц - но такой красивый! Идриль знала, что для любой матери ее ребенок - лучший в мире, но необычную красоту новорожденного отмечала не только она, но все, кто его видел. И это не было преувеличением, годным, чтобы польстить королевской дочке - она чувствовала, что похвалы говорили искренне.
Туор с улыбкой смотрел на жену и сына - они так прекрасны вместе, как два ясных солнышка - побольше и поменьше! Идриль же переводила взгляд с мужа на ребенка и не могла решить, кого она любит больше. Она вновь села на кровать, расстегнула ночную сорочку - Эарендиль сразу же потянулся к материнской груди. Насытившись, он уснул...
Положив спящего сына в кроватку, Идриль снова обернулась к мужу.
- Что будем сегодня делать, любимый? Ты куда-нибудь собираешься?
- Да, Искорка, я хотел отправиться в оружейную - мне сказали, что туда привезли мечи - из той новой стали, которую изобрел твой брат... Я посмотрю на них. Хочешь, пойдем со мной?
- Хочу! Хотя... я хотела сегодня пойти на рынок - посмотреть новой ткани на платье. Я давно не шила себе обновы! А к тебе я присоединюсь позже. Я тоже хочу посмотреть мечи. Может быть, подберу себе один... на пробу.
- Хорошо.
- Сейчас, позову няньку, пусть посидит с малышом, а то вдруг он проснется...
Идриль побежала в соседнюю комнату, где спала Мелет - нянька Эарендиля. Та быстро оделась и пришла в комнату Идрили и Туора.
- Иди, светлая госпожа, я посмотрю за ним...
Идриль легко, словно танцуя, выбежала на улицу. День был прекрасным - ясным, солнечным. Весна - любимое время года эльдар. Она с радостью вдыхала запахи распускающейся листвы и цветов. Идриль чувствовала в себе столько сил, что кажется, могла бы не переводя дыхания, бежать и день, и месяц, и год, бежать далеко, до самого Западного Моря...

