Некроманты, как и саперы, ошибаются только один раз...
Предупреждение: Текст содержит сцены насилия и жестокости. Читать на свой страх и риск.
Часть четвертая
Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
После визита лекаря жизни пленника ничто не грозило, поэтому оркам было приказано сковать руки все еще бесчувственного эльфа за спиной и приготовить стандартной длины цепь, пропущенную через ушко в потолке и связанное с воротом на стене у заблаговременно поставленного там кресла. Охранники были оповещены, что сам Айанто Лугморн придет допрашивать пойманного голда и потому суетились, непокладая рук, со всеми доступными таким жалким тварям поспешностью и усердием. По приказу все того же Айанто пленнику пока что оставили одежду и вообще обращались с ним крайне бережно, всего пара отвешенных тумаков, не более. К тому же, будучи без сознания голда все равно не чувствовал боли.
Однако через какое-то время эльф начал подавать признаки жизни. Сначала он застонал, потом попытался пошевелиться, но резко накатившая боль в разбитой голове и пришедшая за ней слабость не позволили даже приподнять голову. Сознание все еще мутилось, и Маэглин с трудом воспринимал окружающее. Он понял только, что лежит вниз лицом на чем-то крайне жестком и дурно пахнущем, а руки жестоко вывернуты и скованы за спиной. "Проклятье... ну почему я не умер? Неужели меня все-таки вытащили оттуда..." От этой мысли стало неимоверно жутко, он мгновенно похолодел и сжался, насколько позволяли оковы. Открывать глаза, чтобы воочию убедиться в страшной действительности, казалось попросту невозможным. Хотелось кричать и плакать, звать на помощь, срывая горло, или что есть сил забиться в цепях. Но этих сил не было, поэтому через какое-то время, хотя бы частично вновь обретя присутствие духа и поняв, что в помещении он один, сын Арэдэли осторожно открыл глаза. Ну да, так и есть, подтвердились худшие его опасения. Он находился в небольшой камере, вокруг только толстые каменные стены, ни то, что окон, а даже щелей не видно, источник света - единственный коптящий факел в стене, хотя судя по нескольким кольцам, вделанным тут же, их количество легко могло увеличиться. Грязный пол нес следы не одного поколения нечистот, казалось бы, въевшихся в самый камень, от запаха которого эльфа жутко мутило. Чтобы хоть немного ослабить невыносимую вонь, Маэглин постарался вывернуть голову и заодно посмотреть, что же так сильно тянет руки. Голова тут же разболелась сильнее, да и поврежденное бедро отдалось режущей болью, но краем глаза ему удалось увидеть тянущуюся от запястий толстую цепь. Проследив за ней взглядом, Сын Сумерек обнаружил, что она проходит через потолочное кольцо и идет к вороту рядом с пока пустующим креслом. От вида этого нехитрого атрибута мебели Лорду Дома Крота стало еще более жутко. Он с трудом подавил приступ рвоты и сглотнул разом наполнившую рот вязкую слюну.
В этот момент раздался скрежещущий звук давно несмазанного замка, массивная железная дверь со скрипом отворилась, в проем тут же хлынул свет, заставив пленника болезненно сощуриться, в камеру вошли двое орков, держащих факелы и ятаганы («Как будто я могу чем-то им угрожать…» - с горечью подумал нолдо), а за ними мягкой стелящейся походкой вплыл… У Маэглина перехватило дух. Он никогда раньше не видел ничего подобного и был бы рад никогда этого не увидеть. Отвращение к вошедшему существу пересилило даже страх. Перед ним был эльф. Точнее, когда-то он был эльфом. Теперь же в его личину, частично еще прекрасную, но Ломиону казавшуюся просто омерзительной, вселился проклятый, извращенный Морготом дух. Дух, поддерживающий свою мертвую плоть кровью эрухини. Лорд Дома Крота словно наяву видел стекающую по клыкам мерзкого упыря кровь его жертв, его оскаленную ухмылку, торжествующий блеск в глазах…
Его замутило еще сильнее, но теперь уже от брезгливости. Даже орки и то не были столь отталкивающи в своей звериной жадности и жестокости. Маэглин снова сглотнул подкативший ком и уставился прямо в пол перед собой, даже вонь теперь казалась ему не такой ужасной, как прислужник Врага, тем временем прошедший к креслу и плавно опустившийся в него.
Забросив ногу на ногу и устроив на коленях знакомый шлем, Лугморн с легкой улыбкой наблюдал за пленником. Он, разумеется, был лишен способности к осанвэ, но, чтобы понять, какие чувства вызывает у эльфа, оно коменданту и не требовалось. Он знал, что ненавидим и презираем перворожденными детьми Эру, и его это забавляло.
- Приветствую тебя во владениях моего Господина, благородный голда. – Чуть растягивая слова, произнес каукарэльда на безупречнейшем синдарине. – Хотя… - Он, чуть прищурившись, вгляделся в лицо пленного, и его губы еще шире растянулись в улыбке. – Прости, ты ведь полукровка. Такие, как ты, нечасто попадают сюда, я рад. Тем интереснее будет поговорить с тобой.
Маэглин только стиснул зубы. Разговаривать с выродком-кровопийцей он не собирался. А то, что для него не оставило тайны его происхождение, задело сына Эола еще сильнее.
- Как ты невежлив… - Лениво протянул тем временем артаир. – Тебя что не научили манерам? Или ты хочешь своим молчанием обидеть меня? – Каукарэльда издевательски покачал головой, но тут же посерьезнел. – Ах да, ты прав. Я и сам проявил невежливость, не назвав своего имени. Меня зовут Лугморн, я третий комендант крепости, которую вы зовете Ангбандом, к твоим услугам. – Он приложил руку к груди, а потом вытянул ее в сторону Маэглина. – Твоя очередь.
От ленивого, насмешливого тона по всему телу Ломиона пробежали мурашки. Каукарэльда был настолько уверен в своей власти над пленником, что стоило больших трудов сохранять ничего не выражающее лицо.
Выждав некоторое время и так и не получив ответа, Лугморн вздохнул.
- Ну чтож. Я не хотел этого делать, но твое поведение вынуждает меня к этому. – Он кивнул одному из орков и тот нажал на рычаг, ворот закрутился и Маэглина вздернуло с пола, теперь его глаза были почти на уровне зелено-змеиных глаз вампира, а мыски сапог едва касались каменных плит. Нолдо болезненно вскрикнул, но тут же стиснул зубы и снова опустил глаза в пол, лишь бы не встречаться взглядом с допросчиком.
Лугморн снова улыбнулся.
- Позволь, я объясню тебе кое-что. Правила вежливости требуют, чтобы, когда я задаю вопросы, ты на них отвечал. Если ты не будешь отвечать мне, то орк каждый раз будет поднимать тебя все выше и выше. Я знаю, что тебе это неприятно, но таковы правила. Понимаешь?
Маэглин снова не ответил, и теперь его ноги болтались над полом почти на длину ступней.
- Я смотрю, тебе нравится так висеть. – Задумчиво произнес каукарэльда. – Уверяю тебя, многие пробовали играть со мной в молчанку. Эта игра очень занимательна. Но, когда твои кисти будут касаться потолка, плечи вывернет из суставов и молчать уже не получится. К тому же, я могу поднимать и опускать тебя, сколько захочу. - Каукарэльда потер подбородок и поднялся из кресла. Маэглин продолжал молчать, но этот жест ему не понравился. – Ладно. – Продолжил артаир. – Опустим прелюдию, я уже понял, что ты крайне невоспитан. Но меня все же интересует один вопрос. Это правда, что ты один из лордов Гондолина?
Ломион чуть было не вздрогнул, пытаясь преодолеть панический ужас. «Нет, только не это! Неужели он знает!?!» Фэа словно сжалась в одну точку, вся трепеща от обрушившегося на нее жестокого осознания, ЧТО именно от него здесь будет нужно. «Нет!!! Что теперь делать!? Как, откуда он узнал!?!» Он даже не заметил, как его в очередной раз вздернули еще выше. Болезненно хрустнули суставы.
Лугморн подошел вплотную к пленнику и взял того двумя пальцами за подбородок, вглядываясь в глаза.
- Твое тщеславие выдало тебя. – Отвратительная улыбка вновь появилась на его бледном лице. – Мои лазутчики видели твой шлем в битве. Ты полководец и советник Тургона, разве не так? – Зеленый омут необоримо затягивал в себя. Маэглин зажмурился и попытался отвернуть лицо, но длинные холеные пальцы оказались неожиданно сильными. – Не волнуйся, ты еще скажешь правду. Мой Владыка тоже хочет поговорить с тобой. – И каукарэльда хищно засмеялся, наслаждаясь смесью ужаса и отчаяния в глазах своего пленника.