Но рынок был куда ближе и туда она добралась куда быстрее. Тут ей поневоле пришлось замедлить шаг, и она переходила от одной ткани к другой, рассматривая, щупая... То ей не нравился цвет, то ткань была слишком тяжелой для лета. Она отправилась в другой ряд...
И увидела впереди черную фигуру. Маэглин, ее брат, стоял к ней спиной. На мгновение Идриль ощутила желание повернуться и бежать от него, бежать как можно дальше, пока он ее не заметил. Но тут же прогнала такие мысли. Как бы ей не был неприятен этот родич, сын сумерек Средиземья, нельзя было так убегать от него, будто он был орком. Это просто неучтиво и не подобает королевской дочери. Она спокойно подошла к Маэглину, который обернулся, как будто услышав ее шаги - хотя услышать этого не мог никто. Но он всегда знал, когда она была рядом.
Он поклонился, приветствуя ее. Идрили показалось, или на слове "супруга" и "Туора" его голос едва заметно дрогнул? Непонятно. Впрочем, это было бы неудивительно - она прекрасно знала о любви Маэглина к ней - любви иной, нежели подобает брату...
Идриль ответила на его поклон кивком головы и сказала:
-Привет и тебе, Ломион Маэглин, сын Арэдэли. - Имени Эола в Гондолине не упоминали. - Да осияет звезда твой путь. Ты уже уходишь?
"Мы только встретились, а ты уже меня гонишь..." Мысль горькой, терпкой усмешкой разлилась в сознании, как зимнее рябиновое вино, но Маэглин не выдал этого чувства.
- Не совсем, мне нужно еще купить немного сулемы и кое-каких красителей для нового сплава. А что привело тебя сюда, сестра моя? И позволишь ли ты мне сопровождать тебя, раз уж Валар были так благосклонны и принесли недостойному труженику столь радостную встречу? - И глава Дома Крота, набросив на предплечье свой шарф, изящным движением подал Идрили руку.
Миг поколебавшись, Идриль оперлась на его руку. "Жаль, что я не пошла с Туором", - мелькнула у нее мысль, но она тут же устыдилась. Маэглин никому ничего плохого не сделал... а он потерял мать... и отца... и это было так страшно! Идриль прекрасно знала, что значит потерять мать, а если еще вспомнить, при каких обстоятельствах это произошло... В ее сердце всколыхнулась жалость и она добавила куда мягче:
- Идем, поможешь мне выбрать ткань для платья.
Маэглин учтиво кивнул, пряча легкую усмешку. Нельзя было давать Идрили повод лишний раз чураться его, пусть лучше считает его несчастным страдальцем, хотя это слегка коробило самолюбие гордого сына Эола и Арэдели. Но то же самолюбие ни за что не позволило бы и выдать его истинные чувства. Мало кто в Гондолине мог похвастаться тем, что был способен понять мысли Владыки Дома Крота, когда он сам этого не хотел.
- С удовольствием, госпожа моя. - Сын Сумерек аккуратно, словно наивысшую драгоценность, держа нежную руку Келебриндали, повел ее по рядам. У Маэглина всегда был отменный вкус, так что он прекрасно знал места с самыми лучшими, качественными тканями. Да и видеть его там всегда были не в пример более рады: многие юные девы Поющего Города заглядывались на его статную фигуру, белоснежную кожу и горделивый профиль. А уж от одного взгляда его темных, полных затаенного огня глаз, не одну писаную красавицу бросало в жар, так что юные прелестницы нередко шептались и хихикали за его спиной о тех чарах, с помощью которых Темный Эльф когда-то приворожил прекрасную принцессу Второго Дома. Но все эти перессуды мало занимали самого Маэглина. Он был прекрасно осведомлен об этом "даре", но, увы, на ту единственную, которую он хотел бы видеть своей женой, и которая сейчас шла рядом, настороженная, будто почуявшая охотника лань, его чары не действовали. А потому оставалось просто, пусть и через тонкую ткань, но касаться ее руки, вдыхать запах волос и кожи и радоваться ее присутствию словно солнечному лучу, на короткий миг разгоняющему тучу в его душе.
Идриль прекрасно это чувствовала, что Маэглину не нужна ее жалость. Что он был оскорблен ею. Мало кто мог понять истинные чувства Владыки Дома Крота - но для Идрили, способной читать в чужом сердце, как в открытой книге, в Маэглине почти не было секретов. Пусть ему не нужна жалость - но отринуть ее она не может. И не хочет. Несчастный сын несчастного брака. Вот что получается, если отринуть мудрые советы и поступать лишь по своей воле, не думая о последствиях. Впрочем, что она может сказать - если ее собственные отец и мать не слушали добрых советов Валар...
С этими мыслями Идриль почти бегом устремилась к рядам с тканями, надеясь, что скоро сможет избавиться от неприятного общества. И правда, им удалось довольно быстро найти то, что ей было нужно - белую, в легких серебряных разводах ткань, легкую и мягкую. Маэглин оказался весьма дельным советчиком в выборе нужной ткани. Его познания в качестве выделки и свойствах того или иного материала были едва ли не всеобъемлющи, а после пары фраз, которыми он перебросился с несколькими хозяйками латков, стало ясно, откуда именно Сын Сумерек почерпнул их. Странное дело, но сейчас среди ярких тканей и смеющихся дев, сын Арэдэли вовсе не казался чем-то чуждым и инородным, несмотря на свое темное одеяние. Он явно был здесь частым гостем, его знали и были рады услышать из его уст несколько искрометных и остроумно отпущенных замечаний, льстящих и красавицам-продавщицам и их товару. Впрочем, Идрили здесь были рады не меньше, а даже больше, чем Маэглину. Ее просто завалили приветствиями, похвалами и здравицами мужу и сыну, не говоря уже о товаре. Так что, пока королевская дочь выбирала ткань, владыка Дома Крота выхватил одного из пробегающих мимо них мальчишек и отослал за своими оставшимися покупками, снабдив того в качестве платы мелкими монетками на сладости или яблоки. Скоро паренек возвратился, принеся лорду все необходимое, и вновь убежал. В это время Идриль как раз выбрала то, что нужно, и повернулась к Маэглину.
- Теперь я хочу вернуться домой, Маэглин. - Произнесла она, подняв на него слегка разрумянившееся лицо. От этого зрелища у сына Эола едва не перехватило дыхание.
- Конечно, госпожа моя. - Чтобы скрыть это, он снова поклонился. - Позволишь мне тебя проводить?
- Да, - все же это было не самое приятное утро. А как все хорошо начиналось! Но черный правитель дома Крота погружал в тень все, к чему прикасался. Возможно, это потому, что он родился в свете звезд и долго не видел солнца. Но теперь она хочет вернуться к своему маленькому солнышку, Эарендилю... А потом придет Туор и все будет хорошо.
Маэглин снова подал ей руку и чинно, не торопясь, повел прочь с рыночной площади. Он явственно видел ее желание побыстрее оказаться дома и избавиться наконец от его общества, но ускорять шаг вовсе не собирался. Когда еще ему представиться случай идти с дочерью Тургона рука об руку, будто бы... Ломион оборвал несбыточные мечты. Это невозможно. Никогда не будет возможно и... никогда возможным и не было?.. Владыка Дома Крота про себя мрачно усмехнулся. Иногда он понимал то желание, что побудило его отца чарами заманить мать в дебри Нан-Эльмота. Жалела ли Арэдэль об этом? Пожалел ли хоть раз и сам Эол? Может быть... В любом случае, он этого уже не узнает. Впрочем, это не так уж важно.
Они сделали очередной поворот, за которым показался дом Туора и Идрили. Маэглин невольно еще больше замедлил шаг. Он не любил появляться здесь, хотя не мог не признавать, что сам дом сработан на совесть. Но... слишком много Туора было в этом камне и дереве. Его руки любовно украсили деревянные наличники, его сапоги каждый день топтали камни ступеней. Он был здесь хозяином, рачительным и умелым. И его воля незримо оберегала дом во время его отсутствия. И от этого присутствия в душе Сына Сумерек вновь начала подниматься глухая злоба, а потому Владыка Дома Крота остановился, не доходя десятка шагов до расписанного крыльца.
- Здесь я оставлю тебя, госпожа моя. - Маэглин заглянул в глаза Идрили, длинные густые ресницы бросали тень на его алебастровое лицо. - Благодарю тебя за подаренное утро. Передавай пожелания здравия своим супругу и сыну. Я был рад встретиться с тобой. - Сын Арэдэли вновь церемонно поклонился, на мгновение, словно невзначай коснувшись пальцев Келебриндали. Его рука, несмотря на жаркий день, была холодна как лед.
Идриль невольно отдернула руку. Этот холод... Рядом с сыном Темного Эльфа было зябко даже в жаркое летнее утро. Нет, это вовсе непохоже на Туора, согревавшего ее ласковым весенним теплом. Даже если бы ее родство с Маэглином не было таким запретно близким - и то она бы никогда не связала свою жизнь с ним. Она вдруг почувствовала, что дрожит.
- Благодарю и тебя, Маэглин, - Слова благодарности были какими-то вымученными, а губы никак не хотели складываться в улыбку. - Мне пора к сыну, нельзя надолго его оставлять одного... Я и так задержалась. - И она скользнула за дверь, с каким-то облегчением услышав щелчок за спиной. Мрачный Сын Сумерек остался снаружи, а она была внутри, защищена стенами своего дома.
Маэглин проводил поспешно скрывшуюся за дверьми Идриль задумчивым взглядом. Чтож, он получил еще одну возможность убедиться, что свет дня не может существовать рядом с тенями сумерек. Печально... Ломион чуть заметно улыбнулся и вновь укрыл голову шарфом, на мгновение вдохнув дурманящий аромат волос дочери Тургона, впитавшийся в полупрозрачную ткань. Теперь у него есть хотя бы это. Впрочем, довольно предаваться безделью и пустым несбыточным любованиям. Он и так уже потратил изрядно времени, давно пора было уже быть в мастерской. Лорд Дома Крота развернулся и легко направился в свою исконную вотчину, размышляя о пропорциях элементов, которые нужно добавить в сплав.

Войдя под гулкие, низкие своды Дома Мечей, Маэглин взмахом руки поприветствовал мастеров и подмастерий, передал одному из них корзину, велев разобрать ингридиенты, и только собирался пройти в переодевальню, как откуда-то сбоку из коридора раздался знакомый и почти ненавистный голос, что-то живо обсуждавший с мастером Ирмаром.
"Туор!?! Что ему тут надо!?" Маэглин едва не запустил свой шарф прямо в стену, но уже скомкавшие ткань пальцы разжались и снова ее разгладили. "Хм.... что же, поприветствуем мужа, как до того поприветствовали жену..." Губы Повелителя Дома Крота разошлись в улыбке, не предвещающей посетителю ничего хорошего.
- Привет тебе, доблестный сын Хуора. Рад, что ты в добром здравии и решил заглянуть под наш скромный кров. - Сын Арэдэли появился из-за поворота как раз в тот момент, когда беседовавшие спутники должны были зайти за угол, так что Туор поневоле едва на него не налетел. Но Лорд Дома Крота как-будто не обратил на это внимания. - Что привело тебя сюда? Твоя супруга печальна от того, что ты покинул ее, променяв на мои мечи. - Маэглин снова улыбнулся, но в глазах Сына Сумерек стоял лед.

По мнению Туора мечи были великолепны - длинные, серо-стальные с едва заметными голубыми проблесками на лезвии. Как уверяли мастера - если орки подойдут близко, мечи должны засветиться голубыми искрами, предупреждая хозяев об опасности. Клинки разрезали волосок на лету, но могли перерубить и толстую деревянную балку. О, как было бы хорошо, если бы им не довелось рубить ничего иного! Но слова Владыки Ульмо были недвусмысленны: Гондолину суждено пасть. Однако даже если будут разрушены белые стены и прекрасные дворцы Города-Цветка - еще не все будет потеряно, не они делают Гондолин Гондолином, а его народ. Если... нет, увы, когда Гондолин падет, придется прорываться за кольцо гор с боем. И тогда мечам придется рубить не деревяшки, а плоть и кости...
- Конечно же, этот сплав придумал лорд Маэглин? - полуутвердительно сказал Туор мастеру Ирмару, с которым они осматривали пополнение оружейной.
- О да! Никто лучше него не работает с металлом. С тех пор, как он пришел в наш город, кузнецы не могут на него нахвалиться, воистину, он - светоч среди мастеров...
"И Тень в Городе", - вспомнил Туор слова Идрили. Она редко говорила ему о Маэглине, но не могла скрыть, что не любит своего двоюродного брата, хотя и жалеет его.
Беседуя о металлах и сплавах, они направились к выходу из Дома Мастеров. Туор увидел все, что хотел и теперь ему не терпелось вернуться домой - к жене и сыну.
Лорд Маэглин появился из-за угла так внезапно, что Туору с большим трудом удалось предотвратить столкновение. Меньше всего ему хотелось задеть Владыку Дома Крота - ибо слишком уж прохладными были их отношения. Друг не обидится, если его собьешь с ног. А Маэглин был для Туора кем угодно, но только не другом. По обмолвкам некоторых эльдар Туор знал, что Маэглин не любил его отца и дядю, когда они гостили в Гондолине, и, видимо, перенес эту нелюбовь на сына одного из нежеланных гостей. В свою очередь, самому Туора не нравились надменность и самоуверенность Сына Сумерек, но он всегда был неизменно учтив с новым родичем, даже если тот отпускал хорошо замаскированные колкости на его счет. Что ж, в плену у вастаков Туору приходилось сносить кое-что похуже скрытых насмешек и он научился не обращать внимания на чужие слова - брань на вороту не виснет. Особенно если эта брань направлена исключительно на него. Попробуй Маэглин оскорбить его родителей, жену или сына - тогда бы Туор ответил. А так... пусть его тешится.
-Привет и тебе, мастер Маэглин. Король Тургон поручил мне осматривать новое оружие, которое приходит в оружейные - вот я и пришел сюда. Мечи великолепны - как и все, что исходит из твоей кузницы. А что касается моей жены - то мне незачем находиться при ней неотлучно, ведь охранять ее здесь не требуется. Я - не ее тень, а она - не моя.
Маэглин чуть приподнял левую бровь, изобразив некоторый интерес к смертному.
- Чтож, коли так, то позволь показать королевскому посланнику то, что тебе вряд ли преподнес мастер Ирмар, да и другие. Идем. - Владыка Дома Крота сделал властный жест рукой и скорым шагом повел Туора в одну из малых оружеен. За ними последовал заинтригованный Ирмар и несколько подмастерий.
Помещение, куда их привел Сын Сумерек было небольшим, так что пятеро эльфов и смертный едва разместились в нем. Похоже Маэглин привык работать здесь в одиночестве или с помощью лишь нескольких избранных подмастерий. Скинув верхнюю одежду и подойдя к стойке с мечами у стены, Владыка Дома Крота привычным жестом вытащил один из клинков, на необычно темной поверхности которого тут же вспыхнули огненные отсветы из горна.
- Это то, над чем я сейчас работаю. - Маэглин быстрым, едва уловимым движением подбросил вверх железный брусок для заготовки и взмахнул мечом. На каменный пол со звоном упали две половинки разрубленного металла. Один из подмастерий поднял их, обе половинки пошли по рукам кузнецов с тихим шепотком.
- Они еще не закончены. Сплав не достаточно стабилен, так что края разреза неровные. - Сын Эола провел пальцем по отточенному лезвию клинка. По его тону было понятно, что он не остановится, пока не сможет превзойти своего отца, но для этого приходится усердно работать. - Но, когда я закончу, у Владыки Тургона будут такие мечи, что ни один урук не посмеет подойти к Окружным Горам на три полета стрелы. - Ломион улыбнулся и вытащил из стойки еще один клинок. - Это лишь заготовки, они уже не годятся в дело... - Он перебросил клинок Туору. - Не хочешь попробовать, сын Хуора? - Маэглин перевел свой меч в атакующую позицию. На его невозмутимом лице все так же играла легкая улыбка, но в темных глазах горел огонь, опаляющий почище любого горна.
Туор с восторгом смотрел на еще одно достижение знаменитого кузнеца. Да, Маэглина можно обвинять в чем угодно - только не в отсутствии мастерства и изобретательности. С таким оружием им не страшны никакие орки! Превосходный меч! Хотя сам Туор предпочитал секиру - Серые Эльфы Митрима как и их родичи из синдар любили именно это оружие и обучили своего воспитанника им пользоваться. Сильный, как все его соплеменники, Туор с легкостью орудовал большим топором - и немало орков и вастаков нашли свой конец от этого оружия...
Поймав клинок, он поклонился Маэглину и спокойно сказал:
- Я к твоим услугам, лорд Маэглин. Хотя и не люблю сражаться с родичами.
Остальные эльфы быстро отступили к стенам, давая поединщикам хоть немного места. Лорд Дома Крота коротко отсалютовал смертному и стремительно перешел в атаку. Чтож, тот по крайней мере не испугался скрестить с ним клинок. Это вызывало в сыне Эола хоть какую-то долю уважения. Впрочем, он не намеревался всерьез причинить своему противнику хоть какой-то вред, это было бы просто глупо. Его короткие хлесткие атаки, направленные с неожиданных сторон, были призваны скорее прощупать соперника и понять, чего тот стоит на самом деле. Маэглин не собирался проливать кровь под собственной крышей, это было бы по меньшей мере непочтительно по отношению к Владыке Тургону и говорило бы о нем самом, как о невежливом и грубом хозяине. И, хотя выпады сына Арэдэли то и дело становиилсь все более жесткими, его клинок ни разу не коснулся даже края одежд Туора. Два меча раз за разом со звоном сходились и расходились вновь, оставляя на поверхности друг друга глубокие зазубрины.
Туор старался рубить вполсилы - несмотря на то, что Маэглин с юности занимался кузнечным ремеслом, все же он был слабее хадоринга, как и все эльфы Гондолина. Поэтому сын Хуора бил осторожно - еще не хватало ему ранить хозяина... Но если эльф и уступал человеку силой - зато превосходил его ловкостью и скоростью. Туор с немалым трудом отражал его атаки, стараясь перейти из защиты в нападение. Клинки со свистом рассекали воздух, иной раз проходя в опасной близости от живого тела. Но никому так и не удавалось взять верх - обозначить удар в грудь, живот или голову, что означало бы "смерть" или "тяжелую рану" и конец поединка. И почему-то Туору казалось, что Маэглину не очень-то и хотелось останавливать клинок...
Вскоре не то чтобы страх, но какое-то смутный холодок подполз к сердцу смертного - как будто этот тренировочный бой был предвестником другого, настоящего... Неужели ему придется когда-нибудь всерьез сражаться с эльфом?