Мелькор, Владыка Арды, был бы весьма обрадован вестями о пленении эльфа из Гондолина - если бы вообще умел радоваться. Но все, что было ему доступно - это мрачное удовлетворение от вестей о разрушениях и убийствах. Только искажение или уничтожение творений этих проклятых Валар (а еще более - творений Эру, эрухини) было ему по нраву. Ни в чем другом не находил он удовольствия - разве что в упоении собственной властью. Но и власть ему нужна была лишь как инструмент - для того, чтобы искажать и уничтожать.
Ныне к нему приходили вести одна лучше другой. После победы в последней большой битве - Мелькор слышал, что эльфы назвали ее Нирнаэт Арноэдиад, Битвой Бессчетных Слез, и воистину, не могли они выдумать лучшего названия, ибо стон и плач раздавался по всему Белерианду - пал Хитлум. Затем пришла очередь Гаваней, откуда смогли бежать лишь жалкие остатки фалатрим во главе со своим ничтожным владыкой. Затем погиб Нарготронд. И, наконец, Дориат был разорен сначала гномами, а затем - сыновьями Фэанора - и это была самая хорошая весть. Ибо Мэлиан, защиту которой было бы нелегко пробить даже ему самому, ушла из Белерианда, а после ... эльфы убивали эльфов. Руками эльдар был положен конец одному из последних их оплотов. Мелькору не пришлось даже палец о палец ударить ради этого - все сделали Клятва и Проклятие.
И торжество Мелькора было бы полным - ибо его мало волновали жалкие остатки народа Фэанора, скрывавшиеся в восточных дебрях - если бы не трижды проклятый Гондолин. Сотни пленных эльфов в муках расстались с жизнью - но никто из них не сказал ни слова об этом городе - Мелькор узнал лишь его название. И похоже, они, и правда, не знали даже примерного расположения города... Когда Готмогу удалось схватить Хурина - Мелькор надеялся, что здесь-то он точно узнает, где находится город Тургона - но Хурин оказался более упрям и стоек, чем даже многие эльдар. Ни пытки, ни обещания щедрой награды, ни угрозы его жене и детям не сломили его упорства. И все же именно он помог Мелькору - ибо неосторожно отправился к Гондолину, когда его отпустили из Черной Крепости. К сожалению, он и сам не знал точно, как идти в Гондолин земным путем - но даже того, что он выдал примерную область, где вести поиски, уже было достаточно. Мелькор приказал разведчикам особенно часто наведываться в те земли, надеясь, что рано или поздно они схватят жителя самого Гондолина... И наконец, через несколько лет поиски увенчались успехом! Один из жителей тайного города пойман - да не простой эльф, а из знатных - как докладывал ему Лугморн. Скорее всего, один из полководцев Тургона... Это очень хорошо, ибо он наверняка знает все тайные ходы в город. Правда и сломить такого эльфа будет нелегко - Мелькор помнил, какую неудачу потерпел его главный слуга с Финродом Фелагундом - но здесь за дело примется он сам. Против его допроса, подкрепленного мощью всей Черной Цитадели, пленник не устоит...
Мелькор позволил Лугморну поговорить с пленником первым - пусть немного попугает его. Он знал, что эльфы боятся и ненавидят каукарэльдар, вампиров-оборотней у него на службе. После этого сопротивление пленника не будет таким прочным...
Но долго ждать Мелькор не стал. Ему не терпелось самому поговорить с гондолинцем, посмотреть на него. Быть может, это какой-нибудь знакомец по Валинору? Например, Глорфиндэль, один из друзей Тургона. Эльфы Второго Дома, особенно друзья Тургона, в Валиноре неохотно общались с Восставшим в Мощи, отворачивались от него, презирали. Было бы забавно поговорить с одним из них здесь... Но нет, пожалуй, лучше, чтобы это был один из ничтожных синдар, уроженцев Белерианда - они слабее валинорских нолдор и их легче сломать.
Итак, пора! И он приказал привести пленника в тронный зал...
***
Это было самое большое и самое глубокое из подземелий Ангбанда. Высокий потолок терялся где-то во тьме - даже зрение дракона не различило бы его - там царил непроницаемый для глаза мрак. Под потолок возносились огромные колонны из черного базальта – их грубую поверхность обвивали, шипя, огромные змеи. Стены были просто каменными, ничем не обработанными - Мелькор, а тем более его слуги, не стремились к красоте. Помещение освещалось множеством дымных факелов, из-за которых воздух был еще более душным и спертым, чем в обычном подземелье.
Кроме огромного черного трона посреди зала, никакой другой мебели в подземном чертоге не было. По бокам от трона горели два огромных костра, ибо огонь был по нраву Черному Владыке не меньше, чем тьма. Но для этих костров не требовалось топлива - они горели красным колдовским пламенем, которое поддерживали чары Мелькора. Около трона сидели огромные волколаки - любимые звери Владыки Тьмы. Позади стояли несколько балрогов, в том числе их предводитель, Готмог, и их огненные бичи сияли на фоне черных дымных одеяний Духов Огня. Кроме них, других майяр в зале не было - Сайрон, главный слуга владыки, пребывал в опале после потери Тол-ин-Гаурхота и утраты Мелькором Сильмариля.
Когда пленника привели, Черный Айну уже поджидал его...
После того, как Лугморн удовлетворился состоянием пленника и получил приказ Владыки привезти того в тронный зал, полубесчувственного Маэглина опустили и отковали от цепи, но его руки так и остались скованными. Впрочем, Сын Сумерек не смог бы толком сопротивляться, даже будь он свободен. Борьба с волей каукарэльда, да и само его присутствие, не говоря уже о растянутых сухожилиях и мышцах, настолько вымотали его, что Маэглину было почти все равно, кто, куда и зачем его тащит. Он полуобвис на руках у лугморских орков, свесив голову на грудь. Все тело болело, голову словно анполнили туманом, а перед глазами даже сквозь плотно зажмуренные веки все еще стояли невыносимо зеленые, ледяные, змеиные глаза с вертикальной чертой зрачка. И лорду Дома Крота очень бы хотелось никогда больше не увидеть этих глаз, но он, даже наполовину провалившись в беспамятство, чувствовал всем своим фэа неспешно движущуюся впереди черную фигуру. Жажда обладания и подавления, жажда власти над судьбами других источались этой фигурой так отчетливо, что Маэглина до самых костей продирал озноб.
Но это ощущение показалось ему ничтожно малым, когда орки приволокли его в огромное помещение с колоннами, уходящими куда-то в неразличимый мрак, ибо Тот, кто сидел на Черном Троне олицетворял собой первородный Ужас. Он был средоточением Страха и распространял его повсюду вокруг себя. Страх впитывался через поры, проникал в легкие вместе со спертым воздухом, вливался в уши и норовил вползти в самое сердце. Маэглин чувствовал, что и орки, конвоирующие его, и даже сам Лугморн тоже объяты таким же страхом. Сын Сумерек сглотнул, с глухой неизбежностью осознавая, кто перед ним. В этот момент он еще более остро пожалел, что не разбился о камни, в жалкой попытке бороться с надвигающимся кошмаром.
Его проволокли по полу и бросили к ногам Властелина Тьмы. Орки отступили на несколько шагов, а Лугморн произнес несколько слов на каком-то неразборчивом наречии, звук которого неприятно резал слух, словно все его слова были вывернуты наизнанку, извратив собственный смысл, а потом замолчал и отошел к подножию трона.
Маэглин почувствовал на себе тяжелый, как пудовые гномьи молоты, взгляд, пронзающий его волей настолько могущественной и темной, что орки и Лугморн казались по сравнению с ней песчинками в океане. Сыну Эола захотелось сжаться под этим взглядом, чтобы стать маленьким и незаметным, как если бы он все еще был в утробе матери. Ему было дико страшно, как еще никогда не было в жизни. Его фэа корчилась и билась под этим молчаливым взглядом, но тот не отпускал, и Маэглин понял, что эта пытка просто так не закончится. Он до крови закусил губу, чтобы не заорать в голос и не разрыдаться, хотя сделать и то, и другое очень хотелось, и медленно, очень медленно, превозмогая боль в сведенных мышцах приподнялся на колени и поднял голову.
Перед ним был Моргот Бауглир...
Наконец, пленника привели. Орки бросили его перед Черным Троном, быстро отступив назад - они, как и все остальные, до смертного ужаса боялись Владыки Мрака... хотя еще больше боялись нарушить его волю. Но сейчас ему не нужно, чтобы они стояли рядом.
Лугморн, оборотень, выступил вперед и сказал на искаженном языке Валинора:
- Пленник из Тайного Города доставлен, повелитель.