***

Идриль дома не находила себе места. День после дурного сна явно не задался. Эта прогулка с сумрачным Сыном Сумерек... И Туор что-то долго не возвращается. Она вдруг почувствовала смутный холодок на сердце - он как будто пришел извне... Неужели Туор?.. Cкорее, узнать, что с ним случилось! И идриль стремглав выбежала из дома и побежала к Дому Мечей.

Туор проигрывал - сказывались недостаток опыта в бою на мечах и меньшая ловкость. Вот если бы в руках у него был любимый топор, а вместа Маэглина - орк или вастак - тогда дело другое... Впрочем, он не был бы огорчен проигрышем - проиграть более достойному - не позор, да и речь ведь идет не о настоящей битве, где это может обернуться смертью или тяжелой раной.
Смертный был неплох. Даже очень неплох. Правда человеку не доставало опыта. Большинство его атак не были достаточно точны, да и в скорости он изрядно уступал Маэглину, но все же... "Если бы это был реальный бой, у него, возможно, появился бы шанс... " Лорд Дома Крота снова улыбнулся, отбивая очередной выпад противника. "Впрочем, я не дал бы ему им воспользоваться уже на первом ударе..." Он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию, чтобы обманным движением вынудить Туора раскрыться, но тут помещение разорвал полный ужаса женский крик.

Рука Туора инстинктивно дернулась, его клинок обжег щеку Маэглина, потекла кровь. Сын Эола, не вполне осознавая, что именно делает, вывернул руку и, поймав эфес противника на свой, отбросил его меч в сторону. Оба поединщика замерли: один обезоруженный, второй с окровавленной щекой и бешено горящими глазами на еще больше побледневшем лице. Они так и смотрели друг другу в глаза не отрываясь, пока Маэглин усилием воли не опустил руку и не отвел приставленный к открытому горлу Туора меч. Находящиеся в оружейне эльфы выдохнули.

Идриль на миг устыдилась своего порыва - зачем она закричала, ведь наверняка тут не происходит ничего ужасного, всего лишь учебный бой... Ведь не станет же Маэглин всерьез нападать на Туора? Или?.. Нет, он ведь не орк, в конце концов! А теперь из-за ее глупости Маэглин ранен. Хотя ... вольно же им было драться настоящими мечами! Для тренировок существуют затупленные!
Маэглин, все еще тяжело дыша, наконец отбросил меч. По его лицу струилась кровь, рана была неглубокой, но сильно кровоточила из-за неровных краев разреза. Впрочем, Сын Сумерек, казалось, вовсе не замечал текущей по щеке и подбородку алой влаги. Он, молча, не отрываясь, смотрел в расширившиеся глаза Идрили.
- Вы что с ума сошли? Туор, Маэглин - зачем вы все это устроили? - Резким движением он подхватил свою одежду и направился к выходу, один из подмастерий робко протянул своему лорду платок. Маэглин, не глядя, выхватил его и, черной тенью метнувшись мимо застывшей в дверях Идрили, вышел наружу, все также не проронив ни слова. Его шелковый шарф, забытый хозяином, сиротливо остался скомканным на полу.
- Мда... - Мастер Ирмар поднял один из клинков и задумчиво повертел его в руке. - Нехорошо вышло. - Ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он. - Владыка Тургон будет недоволен...
Туор с отвращением посмотрел на меч, запятнанный кровью союзника. Все его восхищение оружием испарилось - теперь оно было опозорено. И зачем он только согласился на этот глупый вызов? Что было бы, покалечь он Маэглина?
- Зачем я только согласился, - пробормотал он, и отвечая на вопросительный взгляд жены, рассказал ей все без утайки. - Я тоже виноват, - закончил он. - Не хочу сам рассказывать владыке - доносить мне, тоже виновному, на Маэглина было бы неучтиво - но и молчать нельзя. Что скажешь?
Идриль обвела взглядом гондолиндрим.
- Мастер Ирмар, ты был здесь с самого начала?
- Да, госпожа.
- Расскажи, пожалуйста, обо всем владыке Тургону.
- Я никуда не уйду из дома и буду готов явиться по первому требованию, - добавил Туор.
Ирмар поклонился королевне и ее мужу и покинул Дом Мастеров, спеша во дворец.

Маэглин стремительно шел по улицам Города, прижимая к рассеченной щеке платок и ловя удивленные и встревоженные взгляды. Хорошо еще, что до его дома от Палат Мечей было недалеко. Кровь все никак не хотела успокаиваться, а сын Эола был слишком зол, чтобы самостоятельно ее остановить. Это удалось только после того, как по приходу в дом он умылся в маленьком декоративном фонтане во внутреннем дворике, служащем умывальней. Сведя края разреза, Маэглин смазал рану заживляющим бальзамом и отправился в переодевальню, приказав слугам никого не впускать.
Но, когда Лорд Дома Крота уже заканчивал облачаться в походную одежду за спиной раздался тихий вкрадчивый голос:
- Снова убегаешь? - Салгант. Лорд Дома Арфы всегда узнавал новости первым, особенно, когда новости были о Маэглине.
Ломион обернулся, затягивая ремень на наруче. Невысокий, хрупкий эльф в просторных, цвета лиловых майских сумерек одеяниях стоял, оперевшись о дверной косяк и сложив руки на груди.
- Твое лицо... - Взгляд больших темных глаз стал еще более участливым.
- Если останусь - убью кого-нибудь. Ты этого разве хочешь? - Маэглин старался не слишком двигать левой половиной лица, чтобы не бередить порез, и это раздражало его еще сильнее.
Салгант вздохнул.
- Конечно нет. Но, чем дольше ты станешь убегать от самого себя, тем тяжелее будет твое возвращение.
- Оставь. - Сын Арэдэли махнул рукой. - Я вернусь, когда все забудется. Мне надо побыть одному. Подумать. И поработать. Там... - Он на мгновение запнулся. - Где я не смогу видеть ее. Иначе... Единый, я готов был убить его сегодня!
Невысокий нолдо едва заметно вздрогнул.
- Хорошо, что ты говоришь мне об этом. Что ты еще можешь об этом говорить.
- Разговоры не помогают. - Отчеканил Маэглин, надевая высокий островерхий шлем с длинной черной пелериной из кротового меха, идущей от самого навершия и падающей на плечи.
- Хорошо. - Лорд Дома Арфы хитро прищурился. - Тогда я не скажу Владыке Тургону, что видел тебя перед уходом.
- Маленькая лиса. - Маэглин усмехнулся чуть более расслабленно и снял со стены легкое копье. - Тогда можешь не говорить ему также, что я сожалею о случившемся. Я... - Он вздохнул. - Сам скажу ему это, когда вернусь.
Менестрель отделился от дверного проема и, подойдя к возвышающемуся над ним едва не на голову Сыну Сумерек, положил тому руку на плечо.
- Береги себя. Ты нужен здесь и тебя здесь ждут. Гондолин это не только дочь Короля, meldir.
Взгляд сына Темного Эльфа потеплел.
- Я знаю. Ты не успеешь сложить новую песню к моему возвращению, обещаю. - Его ладонь легла на плечо менестреля сверху вниз. - А теперь иди. Негоже будет, если гнев Владыки падет и на тебя из-за моей несдержанности.
Салгант мелодично рассмеялся.
- Твоя несдержанность, о Сын Сумерек, еще не раз выйдет мне боком, но она нравится мне куда больше твоей сдержанности. - Он весело подмигнул. - Но ты прав, мне пора идти. Да осветят звезды твой путь, сын Арэдэли.
- Так же, как и твой, Мастер Золотой Арфы. - Маэглин улыбнулся и кивнул.
Через какое-то время его закутанная в темный плащ фигура покинула дом и спорым шагом направилась к воротам.

***

Идриль ощущала тревогу - ей совсем не нравилась вся эта история. Маэглин так быстро ушел... Что могло прийти в голову ее гордому и обидчивому брату? Как бы не вышло худа... Да и отцу это все совсем не понравится. Короля и так уже давно печалила холодность в отношениях двух названых сыновей - сына любимой сестры и мужа любимой дочери. Каждого он любил по-своему и каждый был дорог его сердцу.
- Почему он так не любит меня, Искорка? - удивленно спросил ее Туор. - Иногда мне кажется даже - ненавидит... За что? Он, а не я - наследник и наместник твоего отца. Он, а не я - лучший мастер Гондолина. Да и в искусстве владения оружием я не превосхожу его... Неужели он не любит меня только потому, что не любил моего отца?
Идриль лишь молча посмотрела на мужа. Она-то знала истинную причину нелюбви Маэглина к Туору - но не собиралась открывать ее никому. Ей казалось, что эта искаженная любовь позорит ее - хотя она и не была в ней виновна.
Вместо ответа она сказала:
-Обещай мне, что больше не обнажишь против него меча. Никогда!
- Обещаю, любовь моя. Разве что... хотя этого не может произойти никогда.
- Что ты имеешь в виду?
- Разве что мне придется защищать вас...

Продолжение следует...

@темы: ПМ, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Гондолин

---

Про Маглора... и остальных

[Дикий лесной эльф Лас]

Предупреждение - это альтернативка. Причем альтернативка весьма жесткая и жестокая (обратить внимание на теги!) и не в моем стиле (для тех, кто меня знает).
Так что под кат заглядывать на свой страх и риск.

Прочитать

Пронизывающий ледяной ветер рвет черные пряди волос, пробивается под плащ, ударяя, словно тысячью клинков в самое сердце.
Ночь... Когда-то он ее любил - звезды пели свою песню, а тишина и уединение приносили новые мелодии и песни.
Теперь же...
Теперь же ночь стала временем памяти - безжалостной и беспощадной.
Но в памяти вставали вовсе не залитые кровью пирсы Алквалондэ и не зарево пылающих кораблей над Лосгаром. Совсем иное.
"-Посмотрим, чего ему от нас надо... - мрачно усмехается рыжеволосый нолдо.
- Может все же не надо нарушать выставленные условия, брат?.. - тогда он пытался убедить его не брать с собой дружину, хотя и понимал, что бесполезно
- Ты что, думаешь, он их выполнит? Ладно, ты остаешься за старшего. Хотя ты и почувствовать себя им не успеешь, как я вернусь..."
Не вернулся.
А Макалаурэ часто потом думал, а могло ли что пойти иначе, если бы брат все же выполнил условия, выставленные Моринготто, и тысячу раз проклинал себя за то, что ему, менестрелю не одолеть дороги до Ангамандо, не выручить брата.
А еще - и это он тоже осознавал с болезненной ясностью - он не имел права сгинуть, потому что иначе младшие братья сгинут следом - в бесполезной на тот момент борьбе за исполнение Клятвы.
А вот Финдекано даже не задумался о том, чем все может обернуться, знал только то, что обязан спасти друга, брата, которому простил все.
Тогда он поверил, что чудо возможно, что Майтимо вернется...
Как выяснилось - зря.
Спустя несколько дней после ухода Финдекано в лагерь заявился один из прислужничков Моринготто и передал, как он сказал "Подарок от страших принцев нолдор для поднятия боевого духа".
О том, что это был за "подарок" Кано старался не вспоминать, потому что невольно вставали картины того, как орки с их властелином за компанию издевались над пленниками перед тем, как отсечь им головы.
Нолофинвэ не простил смерти сына - не только Врагу, но и Первому Дому, поэтому ни о каком союзе теперь не могло идти и речи, а значит...
А значит, всех их рано или поздно разобьют по одиночке, а он, теперь Верховный Король Нолдор, но явно не достойный этого титула, не в силах ничего сделать. Разве что позволить умереть хоть сколь-либо достойно...

@темы: Первая Эпоха, Нолдор: Второй дом, Нолдор: Первый дом, Нолдор, Жесть

---

Разговор Варды и Мелькора в Мандосе

[Дикий лесной эльф Лас]

Варда стояла на пороге камеры и созерцала ехидно усмехающуюся физиономию Мелькора, разлегшегося прямо на полу, несмотря на то, что Намо обеспечил для узника более чем комфортные условия пребывания. Вот она бы лично не стала бы расщедриваться ни на кровать, ни на что еще. Да и вообще – будь ее воля – темница была бы именно темницей. То есть темной, сырой и маленькой. Но спорить с Мандосом на сей счет было бесполезно. На все возмущения он только равнодушно пожимал плечами и предлагал забрать Отступника на Таникветиль – если королевской чете так охота, пусть там его содержит так, как в голову взбредет.