Мелькор ничего не ответил ему. Он обратил свой взгляд на ничтожного эльфа, пытаясь сразу сломить его волю. Некоторые пленные под его взором не могли даже подняться и, не помышляя о сопротивлении, немедленно отвечали на его вопросы, были готовы вывернуться наизнанку, раскрыть все свои тайны - лишь бы он оставил их в покое...
Но не все. Мелькор вспомнил двоих, которые не поддались его силе - и не только не выдали своих тайн, но отвечали смело и дерзко - это были первенец Фэанаро, самый сильный из сыновей Огненного Духа и Хурин, не напрасно прозванный Стойким. Были и другие - что не нашли в себе сил дерзить, но и сами молчали, хотя и корчились от невыносимого страха. Но многие из них ломались потом - не вынеся боли и мук или желая купить спасение своим друзьям и родичам, тоже попавшим в плен.
А этот... Мелькор пристально вглядывался в незнакомые черты. Он не из тех, кого Владыка помнил по Валинору. Да и непохоже, что это чистокровный нолдо, хотя внешностью он очень походил на Мятежников. Но Мелькор ясно видел и след крови иного народа, более невежественного и слабого - синдар, не покидавших Белерианд. Полукровка, рожденный в Средиземье! Это хорошо. Тем легче будет его сломить. Хотя он нашел в себе силы подняться и даже взглянуть Владыке в лицо. Но кто же он?
Мелькор заговорил на чистом синдарине:
- Приветствую тебя, гость, в моих чертогах! Должно быть, ты очень высокого рода, раз не пожелал открыть имя моему слуге. Но мне, Владыке Арды, ты можешь назваться без опаски уронить свою честь. Назови же себя!
Голос Черного Врага раскатился по залу, гулко отдаваясь в ушах, но вместе с тем от этого звука стало немного легче. Как будто Моргот частично ослабил давление на пленника, облекая свою волю в слова. Маэглин едва заметно вздохнул. "Так значит все же они не знают..." Он моргнул, продолжая смотреть прямо перед собой. Почему-то вспомнилось, как его за очередную проказу отчитывал отец. Эол всегда был грозен в гневе, а гневался он довольно часто. Сначала Маэглин пугался подобных вспышек, старался оправдаться или просить прощения, но это раздражало Темного Эльфа еще сильнее. И тогда Ломион научился терпеть выволочки с каменным лицом. Конечно, сейчас сохранять безразличное выражение было куда труднее. Кружилась голова, а от тошнотворного запаха волколаков и чада костров у него першило в груди. Да и поврежденная нога не давала полностью сохранять равновесие, так что Маэглина изрядно кренило в сторону. Зато подобные мелочи позволяли хоть немного, но отвлечься от всепоглощающего взгляда Черного Валы.
Молчание затягивалось. Что же, этот, кажется, не настолько слаб, чтобы раскрыться от одного его взгляда...
- Или ты не знаешь правил вежества, гость?
Маэглин продолжал молчать, делая вид, что не слышит обращенных к нему слов. В какой-то степени он даже получал от этого мрачное удовлетворение, хотя и понимал, что в целом делает себе только хуже.
Однако тут в дело вступил Лугморн. Мягким, неуловимым движением он выступил вперед и, склонившись в поклоне, произнес:
- Господин, судя по шлему, который недостойные урук отобрали у этого эльда, он один из ближайших советников Тургона. Он был с ним в Нирнаэт, полагаю, что это один из лордов города. Позволь, я преподам твоему гостю урок вежливости, раз он не хочет отвечать. - Оборотень отвратительно улыбнулся.
- О да, Лугморн, конечно. А я ... прослежу за обучением.
- Благодарю тебя, Владыка. - Вновь поклонился каукарэльда и приказал оркам оттащить пленника обратно в камеру.
Пленника вернули обратно в камеру и теперь уже взялись за него всерьез. С ходу врезав Маэглину кулаком под дых, здоровенный орк принялся стаскивать с него одежду, а второй в это время держал сзади, чтоб тот не рыпался. Потом ему перековали руки, на этот раз заклепав браслеты на запястьях и, подняв их над головой, соединили с той самой цепью и вздернули над полом. Дальше в камере появилось еще несколько орков и, что было еще более отвратительно, людей. Похоже, для последующего "воспитания" требовался кто-то более расторопный и умелый, чем недалекие и не слишком сноровистые орки. Ломион прикрыл глаза и почти отстранено наблюдал за приготовлениями. Он понимал, что теперь с ним не станут церемониться, а том, что Лугморн способен придумать что-то достаточно мерзкое и изощренное, Лорд Дома Крота уже не сомневался. Сам каукарэльда был здесь же, он вальяжно устроился в своем кресле и лениво руководил процессом, так что от его присутствия у Маэглина во рту стоял кисловатый, тошнотворный привкус, а ноздри постоянно лез запах мертвечины.
Тем временем люди внесли в камеру несколько тонких и длинных, судя по отблеску металла, невероятно прочных цепочек и подсоединили их к кольцам на стенах. На свободные же конца они закрепили какие-то вытянутые трубки, толщиной не больше мизинца и с заостренными крючками на концах, похожие на острия острог или крючков на крупную рыбу. Маэглин сосчитал цепочки, их было четырнадцать, по семь с каждой стены. Он терялся в догадках, что можно сделать при помощи этих приспособлений, но страх, противным комком свернувшийся в животе, подсказывал, что ничего хорошего.
Впрочем, артаир не стал мучить пленника лишним ожиданием, он повернул к нему лицо и, растянув губы в улыбке, произнес:
- Ну как, наш прекрасный гость не передумал? Может быть, все же назовешь свое имя?
Маэглин сглотнул, но отвернулся, ничего не сказав.
- Хорошо, тогда начинайте. - Лениво махнул рукой Лугморн, и один из палачей, взяв цепочку за странную трубку, подошел к Маэглину и принялся примериваться, щупая тому бок свободной рукой, как будто перед ним был не живой эльф, а говяжья туша. От этого прикосновения Ломиону стало еще более мерзко, он попытался дернуться, но стоящий рядом орк снова огрел его кулаком, а адан жесткими пальцами стиснул ребра и вогнал пыточное орудие точно между ними, аккуратно введя трубку почти на всю длину. Маэглин задохнулся от боли, но не мог ни дернуться в мускулистых руках палача, ни закричать, потому что трубка пробила легкое. Он лишь во всю ширь распахнул глаза, хватая ртом воздух. Из глаз брызнули слезы, он захрипел, чувствуя, как кровь поднимается к горлу, а адан уже натягивал цепь, проверяя ее длину и закрепляя второй конец в кольце, так, чтобы она не провисала.
- Ну как, тебе понравилось? - Услышал сын Арэдэли насмешливый вопрос Лугморна.
Маэглин зажмурился, сплевывая кровь. Он обнаружил, что пытка была еще более изощренной: трубка в его теле была не цельнолитой, а полой, поэтому он мог дышать даже с пробитым легким, хотя это и причиняло страшную боль, а крючок на конце трубки не давал ей выйти из тела, зацепившись за ребра. Ломион сосредоточился, чтобы утишить кровь, та текла тонкой струйкой и вскоре успокоилась. Мда... в фантазии этим тварям не откажешь... И... осталось еще тринадцать трубок... и сколько из них он сможет выдержать, Маэглин не знал...
Через несколько часов нескончаемой боли все трубки были вставлены, а все цепочки закреплены. Маэглин кричал и бился, пока обессиленно не повис на руках, уронив голову на грудь. Он проклял Лугморна, всех его прихвостней и самого Темного Владыку. Проклял свое собственное безрассудство и глупость, повлекшие его за пределы города. Он изодрал губы и ладони, пытаясь сдерживать крики, но это не помогало. Он был вымотан почти до предела, все тело покрывали кровавые потеки и капли крови обильно пятнали пол. Он почти не дышал, потому что каждый вздох отнимал остатки сил. Он почти провалился в беспамятство, но так и не назвал свое имя. Он понимал, что это для него лишь начало, но не готов был умереть. Он все еще видел перед мысленным взором два омута невозможно зеленых глаз, и эти глаза становились его проклятьем.
Владыка Тьмы обещал проследить за обучением эльфа правилам вежества и он сдержал обещание. Зная, что Лугморн сейчас пробует новую, недавно изобретенную им пытку, он пожелал лично навестить пленного.
Мелькор вошел в пыточную, предваряемый волнами страха и холода. Даже почти потерявший сознание эльф встрепенулся, пытаясь отодвинуться от жуткой темной тучи. Но тщетно - от этого лишь новые струйки крови потекли и по без того уже щедро окровавленному телу. Он затих.
Бауглир остался доволен увиденным. Пленник явно испытывал жесточайшие страдания - хотя и молчал, не желая даже назвать своего имени. Лугморн, поднявшийся с кресла, низко склонился перед повелителем:
- Прости меня, мой господин, но дерзкий гость еще не назвал себя.
- Жаль. Жаль, что такой знатный и родовитый гость столь неучтив. И жаль, что ему предстоит провести остаток жизни здесь, вопя от боли. А смерть его не будет легкой, о нет. Она может растянуться на месяцы... даже на годы... - Мелькор обращался не столько к Лугморну, сколько к нолдо. - Разве для этого пришел он в мир? - И Владыка слегка потянул за одну из цепочек. Эльф захрипел, закашлял, выплевывая сгустки крови. - А ведь он может жить... да не просто рабом в подземельях, а великим господином и военачальником. Жить в почете и богатстве, приобрести власть - такую власть, о которой его родичи не имеют даже представления! Полная власть над покорным народом, выполняющим абсолютно все приказания господина. Никто не сможет ему отказать... ни в чем. Любой мужчина умрет по его приказу, любая женщина согреет ему постель. Неужели ты не хочешь этого? - Мелькор в упор смотрел на пленного, вновь пытаясь подавить его волю, узнать его мысли, сокровенные желания, которые помогут сделать из этого эльфа покорного раба...
Маэглин словно сквозь сон слышал речь Владыки Тьмы, но ее смысл доходил до него крайне избирательно. Но на словах "любая женщина" Сына Сумерек как будто огрело плетью. Он вздрогнул, а перед внутренним взором тут же возник образ Идрили. "Любая..." Но ему не нужна любая, а та, которую он желал бы назвать своей, недосягаема для него, теперь уже навсегда.
Он закрыл глаза, сквозь боль и тоску возвращаясь к тому далекому дню, когда он, еще так недавно пришедший в Гондолин, почти никого не зная, в одиночестве бродил по дворцу и вышел на смех. Она играла с детьми на площадке перед фонтаном. Бегала по воде, закатав юбку до колен, и смеялась вместе с ними, шумно брызгаясь и вопя, совсем как девчонка, это уже потом он узнал, что она всегда ходила босая...
Ее рассыпавшиеся волосы играли на солнце, будто расплавленное золото, и в них парили лепестки вишен. Она словно лучилась счастьем и радостью, что дарила всем вокруг себя. Она вся была Светом, что так не хватало ему все это время в тенистом мареве Нан-Эльмота. Он стоял в тени балюстрады и не мог оторвать от нее взгляд. Она была совершенна, прекраснейшая из детей Эру, благословенная как день и также дарящая тепло. Итарильдэ... Идриль Келебриндаль... Прекраснейший из цветов Белого Города, что уже никогда не падет к его ногам... Неужели он больше никогда ее не увидит....
Владыка уловил видение, невольно переданное ему пленником. Боль и страх сделали свое дело, заставив эльфа раскрыться хоть ненадолго. Итак, женщина! Жена, невеста, возлюбленная? Не жена, потому что у эльфа был взгляд одиночки, не состоящего в браке. Золотоволосая... Странно, в Белерианде очень мало эльфов с такими волосами, ведь трусливые ваниар так и остались в своем Амане... Только в Доме Арафинвэ много золотоволосых. И ... золотоволосая дочь Тургона! Неужели она? Впрочем, неизвестно. Не исключено, что это другая девушка. С другой стороны, пленник - знатный гондолинец, конечно, он знает дочь короля... И влюблен в нее? Она его невеста? Неясно. Но за эту ниточку стоит ухватиться.
- Любая женщина, слышишь, эльда? Любая. Даже дочь короля, - вкрадчиво произнес он. Веки эльфа дрогнули, хотя он все так же молчал. Кажется, удар попал в цель...
Маэглин в ужасе дернулся, поняв свою ошибку, но боль тут же вновь вгрызлась в изорванную плоть и он захрипел, снова обвиснув на цепях. "Проклятье... Нет... " Он с дрожью представил, как Моргот касается Идрили, как она трепещет перед ним, как ее, всю избитую и грязную, в разорванной одежде точно также волокут на цепи в такую же вонючую камеру. "Ни за что! Я не позволю!" Он хотел крикнуть это в лицо своему мучителю, но сил не хватало даже, чтобы хрипеть. Его начала бить крупная дрожь, отчего крючья еще глубже вошли под ребра. Осознание того, что он абсолютно беспомощен перед монстром, стоящим перед ним, просто раздавливало. Лорд Дома Крота еще никогда не чувствовал себя таким жалким, таким ничтожным. Он совершенно не видел выхода отсюда, кроме как умереть под пытками, но это было так ужасно, что сознание отказывалось воспринимать подобную мысль. Ломион плотнее сжал челюсти, еще ниже опустив голову. Все его существо дрожало от присутствия рядом Моргота, и сейчас он хотел только одного - чтобы тот исчез.
- Ты напрасно думаешь, что своим молчанием что-то спасешь или сохранишь, - продолжал Моргот. - Рано или поздно - а времени у меня много! - так или иначе я доберусь до Гондолина. И тогда погибнешь не только ты - погибнут и все, кто тебе дорог. Погибнут в муках. Может быть, тебе не жаль себя - так пожалей их! А ведь ты еще можешь их спасти. Но не молчанием, нет, а подробным рассказом о том, где расположен город и как к нему лучше подойти. Я щедро награждаю тех, кто помог мне. Подумай об этом! - И Владыка Тьмы оставил пыточную и распятого пленника. Остальное доделает Лугморн. Семена посеяны, остается ждать всходов.
Когда Моргот покинул комнату, Маэглин едва не разрыдался от облегчения. Вернее, он, скорей всего, разрыдался бы, но искалеченные ребра просто не позволяли таких усилий. Вместо этого он окончательно обвис на руках, перестав реагировать на внешние воздействия. Ему было мерзко. Очень страшно и очень мерзко, и даже ухмыляющийся, не скрывающий своего удовольствия Лугморн уже не мог прибавить к этому омерзению и этому страху ничего нового. Оборотень же прошелся перед пленником взад-вперед, потом двумя пальцами поднял голову эльфа примерно на уровень своего лица и плотоядно слизал кровь с губ Ломиона.
- А ты неплох. - Каукарэльда облизнулся. - И на вкус не такая уж и дрянь. Но не волнуйся, скоро это закончится, и ты будешь умолять меня о пощаде. Скоро тебе надоест упражняться в благородстве, ведь верно? Владыка прав - молчание не поможет. В первую очередь тебе. - Он провел холодным пальцем по щеке пленника, а потом отстранился. - Но я дам тебе время все обдумать. Взвесить все за и против, как вы обычно любите это делать. Решить, что же для тебя лучше. Умереть здесь, в крови и грязи, замученным ненавистными тобой орками, или жить и править, как подобает господину. Быть рабом или быть хозяином - это несложный выбор, ведь правда?
Он тихо рассмеялся, потом приказал что-то на своем исковерканном наречии и вышел. Орки и люди еще раз проверили надежность цепей и состояние пленника и, забрав с собой все факелы, оставили Маэглина в одиночестве.
Время текло пронзительно и неторопливо. С каждой каплей срывающейся на камни пола крови. С каждым вдохом изувеченных легких. С каждым ударом сердца. Иногда он проваливался в забытье, и тогда ему казалось, что время летит пущенной из тугого лука стрелой, стремительно и неостановимо. Но потом он вновь приходил в себя, и оно снова начинало измеряться каплями, вдохами и ударами.
Впрочем, Маэглин не считал. Сначала он просто пытался унять дрожь в роа, которое предательски перестало слушаться и тряслось от пережитого ужаса и перенапряжения, причиняя новую боль и желание прекратить пытку во что бы то ни стало. Но постепенно он с этим справился. Тело перестало содрогаться, и он просто повис на цепях, стараясь дышать неглубоко и сквозь зубы, цедя воздух, как если бы был высоко в горах. Это простое действие помогло сосредоточится и немного очистило сознание, но вместе с тем принесло страшные мысли, нахлынувшие словно сель в половодье. "Что теперь делать!?!" Этот вопрос встал перед пленным лордом со всей вымораживающей душу очевидностью. Он не может выбраться и бежать, словно попавшая в ловчую сеть птица, и сколько не бейся, конец будет один - Маэглин отчетливо понимал, что, если Моргот надавит на него хоть немного сильнее, он просто не выдержит: его фэа лишится либо разума, либо воли, и то, и другое пугало Ломиона до тошноты. Он боялся не столько самой боли, поскольку с болью, причиняемой роа еще можно было совладать, сколько самого присутствия Темного Властелина и той жуткой ауры, что он излучал. Его необоримой, как предвещанный Рок воли, способной раздавить его как песчинку под сапогом. Неотвратимости Судьбы, что была озвучена тем, кого он никогда не видел... По лицу Ломиона потекли горячие, злые слезы. Почему... ну почему он должен умирать здесь из-за проклятия его матери?.. Стиснув зубы, терпеть муки ради убийцы его отца и его народа... Неужели Эол был прав, и они несут в себе лишь зло?.. Он вспомнил улыбающееся лицо Идрили, ее сияющие глаза, развивающиеся на ветру волосы... Аромат ее кожи, что он вдыхал еще так недавно, когда они остановились у одного из фонтанов попить воды. Золотистую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на грудь... Неужели ты сошьешь новое платье на мою тризну?.. Будешь ли хоть немного горевать обо мне?.. Ведь ты отдала себя другому. Ты будешь жить там, в Свете, а я умру здесь, во Тьме? Неееееееееееет!!!!!!!!!!!!!! Маэглин дернулся в цепях, крича охрипшим, сорванным горлом. Нет! Нет! Я не хочу!!! Ну почему!?! Нет!!! Пожалуйста!!!! Он плакал и бился, пока вновь не обессилел, но даже тогда изорванные губы беззвучно шептали имя, без ответа зовя ту, что не могла прийти.