Читать дальше

- Ну так что, сестричка, с чем пожаловала? Неужели совесть замучила? – осведомился Мелькор, не дождавшись ответа на свое приветствие «Ой, смотрите, кто к нам пришел! Какие Валиэр и без охраны!»
- Обязанность королевы – следить за исполнением приказов своего мужа и короля, - холодно процедила Варда.
Наверное, не стоило приходить. Но уж слишком ей хотелось посмотреть на то, как Мелькор переносит заключение и в каком расположении духа. Как выяснилось – более чем в приподнятом и оптимистичном.
- А что же стало с верным герольдом моего брата? – продолжал ехидничать Темный Вала. – Неужели его величество Манвэ счел его успехи в Эндорэ незначительными и разжаловал в обычные майар. Бедный Эонвэ… - с жалостью проговорил он, однако никто бы не усомнился, что эта жалость – сплошная показуха.
- В любом случае его успехи были более значительными, чем твои, - усмехнулась в ответ Валиэ. – Иначе бы ты тут сейчас не сидел.
- Я и не сижу, я лежу, - разговор грозил перейти в сплошное перекидывание колкостями. – А вот ты даже присесть не хочешь. Что, так и будешь на пороге стоять, как неродная?
- Не забывайся, Мелькор, - в голосе Варды послышались нотки раздражения. – Не боишься тут навечно остаться?
- Неужели я обидел собственную младшую сестру, - виновато проговорил Вала и все же сменил лежачее положение на сидячее, поправил длинные черные волосы, не обращая внимания на лязгающую при каждом движении цепь. – Я бы попытался искупить, да вот только рук заняты, извини.
- Будешь так себя вести – навечно занятыми останутся. Вот скажи мне, братец, неужели приятно выставлять себя на посмешище? – как-то брезгливо поинтересовалась Варда. – Я не представляю, какой бы из тебя вышел правитель. Ты же ни о ком, кроме себя не думаешь. Я рада, что выбрала Манвэ, а не тебя.
- Ага, ты еще скажи, что это ты меня послала, а у меня депрессия на пол-эпохи случилась, - тихо фыркнул Мелькор, а потом насмешливо ответил. – Судя по тому, что ты бегаешь на встречи к узнику и изгою без какой-то определенной цели, ты в своем выборе не слишком-то уверена.
- Да как ты?.. Да как ты смеешь?! Я Манвэ никогда не оставлю!
- А я и не говорил, что оставишь. Кто ж в своем уме променяет тронный зал на темницу? – разговор определенно доставлял Отступнику удовольствие – одна его наглая улыбка чего стоила.
- Ты останешься здесь навечно! – рыкнула вконец доведенная Варда и вышла прочь, громко хлопнув дверью. Звука запирающегося замка е последовало, да и нужды особой в нем не было – чары охраняли ее надежнее любых засовов.
- Не останусь, - как-то устало усмехнулся Мелькор, разом погасив улыбку. – Потому что тебе тогда придется объяснять моему младшему братцу, что ты забыла в камере того, с кем видеться запрещено.
Вала понятия не имел, сколько времени прошло и сколько еще осталось – Чертоги Мандоса гасили все ощущения, связанные с миром живых, но показывать случайным визитерам, что пребывание здесь доставляет ему по меньшей мере неприятные ощущения, он не собирался.

ЗЫ - Оно вроде бы не особо стеб, поэтому соответствующий тег ставить не стала)

@темы: Валинор, Валар, Предначальная Эпоха

---

Организаторское

[Летописи Арды]

Народ, вам этот дизайн нравится? Или, может, вернуть, как было? Или что-то вообще другое? (Варианты приветствуются)

@темы: Административное

---

Аглонцы, после Браголлах

[Гэллиан]

В ночном лесу было почти тихо. Только кое-где слышались приглушенные разговоры, редкое ржание коней или лай собак. Иногда с разных концов развернутого прямо меж деревьев в скудных проплешинах полян лагеря доносился скрежет металла о металл или слабый стон кого-то из раненых.
Костров также не разжигали, сейчас этой привилегией пользовались одни целители, чьи палатки стояли в самом центре, остальные же на огонь вдосталь насмотрелись.
Беглецы расположились небольшими группами, стараясь держаться на отдалении друг от друга. Сейчас, когда схлынула первая волна переживаний, отпустил гнев и притупился страх, все они хотели остаться наедине с собой или немногочисленными близкими, чтобы осмыслить произошедшее, оплакать ушедших и понять, куда идти.

Одна из таких групп состояла из двоих эльфов, нашедших приют меж двумя старыми, павшими то ли от старости, то ли от удара молний и покрытыми густым влажным мхом деревьями. Крохотная полянка, образовавшаяся после падения гигантов, густо поросла тем же мхом, низкорослым кустарником и ягодами морошки. То тут, то там кочки мха перемежались неглубокими лужицами недавно стаявшего снега, а кое-где были настоящие озерца, глубиной едва не по пояс рослым нолдор. Один из них, закутанный в темный, в звездном свете нельзя было различить оттенка, плащ, сидел, подобрав под себя ноги и прислонившись спиной к перекрещивающимся стволам. Из-под плаща виднелась броня, а рядом с воином лежал завернутый в плотную холстину высокий шлем с длинным, кажется все же алым, конским хвостом. Но сам эльда был занят вовсе не чисткой и полировкой своих доспехов, хотя они и требовали того, а сосредоточенно изучал весьма потрепанный, опаленный с одного края свиток, который держал в руках. Зоркие эльфийские глаза беспрепятственно видели в темноте начертанные на свитке тонкие руны, так что неизвестный эльф полностью погрузился в чтение и, казалось, совершенно не обращал внимания на своего спутника, который развалился в паре шагов от него, лежа на спине прямо на мху у края прозрачного, неподвижного озерца и подстелив под себя такой же, только порванный в нескольких местах, плащ. Подле него, прикрываемые с одной стороны его телом, а с другой стволом упавшего дерева, в достаточном беспорядке были разбросаны наскоро собранные мешки, длинный лук и наполовину пустой колчан, меч в потрепанных ножнах, два копья, еще один шлем… Левую руку лежащий подложил под голову, кисть же правой, с туго перебинтованным запястьем, была опущена в воду и периодически выписывала в ней крайне замысловатые фигуры. На груди же эльда мерно вздымался в такт неглубокому дыханию довольно увесистый бурдюк. И судя по возбужденно поблескивающим глазам его обладателя, наполнен он был отнюдь не водой из озера.
- И не надоело тебе? – Чуть повернув светловолосую голову в сторону сидящего, громко поинтересовался владелец бурдюка. – Ты читал эту рукопись сотни раз. Только не говори мне, что от воздействия огня на ней появилось хоть что-то новое! – В его голосе слышалось легкое раздражение, впрочем, не произведшее на его увлеченного чтением товарища ровным счетом никакого эффекта.
- Зануда… - Пробормотал себе под нос лежащий нолдо и вновь крепко поцеловался с бурдюком. Оторвавшись, наконец, от живительной субстанции, он отер губы и, приподнявшись на локте, перебросил изрядно опустевшую емкость соседу. – На, держи! Хотя бы согреешься, раз уж неспособен уделить мне больше внимания, чем своей дурацкой книге. – Он снова лег.
- Спасибо. – Невозмутимо отозвался «зануда с книгой», ловко поймав одной рукой бурдюк и, наконец, подняв глаза от пергамента. У него были темные, вьющиеся волосы, высокие скулы и спокойные, удивительно чистые, серые глаза. – На твоем месте, я бы не стал слишком охлаждать руку. Кости все еще срослись недостаточно хорошо, и ты можешь снова потянуть связки. – Он сделал небольшой глоток и убрал бурдюк куда-то себе под бок, так, чтобы светловолосый его не видел.
Но тот не обратил на это внимания и, игнорируя замечание о так и болтающейся в ледяной воде озерца раненой кисти, уставился куда-то ввысь на виднеющиеся за густыми лапами ельника далекие звезды.

- Aimo aimo
ne-deru ru-she
noina miria
enderu purodea
fotomi...

Koko wa attaka na umi dayo

Внезапно красивым, сильным голосом запел светловолосый нолдо протяжную, полную неодолимой светлой печали песню.

ru-rei rureia
sora wo mau hibari wa nami da
ru-rei rureia
omae wa yasashi midori no ko

aimo aimo
ne-deru ru-she
noina miria
enderu purodea
fotomi...

Но тут ему в плечо легко ударила метко пущенная шишка.
- Хватит! – Темноволосый недовольно посмотрел на своего друга. – Айно, ты же всех перебудишь!
- Мне скучно! – Названный Айно не остался в долгу и, резко сев, бросил в обидчика бутоном водяной лилии. Но, похоже, тот был прав на счет его руки, замерзшие пальцы потеряли подвижность, и цветок беспомощно шмякнулся на мох, не долетев даже до ступни сидящего.
- Ты просто пьян! – Укоризненно покачал головой темноволосый.
- И это тоже. – Айно не стал спорить, признавая сей очевидный факт. – Но это ерунда. Мне просто скучно. Все вокруг только и делают, что скорбят и плачут, а я… не собираюсь так. – Он вздохнул и все-таки спрятал поврежденную руку под одежду, осторожно придерживая ее.
- А что ты собираешься? – Пряча невольную улыбку, спросил более благоразумный эльда.
Айно задумался, подтянув под себя колени.
- Не знаю. Мне не нравится, что все так подавлены. – Он задумчиво посмотрел куда-то в сторону остального лагеря. – Лорд Келегорм тоже недоволен. Если бы не было столько раненых… Надо что-то делать, Ринка, но я не знаю, что.
Ринка, он же, Ринкарамо Асталиэ, один из сотников лорда Куруфина, наконец, убрал свиток и уже серьезно ответил.
- Ты не хуже меня знаешь, что решили Феанарионы. Мы идем в Нарготронд.
- Идем… – Вздохнул Айно, вообще-то носивший не менее гордое имя Айнедил и бывший лучшим ловчим Охотника. – Но что мы будем там делать, а? Запремся на все замки и будем трястись, как овцы, которых режет волчья стая? Молчи. - Он махнул здоровой рукой. – Знаю я все, не вчера родился. Нам нужен отдых, время накопить силы, залечить раны, найти новых союзников… Но все это когда-то там, потом. А сейчас? Что мне сделать сейчас, чтобы хоть один из них на минуту забыл о том, что случилось? – Блондин вскинул на друга пронзительно-синие глаза, словно отразившие на мгновение перевернутое в них звездное небо.
- Нуууу… - Ринкарамо как-то странно заулыбался. – Вот что ты будешь делать, если я скажу тебе: «Куй!»?
Айнедил опешил. Пару мгновений он молчал, непонимающе глядя на невозмутимо улыбающегося сотника, а потом, стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул, ответил:
- Тогда я дам тебе в глаз. – И так же пристально и настойчиво посмотрел в глаза собеседника.
Какое-то время над полянкой висела долгожданная тишина, а потом эльфы на два голоса разразились дружным веселым смехом. Айнедил повалился обратно в мох, закрывая лицо ладонями, а Ринка запрокинул голову назад, даже не заметив, что при этом стукнулся затылком о древесный ствол за спиной. На шум с нескольких сторон лаем ответили собаки, непонимающе зафыркали лошади, а какая-то испуганная птица с громкими криками снялась с ветки. Но друзья продолжали звонко смеяться, не обращая внимания ни на что вокруг. Жизнь продолжалась вокруг них, и это было главное.

Примечания.
1. С именами аффтар особо не заморачивался, удовольствовавшись тем, что похожие корни в квенья есть, а дальше, как рауг на душу положит.
2. Используемая в фике песня уж совсем нагло японская, из аниме Macross Frontier. Ясное дело, что эльф в Белерианде петь ее в оригинале никак не мог, но уж больно она моменту подходит.

@темы: Эндорэ, Первая Эпоха, Нолдор: Первый дом, Нолдор

---

[julia_monday]

О Халет

Владычица

Ярко горит свеча в небольшой деревянной горенке, тихо крутится веретено, плетя бесконечную нить.

***

- Халет, Халет, беги сюда, быстрее!

Угловатая девочка-подросток оторвалась от следов оленя, которого они с братом хотели подстрелить на ужин, и кинулась к Халдару. Может, братец нашел гнездо с птенцами или красивый цветок? Но нет, Халдар смотрел на что-то, раздвинув пышный куст, и жестами предложил Халет сделать то же. Она отодвинула зеленую завесу ветвей…

И решила, что очутилась во сне. Медленно и тихо ступали белые и светло-серые лошади без седел и сбруи, на их спинах плавно покачивались всадники в белых, золотых и красных одеяниях, а волосы их были черны, как вороново крыло. На боку у каждого висел длинный меч, под плащами сверкали кольчуги. Один из них посмотрел в сторону детей, и, испугавшись, те бросились прочь, не разбирая дороги…

***

Улыбается госпожа Халет своим мыслям, потрескивают поленья в очаге, жужжит веретено. Зря они испугались тогда, отец объяснил им, что эльдар никому не причиняют вреда, кроме слуг Врага. Но слишком уж непривычен и ярок был свет этих глаз…

***

Они с братом были неразлучны. Выйдя из чрева матери в единый день и час, не хотели они расставаться и потом. Халдар идет упражняться с мечом и луком – и сестра вместе с ним, а прясть и ткать он умел не хуже Халет, хотя кое-кто и смеялся над этим. Но не в лицо – ибо вырос Халдар сильным и крепким. И лишь когда пришла пора Халдару ухаживать за невестой – лишь тогда расстался он с Халет…

***

Нить спрядена, теперь настала очередь ткацкого стана. Ловкие руки ткут белое полотно. Вновь улыбается госпожа Халет, вспоминая, Альдану, милую подругу… Весело гуляли они на свадьбе Халдара, потом радовались рождению первенца. Но недолгими были покой и счастье…

***

Она знала, что эта атака будет последней – загородь почти развалилась, ничего не стоит между орками и женщинами и детьми лесовиков. Ничего, кроме усталых и израненных воинов с затупившимися, покрытыми засохшей кровью мечами. Она встала впереди них. Она не захотела прятаться среди женщин – если умереть, то умереть в бою, как отец и брат. Она хорошо владеет мечом, не одна тварь рассталась с жизнью от ее клинка. Последний бой…

Он и правда оказался последним – но не с таким исходом, которого она ждала. Запели трубы и вновь появились золотые, белые и красные всадники, и загнали орков в реку, перебив их всех до единого. Но теперь уже Халет не побежала от их взглядов, даже когда их предводитель обратился прямо к ней.