Наконец он выплакался и затих, отдавшись собственному отчаянию. Теперь он молился о том, чтобы остаться так висеть. Чтобы никто больше не приходил сюда, в его темноту. Чтобы не было больше ничего, кроме изредка падающих капель и хриплого дыхания. Чтобы время остановилось, и можно было ничего не решать...
Но время неумолимо, и через бессчетное число ударов сердца дверь в камеру вновь открылась.
Мелькор погрузился в думы о Гондолине. О если бы, если бы пленник заговорил! Он говорил эльфу, что у него много времени - но он лгал. Гондолин должен пасть в скором времени... или он не падет никогда. А если он не падет... Слишком ясным было то предчувствие о Тургоне. Слишком ярким. В нем кроется погибель царства Темного Владыки... а быть может, и его самого. Надо во что бы то ни стало заставить пленника говорить!
Но как? Мелькор чувствовал его безумный страх, дикий ужас перед ним, Владыкой Мрака. Эльф был на грани сумасшествия. Если еще раз прийти к нему... кто знает, не сойдет ли он с ума, не умрет ли от невыносимого ужаса? Нет, лучше предоставить все Лугморну. Лишь бы он добился успеха! А если нет... то он об этом пожалеет. У Владыки Ангбанда нет незаменимых слуг.
Лугморн вошел в камеру. Маэглин не увидел этого, потому что веки были смежены так плотно, что даже свет факелов не разгонял тьму, он ощутил присутствие каукарэльда всем телом. Вместе с оборотнем к нему вернулись страх, омерзение и отчаяние. Даже орков он уже воспринимал без какой-либо брезгливости, их грубые голоса не резали слух, а руки не казались такими жесткими. Его опустили на цепях, настолько, что он смог встать на колени, но упасть не позволили. Ломион приоткрыл глаза.
Артаир как обычно восседал в кресле, закинув ногу на ногу, улыбался. Хотелось отвернуться, но сил на это не было.
- Ты неплохо выглядишь. - Прокомментировал комендант Ангбанда. - Я рад, что ты достаточно силен. - Он переплел длинные пальцы у самого лица и положил на них подбородок, по-змеиному щурясь и растягивая слова. - Я хочу показать тебе кое-что. - Он повел пальцем, и один из орков-охранников на длинном кожаном поводе ввел в камеру... эльфа.
Да... Маэглин сморгнул... наверное это был эльф. Нет, это должен был быть эльф. Это не мог быть никто иной, как эльф, но что-то с ним было не так. Очень сильно не так, настолько сильно, что Лорд Дома Крота не сразу понял, что именно.
Эльф был наполовину обнажен, смертельно бледен, его растрепанные, давно немытые и нечесаные волосы были коротко обрезаны, а на шею одет кожаный ошейник, от которого к руке орка шел поводок. При этом вошедший, кажется кто-то из лаиквенди, покорно стоял, не производя никаких попыток освободиться.
И только спустя пару ужасно долгих мгновений Маэглин осознал, почему именно. У эльфа не было рук. Вообще. Его плечи заканчивались двумя гладкими культями, плавно переходя в подмышки. Он стоял, понуро опустив голову, безучастный к окружающим и, возможно, и вовсе не осознающий где и почему он находится. Ломион инстинктивно попытался коснуться его фэа и тут же отдернулся, наткнувшись на пустоту, аквапахтиэ, отрешенность.
Маэглина затрясло. У него подогнулись ноги, и он со стоном обвис в цепях, удерживающих тело на весу. Вот теперь... теперь ему было действительно очень страшно. Неужели?.. Неужели эти твари могут сотворить с эрухини вот такое!? Изуродовать фэа и роа настолько, что одно не сможет сосуществовать с другим!? Что ты будешь продолжать жить, но не будешь воспринимать себя живым, потому что, если будешь, то жить не сможешь!?! Настолько разделить душу и тело, при этом оставив их соединенными воедино!?! Это... это... чудовищно!!! Потому что они сделают это с ним!!!!!!!!!!!!!!!!
- А... вижу, тебе понравилось. - Раздался где-то над ухом сухой смешок ненавистного подменыша. - Рад, что ты оценил мои скромные таланты. Не хочешь повторить его участь, верно? - Снова издевательский смех. - Ну конечно же не хочешь. Чтож, у тебя есть выбор. Одно слово, и ты будешь свободен и руки палачей больше не коснутся тебя. Одно слово, и Владыка одарит тебя, как подобает высочайшему гостю. Одно слово, и ты забудешь об этом ужасном сне. Или... - Холеные пальцы подняли лицо Маэглина за подбородок и повернули в сторону все также стоящего, равнодушного ко всему эльфа-калеки. - Твое молчание...
Молчание... молчание... да как можно молчать, когда сердце разрывается от дикого крика!?! Когда хочется рвать и биться, сметая все преграды на пути к воле из этой жуткой, липнущей Тьмы! Когда даже единственный луч Солнца кажется наивысшим благом и ты готов отдать что угодно за возможность вновь увидеть его! Ни за что! Не здесь! Не дождетесь! Я тут не сдохну!!!!!!!!!!
Маэглин вывернулся из жесткой хватки и оскалился, словно дикий зверь, ненавидяще глядя прямо в змеиные глаза.
- Хватит! - Прохрипел он, сплевывая слова вместе с собственной кровью. - Довольно поиздевался, выродок! Зови сюда своего хозяина, шавка! Я - Маэглин, сын Эола Темного Эльфа и Арэдэли из Нолдор, буду говорить... - Черные, горящие неистовым огнем глаза сузились, делая Сына Сумерек похожим на демона не меньше его тюремщиков.
Лугморн по змеиному усмехнулся и тут же приказал освободить пленника, а также отправить к Повелителю слугу и передать, что скоро в распоряжение Владыки поступит важный гость. Полубесчувственного Маэглина отковали от цепей и со всей возможной осторожностью освободили от пыточных орудий. После чего завернули в чей-то не слишком новый плащ и на нетвердых ногах сопроводили в указанную Повелителем Тьмы комнату.
Стол в комнате был накрыт для трапезы - не самой пышной, но достаточной, чтобы утолить голод пятерых. Кроме блюд на столе стоял и кувшин с вином. Моргот ужа расположился во главе стола и широким жестом пригласил "гостя" усаживаться. Остальные по взмаху руки остались стоять у входной двери.
Ломион, с трудом удерживая глаза открытыми, повалился в указанное кресло. Сейчас он выглядел совершенно не благородно и, уж тем более, не изысканно, но ему было на это наплевать. От вида еды его замутило, так что он все же полуприкрыл глаза, чтобы не вывернуть содержимое желудка прямо под ноги Морготу. Может, действительно напиться, раз предлагают?..
- Так что же, благородный Маэглин? Ты готов отвечать на мои вопросы? - голос Владыки Тьмы был сама вкрадчивость.
Маэглин полувопросительно посмотрел на кувшин вина, а потом протянул постыдно трясущуюся руку и наполнил свой кубок.
- Готов. – Он криво усмехнулся окровавленными губами. – Твое здоровье, Владыка Тьмы! – И залпом ополовинил свой сосуд.
- Благодарю, - Моргот наклонил голову в пародии на благодарность. - О том, где расположен Гондолин, я уже знаю. Меня интересует, как туда пройти - перевалы, туннели...
Лорд Дома Крота невольно поморщился, понимая, что времени придумывать отговорки у него нет, и осознания, что говорить правду совсем не хочется. Но, если Моргот поймет, что он увиливает, то снова бросит его в камеру на растерзание Лугморна. В том, что оборотень будет только рад опробовать на строптивом эльфе свои хитроумные приспособления, Маэглин не сомневался, а потому ответил.
- Перевалы существуют, но пройти по ним в Город невозможно. – Он вновь пригубил вина, ожидая страшного гнева Моргота, но вместо этого тот спросил.