***

Задумчиво лицо госпожи Халет – но никогда не жалела она, что не приняла покровительства сына Фэанора, владыки Таргелиона. Привык Лесной Народ жить на воле, не по чьей-то указке. И отправились они на запад, искать свободные земли, где можно было бы укрыться от орков…

***

Думала – никогда не оттает после смерти отца и любимого брата. Но нет – сердце женское в одиночку биться не может. Полюбила она охотника Ардара, высокого да статного, сильного да смелого. И сама Халет хоть и не из первых красавиц – но и не из последних, охотница, мастерица прясть, ткать и шить. Да не сложилось – полюбил Ардар другую, на ней и женился, даже не узнав о любви Халет. Она молчала и дальше – что уж тут поделаешь! А через два месяца после свадьбы он погиб, выйдя в одиночку на медведя. Вдова убивалась открыто, а Халет молча глотала слезы по ночам…

***

Вот и соткано полотно – белое, как свежевыпавший снег. Омочено оно слезами по давней безвременной гибели возлюбленного – пусть бы никогда не стал он мужем, но лишь бы жил… Но слезы высыхают – негоже Владычице, Царственной Деве, плакать, никто не должен видеть ее слабой…

***

После той смерти Эстолад опротивел ей. Да и хотелось уйти дальше на запад, говорили, что леса там гуще, а добыча – обильнее… Долго уговаривала она свое племя продолжить путь, много сил понадобилось, чтобы убедить всех – но она добилась своего…

И чуть не пожалела об этом в дороге. Страшен и долог был путь вдоль границ Огражденного Королевства, с одной стороны – чары королевы Мэлиан, с другой – ужас Предначальных Дней. Сколько людей погибло – от страшных чудовищ, мороков, отравленной воды… Сама Халет однажды убила громадного паука, который схватил ребенка, убежавшего от матери… И когда по левую руку открылся ясный лес из буков, берез и кленов – никто не захотел идти дальше.

***

Скроено белое платье – и вот усаживается владычица шить. Проворно мелькает игла – а мысли мелькают еще быстрее, мало уже времени осталось…

***

Но пришлось бы уходить дальше – или воевать со всей мощью Дориата – если бы не златовласый король Финрод. Узнал он о горестях народа Халет и прибыл поговорить с ней. Не был он похож на надменного Владыку Карантира – в его ясном теплом взгляде сквозило искреннее уважение и дружелюбие. А после уехал он и испросил для них дозволения жить в светлом Бретиле во веки веков. Лишь одно условие поставил король Тингол – оборонять его рубежи от орков – но разве мог быть мир у Халет с тварями, лишившими ее отца и брата?

***

Почти дошито платье – а вспоминать уже мало что осталось. И свеча сгорела почти до конца…

***

И потянулись годы жизни в Бретиле. После того, как провела их Халет опасной северной дорогой – не мыслили люди о другом владыке. И стала она править ими здесь, разбирая тяжбы да ссоры, обороняя рубежи от вражьих тварей. К счастью, орки ныне нападали редко, и народ ее жил в мире и довольстве. Не довелось Халет понянчить родное дитя – но сын брата тянулся к ней, как ко второй матери. Воспитала Халет из него себе преемника, и когда состарилась, во многом заменил ее Халдан. Потянулись спокойные годы – теперь лишь в самых важных случаях тревожили старую владычицу – но знала она, что ее не забыли и имя ее окружено почетом и уважением…

***

Вот и готово белое платье. И больше уж нечего вспомнить. Облачилась Халет в новую одежду, легла на узкое ложе – и вздохнула спокойно. Завтра войдут сюда люди – и не найдут здесь Халет, а найдут лишь мертвое тело. А куда уйдет сама Халет – о том не ведают люди, не ведают мудрые эльдар, не знают об этом и Боги – а знает один лишь Эру, Владыка Всего, что есть в Мире.

@темы: Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн

---

[julia_monday]

Эарендиль и Эльвинг

По морю прочь


Эарендиль отдал штурвал Эреллонту и отошел на корму, к жене. Эльвинг неотрывно смотрела назад, на восток - так продолжалось с тех самых пор, как она утром покинула каюту. Глаза ее покраснели от ветра... а быть может, не только от него, но она не хотела уходить. Вдали показались две чайки. С протяжными криками они летели за "Вингилотом", нагоняя корабль. Эльвинг встрепенулась, провожая их взглядом, пока птицы вновь не скрылись вдали.

- Любимая... - он обнял жену за плечи. Он знал о чем или, точнее, о ком она думает.

- Эарендиль... - не скрывая слез, она склонила голову ему на плечо. - Я думала...

- Что Владыка Ульмо тоже превратил их в птиц и послал сюда, как и тебя?

- Да... Но это просто птицы...

Он прижал ее к своей груди, давая выплакаться. Когда Эльвинг успокоилась, Эарендиль слегка отстранил ее и сказал:

- Любимая, скажи только слово - и мы повернем обратно. Я и сам не нахожу себе места с тех пор, как ты рассказала...

Тень, что легла на лицо Морехода при этих словах, не рассеял даже свет Сильмариля на его челе. Он сжал кулаки - сыновья Фэанора дорого заплатят за свои преступления! Но тут Эльвинг подняла заплаканное лицо:

- Нет, милый господин мой, не поворачивай! Может быть, сыновья наши и живы - хотя и мало надеюсь я на это, памятуя о судьбе братьев - может быть, нам и удастся вырвать их из рук сыновей Фэанора ценой Камня, но кто спасет их от злобы Моргота? Белерианд обречен гибели, если не ответят Валар на твою мольбу. Спасение его - и наших сыновей - лежит на Западе, не на востоке! Хотя не могу я оторвать взгляд от Восхода, прошу тебя, смотри лишь на Закат!

***
И достигли они Зачарованных Островов, но избежали их чар, и прошли Теневыми Морями, и избежали их Теней, и узрели наконец горы Пелори, границу Благословенного Края. И все, кто был на корабле, смотрели на Священную Землю в восторге и ужасе, не веря, что нашли ее, все, кроме женщины в белом, что так и смотрела лишь на восток...

@темы: Синдар, Первая Эпоха, Нолдор: Второй дом