Моргот усмехнулся.
- Не пытайся лгать. Мало того, что я не поверю, что Тургон замурует сам себя в горах - так я еще и прекрасно знаю об его участии в последней битве. Ведь он туда вышел не один, а с войском, верно?
Ломион с усилием провел рукой по лицу, собираясь с мыслями.
- Я не лгу. Это Закон. Если уйдешь из Города, то нельзя вернуться... Это... уже после... моей матери... - Он тяжело качнул головой. - Не важно. Вы не сможете пройти туда незамеченными.
- Мне не нужно пройти туда "незамеченным", - вновь усмехнулся Моргот. - Мне просто нужно войти.
Маэглина пробрал озноб, и он зябко повел под плащом плечами, но промолчал. Только поднял на Моргота глаза, ожидая новых вопросов.
- Я повторяю вопрос, - Голос был спокоен, но в нем слышался металл. - Как войти в город? Перевалы, дороги?
- Твои разведчики прошли по ним. Они же вытащили меня оттуда. Спроси их о тайном ходе, который они там раскопали, иначе им было не достать меня другим способом.
- Я не верю, что это единственный путь. Или ты будешь говорить, что тысячи нолдор прошли этим путем, чтобы выйти на север тридцать лет назад?
Маэглин повел плечом и поморщился.
- Есть чем и на чем писать?
- Конечно.
Моргот только посмотрел на одного из орков-стражей, и тот немедленно вышел. Через несколько минут он вернулся, неся тонкий пергамент, несколько перьев и чернила.
- Я выполняю все твои просьбы, как видишь, дорогой гость.
Пока орк бегал за писчими принадлежностями, Маэглин плеснул себе еще вина и осушил почти половину.
- Тогда отпусти меня, когда я закончу. - Без всякого выражения произнес он и принялся вычерчивать карту тумладенской долины в кольце Окружных гор. Рисунок получился не слишком ровным, потому что рука дрожала, но все же узнаваемым. Ломион отметил пути прохода, по которому войско гондотрим выходило на Нирнаэт и возвращалось обратно, и аккуратными четками рунами кирта Даэрона обозначил значения перевалов.
Моргот жадно впился в карту глазами. Если эльф не врет, то... такой ценный подарок и правда, заслуживает награды. Соответствующей. Но как проверить, не врет ли он? А что если?.. Не только угрозы имеют силу...
Подождав, пока эльф закончит, он протянул черную руку к листу, и, слегка поморщившись от боли, притянул его к себе, рассматривая и запоминая.
- Здесь только Я ставлю условия. Я ничего не обещаю... пока. Так что не пытайся запутать меня! - Гулкий голос заметался эхом по небольшой комнате. - Или желаешь вновь вернуться к Лугморну?
Лорд Дома Крота вздрогнул и поморщился. Нет, в лапы к отвратительному оборотню он больше не хотел.
- Прости… - Выдавить из себя слово «Господин» он так и не смог и вместо этого закашлялся. – Я… я вовсе не хотел ничем запутать тебя. – Он отнял ладонь от губ и отер кровь о полу плаща.
- Тогда отвечай яснее.
Маэглин вздохнул и мысленно сдался.
- Вот здесь, здесь и здесь... - Его палец вел по карте, оставляя на пергаменте тонкий кровавый след. - Есть достаточно широкие проходы, способные пропустить многотысячную армию. Но они охраняются Орлами.
- Ничего. Пусть даже этот ничтожный Тургон знает, что идет войско. Все равно полностью скрыть его не удастся. У меня достаточно сил, чтобы раздавить его! Теперь я знаю, куда бить...
Маэглин помолчал, мрачное торжество Владыки Тьмы вызывало в нем, помимо ставшего почти что привычным страха, злость и обиду за Тургона. Но эти чувства были слишком незначительными по сравнению с охватывающим его тупым безразличием и усталостью. - И... что будет со мной? - Глядя куда-то в пол едва слышно произнес сын Арэдэли.
Моргот расхохотался.
- С тобой? – Он глумливо посмотрел на своего пленника сверху вниз и улыбнулся. – Чтож… я подумаю, какую еще пытку придумать для такого жалкого предателя, как ты. Или ты и правда думал, что отсюда выходят по своей воле?
Маэглин вскочил, отшвырнув кубок куда-то в рыло стоящему у двери орку, и откуда только силы взялись. Он оскалился и, похоже, был готов драться голыми руками чуть ли не с Темным Валой. Сузившиеся до игольных точек зрачки пылали страшным огнем.
– Значит, правду болтают о тебе, что ты безмозглый дурак на троне! Хочешь убить меня и ломиться своей рогатой головой в семь закрытых врат Гондолина!? Что ж, мои воины всласть посмеются над тобой, когда все твои атаки разобьются о неприступные стены и острейшие мечи! Или ты решил, что попасть в долину то же самое, что взять город!? Ну, давай, иди, клади бессчетные тысячи своих выродков под нашими стенами! Ни один из них не войдет даже в первый обвод стен!
Моргот ухмыльнулся:
- Ты не в том положении, чтобы угрожать мне. Думаешь, это единственная пытка, которой тебя подвергнут? Ты будешь рад рассказать все ... и пожалеешь, что тебе больше нечего говорить. Но... у тебя есть один выход. Если ты будешь служить мне и дальше...
Ломион тяжело привалился к спинке кресла, глядя на Моргота снизу вверх. Говорить было чудовищно трудно и еще труднее связно выражать свои мысли, но иного выхода не было.
- Об этом… я тебе… и толкую. Отпусти меня, и в назначенное время я открою для тебя все Семь Врат Гондолина. Никто не заподозрит… советника Тургона… в измене. А если… и заподозрят… - Он криво усмехнулся. – Я найду способ, избавиться от них. – Он устало провел рукой по лицу. – Если… убьешь меня, так ничего и не добьешься. Я буду просто еще одним мертвым эльфом. А если… дашь мне жизнь и свободу – получишь союзника внутри крепости, который ударит Королю в спину, когда ты пожелаешь. – Маэглина чуть не стошнило от собственных слов, но он продолжал прямо смотреть в глаза Властелина Мрака.
В глазах Моргота промелькнуло нечто, похожее на удивление. Много раз пытался он заставить эльфов служить себе... но очень редко это удавалось. Разве что под заклятием чар. И еще реже на это соглашались эльфы знатного рода. Вспомнить хотя бы этого упрямца Нэльяфинвэ. Он так ничего от него и не добился, кроме криков боли и презрительных насмешек. Впрочем, тогда его палачи были куда менее опытны. Да и сын Фэанаро был слишком крепким орешком. А этот... Наверное, кровь трусливых синдар замутила кровь рода Финвэ. Хотя по виду он в точности нолдо. Моргот почувствовал презрение и даже легкое разочарование. Хорошо, что это ничтожество соглашается служить ему, но было бы приятно ломать его и дальше. Впрочем... После взятия Гондолина не будет недостатка в пленниках. Тогда он и потешится. А пока...
- Сейчас ты будешь обещать все, что угодно. Но как можно надеяться, что ты исполнишь обещание?
Маэглин сглотнул. Он очень-очень-очень сильно не хотел этого, но еще меньше он хотел снова корчиться в цепях или быть разорванным какими-нибудь особо мерзкими тварями. Он уже понял цену словам и обещаниям Темного Владыки, а точнее убедился в отсутствии этой самой цены. «Как можно надеяться? Да никак! Конечно, он будет лгать и изворачиваться сколько угодно, лишь бы выбраться отсюда. И Моргот отлично знает это. Поэтому, есть только один способ заставить Врага поверить ему. Самый страшный способ…»
- Ты… всегда можешь… подчинить… мою волю… - Тяжело, словно роняя каменные плиты надгробий произнес Лорд Дома Крота. – Ты ведь… уже делал подобное… с другими своими пленниками. У тебя есть цепь, а у меня – ошейник. Соедини их, и я никуда не убегу от тебя. – «Великие Валар, что он делает!?! Зачем!?! Добровольно отдавать себя на потребу тому, кто извращает все, к чему прикасается. Но… он поклялся! Он не сдохнет в этой мерзкой грязной тюрьме! Он выберется обратно, к свету, к чистому воздуху и жизни! А там… кто знает, быть может, воля Моргота не так уж и нерушима…» - Что скажешь… Владыка? – Тонкие окровавленные губы разошлись в хищной усмешке.
- Если ты и в самом деле согласен, открой мне свой разум сейчас же. Тогда я уверюсь, что ты не лжешь, и тебе больше не придется испытывать боли, - с презрительной гримасой сказал Моргот.
Ломион задержал дыхание, словно перед прыжком в холодную воду, и, резко раскрыв глаза, распахнул сознание. Его словно окутали чары Нан-Эльмота, а в ушах раздался ласковый голос матери, зовущий его домой. Стало все равно, что сейчас сделает Бауглир, он получит то, что хочет, и ничто не остановит его!
Моргот вломился в распахнутый разум, будто в завоеванный город. Хотя его впустили добровольно, но все равно приходилось ломать небольшое сопротивление, наверное, неосознанное. Он с презрением отшвыривал ранние детские воспоминания - к чему ему эти глупые нежности эрухини? Любящее лицо матери - действительно, это Арэдэль, пленник не солгал, лицо отца - темное, мрачное. А это уже интереснее... Вот отец ругает сына за интерес к нолдор... сын угрюмо молчит. Он никогда не любил отца, что ему этот горбатый синда, если его дед - Верховный Король нолдор? Он слушает восторженные рассказы матери о Гондолине... мечтает туда попасть... уговаривает мать... они бегут. Вот он - путь в Гондолин! Тропа неширока, здесь войску придется трудно. Можно даже перегородить ущелье каменным обвалом... тем более ему необходим союзник в городе! Что же, пускай останется жив и цел. С некоторым сожалением Моргот отказался от мыслей обмануть Маэглина. С другой стороны... тем хуже для тех гондолинцев, кто останется в живых... чтобы их повелителем стал их же соплеменник! А он уж научит его править так, как надо Владыке Тьмы. Да, это лучше, чем просто жестокая казнь. Так он убьет не тело, но душу. Дальше, дальше! Семь ворот! Да, Маэглин не пытается его запугать, они воистину неприступны. Вот, наконец, и город. Тронный зал... ненавистный Тургон! Высокомерен, уверен в своей силе и власти... Ничего, скоро ему принесут его голову или приволокут живого в цепях... Нет, наверное, лучше приказать убить сразу. Слишком опасно. Ведь от него может наступить крах всем его планам... Золотоволосая дева - ага, это ее он видел раньше в мыслях Маэглина! Дочь короля, Идриль. Маэглин любит ее... вовсе не как брат. Тем лучше, еще один способ удержать его. Первые приветствия... но вот еще один гость. Сутулый мрачный Эол. Разговаривает презрительно, не хочет никакой милости. Бросает кинжал в сына - но попадает в мать. Горе Маэглина от смерти матери. Ненависть к отцу. Холодное презрение при виде казни. Но Идриль недостижима. Вот она с испугом смотрит на Маэглина. Иногда в ее взгляде проскальзывает жалость, легкая привязанность к брату - но ничего более. А любовь Маэглина все растет, но растет и тень. Он - мастер по работе с металлом, вот он руководит установкой ворот - вот способ открыть их, заодно рассматривает все другие ворота - отлично, теперь понятно, как они действуют. Жаль, что все механизмы укрыты внутри. Но это сделает сам Маэглин. Теперь дальше. В город приходит человек. Но Тургон не слушает послание Ульмо, отлично! О, неужели Тургон так мало ценит свою дочь, что выдает ее замуж за этого оборванного пришельца? Ненависть Маэглина к сопернику... к его сыну... События последних дней - столкновение с Туором, боль от раны, обида, гнев, поспешный уход... Все. Последние воспоминания уже неинтересны. Еще раз, подробнее рассмотреть и запомнить все сведения об обороне города... достаточно. А то еще помрет раньше времени...
И Моргот отступил назад, поставив в открытом разуме свою метку - теперь он сможет проникнуть туда в любое время и окутать его чарами бездонного ужаса. Но не сейчас - иначе разум может не выдержать.
Маэглину казалось, что это происходит совсем не с ним. Что он сам как будто вышел из собственного разума и наблюдает все картины из прошлого со стороны, с отстраненным любопытством, но без всяких эмоций. Странное чувство. Интересно, а когда он умрет, это будет так же? Фэа выйдет из тела и будет наблюдать за ним, удивляясь, что когда-то так цеплялось за жизнь? И почему тогда он не позволил Морготу сразу убить себя, ведь все было бы так легко? Но тут Властелин Мрака выбрался из сознания Ломиона, и на того вновь навалилась клокочущая и яростная гамма чувств: боль, страх, опустошение, безумная надежда, безысходность и горечь от осознания предательства, решимость выбраться во что бы то ни стало и исправить содеянное, любовь, ненависть, вера и раскаяние... Все сплелось в какой-то чудовищный комок, разрывающий грудь похлеще лугморновых иголок. Маэглин повалился на колени, хватая воздух изорванными губами и упираясь руками в пол, чтобы не упасть.
- И зачем было упрямиться с самого начала? - в голосе Моргота звучало глумливое сочувствие. - Что же, я не буду убивать тебя. Ты будешь мне полезен. Ты хотел власти? - очень хорошо, будешь править Гондолином от моего имени. Ты любишь дочь короля? - она будет твоей. Убей ее мужа и сына, а ее забирай себе. И убей Короля. Ни мне, ни тебе он не нужен живым, ведь так?
Даже не дожидаясь ответа пленника, уверенный в его согласии, Моргот обратился к слуге-вампиру:
- Лугморн! - при звуке своего имени тот встал с почтительным видом, готовясь выслушать приказание. - Забирай его. Вылечить, одеть, снабдить всем необходимым. Потом снова привести ко мне. Головой отвечаешь за его целость и сохранность. Это все.
Продолжение следует...
Часть четвертая
Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
После визита лекаря жизни пленника ничто не грозило, поэтому оркам было приказано сковать руки все еще бесчувственного эльфа за спиной и приготовить стандартной длины цепь, пропущенную через ушко в потолке и связанное с воротом на стене у заблаговременно поставленного там кресла. Охранники были оповещены, что сам Айанто Лугморн придет допрашивать пойманного голда и потому суетились, непокладая рук, со всеми доступными таким жалким тварям поспешностью и усердием. По приказу все того же Айанто пленнику пока что оставили одежду и вообще обращались с ним крайне бережно, всего пара отвешенных тумаков, не более. К тому же, будучи без сознания голда все равно не чувствовал боли.
Однако через какое-то время эльф начал подавать признаки жизни. Сначала он застонал, потом попытался пошевелиться, но резко накатившая боль в разбитой голове и пришедшая за ней слабость не позволили даже приподнять голову. Сознание все еще мутилось, и Маэглин с трудом воспринимал окружающее. Он понял только, что лежит вниз лицом на чем-то крайне жестком и дурно пахнущем, а руки жестоко вывернуты и скованы за спиной. "Проклятье... ну почему я не умер? Неужели меня все-таки вытащили оттуда..." От этой мысли стало неимоверно жутко, он мгновенно похолодел и сжался, насколько позволяли оковы. Открывать глаза, чтобы воочию убедиться в страшной действительности, казалось попросту невозможным. Хотелось кричать и плакать, звать на помощь, срывая горло, или что есть сил забиться в цепях. Но этих сил не было, поэтому через какое-то время, хотя бы частично вновь обретя присутствие духа и поняв, что в помещении он один, сын Арэдэли осторожно открыл глаза. Ну да, так и есть, подтвердились худшие его опасения. Он находился в небольшой камере, вокруг только толстые каменные стены, ни то, что окон, а даже щелей не видно, источник света - единственный коптящий факел в стене, хотя судя по нескольким кольцам, вделанным тут же, их количество легко могло увеличиться. Грязный пол нес следы не одного поколения нечистот, казалось бы, въевшихся в самый камень, от запаха которого эльфа жутко мутило. Чтобы хоть немного ослабить невыносимую вонь, Маэглин постарался вывернуть голову и заодно посмотреть, что же так сильно тянет руки. Голова тут же разболелась сильнее, да и поврежденное бедро отдалось режущей болью, но краем глаза ему удалось увидеть тянущуюся от запястий толстую цепь. Проследив за ней взглядом, Сын Сумерек обнаружил, что она проходит через потолочное кольцо и идет к вороту рядом с пока пустующим креслом. От вида этого нехитрого атрибута мебели Лорду Дома Крота стало еще более жутко. Он с трудом подавил приступ рвоты и сглотнул разом наполнившую рот вязкую слюну.
В этот момент раздался скрежещущий звук давно несмазанного замка, массивная железная дверь со скрипом отворилась, в проем тут же хлынул свет, заставив пленника болезненно сощуриться, в камеру вошли двое орков, держащих факелы и ятаганы («Как будто я могу чем-то им угрожать…» - с горечью подумал нолдо), а за ними мягкой стелящейся походкой вплыл… У Маэглина перехватило дух. Он никогда раньше не видел ничего подобного и был бы рад никогда этого не увидеть. Отвращение к вошедшему существу пересилило даже страх. Перед ним был эльф. Точнее, когда-то он был эльфом. Теперь же в его личину, частично еще прекрасную, но Ломиону казавшуюся просто омерзительной, вселился проклятый, извращенный Морготом дух. Дух, поддерживающий свою мертвую плоть кровью эрухини. Лорд Дома Крота словно наяву видел стекающую по клыкам мерзкого упыря кровь его жертв, его оскаленную ухмылку, торжествующий блеск в глазах…
Его замутило еще сильнее, но теперь уже от брезгливости. Даже орки и то не были столь отталкивающи в своей звериной жадности и жестокости. Маэглин снова сглотнул подкативший ком и уставился прямо в пол перед собой, даже вонь теперь казалась ему не такой ужасной, как прислужник Врага, тем временем прошедший к креслу и плавно опустившийся в него.
Забросив ногу на ногу и устроив на коленях знакомый шлем, Лугморн с легкой улыбкой наблюдал за пленником. Он, разумеется, был лишен способности к осанвэ, но, чтобы понять, какие чувства вызывает у эльфа, оно коменданту и не требовалось. Он знал, что ненавидим и презираем перворожденными детьми Эру, и его это забавляло.
- Приветствую тебя во владениях моего Господина, благородный голда. – Чуть растягивая слова, произнес каукарэльда на безупречнейшем синдарине. – Хотя… - Он, чуть прищурившись, вгляделся в лицо пленного, и его губы еще шире растянулись в улыбке. – Прости, ты ведь полукровка. Такие, как ты, нечасто попадают сюда, я рад. Тем интереснее будет поговорить с тобой.
Маэглин только стиснул зубы. Разговаривать с выродком-кровопийцей он не собирался. А то, что для него не оставило тайны его происхождение, задело сына Эола еще сильнее.
- Как ты невежлив… - Лениво протянул тем временем артаир. – Тебя что не научили манерам? Или ты хочешь своим молчанием обидеть меня? – Каукарэльда издевательски покачал головой, но тут же посерьезнел. – Ах да, ты прав. Я и сам проявил невежливость, не назвав своего имени. Меня зовут Лугморн, я третий комендант крепости, которую вы зовете Ангбандом, к твоим услугам. – Он приложил руку к груди, а потом вытянул ее в сторону Маэглина. – Твоя очередь.
От ленивого, насмешливого тона по всему телу Ломиона пробежали мурашки. Каукарэльда был настолько уверен в своей власти над пленником, что стоило больших трудов сохранять ничего не выражающее лицо.
Выждав некоторое время и так и не получив ответа, Лугморн вздохнул.
- Ну чтож. Я не хотел этого делать, но твое поведение вынуждает меня к этому. – Он кивнул одному из орков и тот нажал на рычаг, ворот закрутился и Маэглина вздернуло с пола, теперь его глаза были почти на уровне зелено-змеиных глаз вампира, а мыски сапог едва касались каменных плит. Нолдо болезненно вскрикнул, но тут же стиснул зубы и снова опустил глаза в пол, лишь бы не встречаться взглядом с допросчиком.
Лугморн снова улыбнулся.
- Позволь, я объясню тебе кое-что. Правила вежливости требуют, чтобы, когда я задаю вопросы, ты на них отвечал. Если ты не будешь отвечать мне, то орк каждый раз будет поднимать тебя все выше и выше. Я знаю, что тебе это неприятно, но таковы правила. Понимаешь?
Маэглин снова не ответил, и теперь его ноги болтались над полом почти на длину ступней.
- Я смотрю, тебе нравится так висеть. – Задумчиво произнес каукарэльда. – Уверяю тебя, многие пробовали играть со мной в молчанку. Эта игра очень занимательна. Но, когда твои кисти будут касаться потолка, плечи вывернет из суставов и молчать уже не получится. К тому же, я могу поднимать и опускать тебя, сколько захочу. - Каукарэльда потер подбородок и поднялся из кресла. Маэглин продолжал молчать, но этот жест ему не понравился. – Ладно. – Продолжил артаир. – Опустим прелюдию, я уже понял, что ты крайне невоспитан. Но меня все же интересует один вопрос. Это правда, что ты один из лордов Гондолина?
Ломион чуть было не вздрогнул, пытаясь преодолеть панический ужас. «Нет, только не это! Неужели он знает!?!» Фэа словно сжалась в одну точку, вся трепеща от обрушившегося на нее жестокого осознания, ЧТО именно от него здесь будет нужно. «Нет!!! Что теперь делать!? Как, откуда он узнал!?!» Он даже не заметил, как его в очередной раз вздернули еще выше. Болезненно хрустнули суставы.
Лугморн подошел вплотную к пленнику и взял того двумя пальцами за подбородок, вглядываясь в глаза.
- Твое тщеславие выдало тебя. – Отвратительная улыбка вновь появилась на его бледном лице. – Мои лазутчики видели твой шлем в битве. Ты полководец и советник Тургона, разве не так? – Зеленый омут необоримо затягивал в себя. Маэглин зажмурился и попытался отвернуть лицо, но длинные холеные пальцы оказались неожиданно сильными. – Не волнуйся, ты еще скажешь правду. Мой Владыка тоже хочет поговорить с тобой. – И каукарэльда хищно засмеялся, наслаждаясь смесью ужаса и отчаяния в глазах своего пленника.
Мелькор, Владыка Арды, был бы весьма обрадован вестями о пленении эльфа из Гондолина - если бы вообще умел радоваться. Но все, что было ему доступно - это мрачное удовлетворение от вестей о разрушениях и убийствах. Только искажение или уничтожение творений этих проклятых Валар (а еще более - творений Эру, эрухини) было ему по нраву. Ни в чем другом не находил он удовольствия - разве что в упоении собственной властью. Но и власть ему нужна была лишь как инструмент - для того, чтобы искажать и уничтожать.
Ныне к нему приходили вести одна лучше другой. После победы в последней большой битве - Мелькор слышал, что эльфы назвали ее Нирнаэт Арноэдиад, Битвой Бессчетных Слез, и воистину, не могли они выдумать лучшего названия, ибо стон и плач раздавался по всему Белерианду - пал Хитлум. Затем пришла очередь Гаваней, откуда смогли бежать лишь жалкие остатки фалатрим во главе со своим ничтожным владыкой. Затем погиб Нарготронд. И, наконец, Дориат был разорен сначала гномами, а затем - сыновьями Фэанора - и это была самая хорошая весть. Ибо Мэлиан, защиту которой было бы нелегко пробить даже ему самому, ушла из Белерианда, а после ... эльфы убивали эльфов. Руками эльдар был положен конец одному из последних их оплотов. Мелькору не пришлось даже палец о палец ударить ради этого - все сделали Клятва и Проклятие.
И торжество Мелькора было бы полным - ибо его мало волновали жалкие остатки народа Фэанора, скрывавшиеся в восточных дебрях - если бы не трижды проклятый Гондолин. Сотни пленных эльфов в муках расстались с жизнью - но никто из них не сказал ни слова об этом городе - Мелькор узнал лишь его название. И похоже, они, и правда, не знали даже примерного расположения города... Когда Готмогу удалось схватить Хурина - Мелькор надеялся, что здесь-то он точно узнает, где находится город Тургона - но Хурин оказался более упрям и стоек, чем даже многие эльдар. Ни пытки, ни обещания щедрой награды, ни угрозы его жене и детям не сломили его упорства. И все же именно он помог Мелькору - ибо неосторожно отправился к Гондолину, когда его отпустили из Черной Крепости. К сожалению, он и сам не знал точно, как идти в Гондолин земным путем - но даже того, что он выдал примерную область, где вести поиски, уже было достаточно. Мелькор приказал разведчикам особенно часто наведываться в те земли, надеясь, что рано или поздно они схватят жителя самого Гондолина... И наконец, через несколько лет поиски увенчались успехом! Один из жителей тайного города пойман - да не простой эльф, а из знатных - как докладывал ему Лугморн. Скорее всего, один из полководцев Тургона... Это очень хорошо, ибо он наверняка знает все тайные ходы в город. Правда и сломить такого эльфа будет нелегко - Мелькор помнил, какую неудачу потерпел его главный слуга с Финродом Фелагундом - но здесь за дело примется он сам. Против его допроса, подкрепленного мощью всей Черной Цитадели, пленник не устоит...
Мелькор позволил Лугморну поговорить с пленником первым - пусть немного попугает его. Он знал, что эльфы боятся и ненавидят каукарэльдар, вампиров-оборотней у него на службе. После этого сопротивление пленника не будет таким прочным...
Но долго ждать Мелькор не стал. Ему не терпелось самому поговорить с гондолинцем, посмотреть на него. Быть может, это какой-нибудь знакомец по Валинору? Например, Глорфиндэль, один из друзей Тургона. Эльфы Второго Дома, особенно друзья Тургона, в Валиноре неохотно общались с Восставшим в Мощи, отворачивались от него, презирали. Было бы забавно поговорить с одним из них здесь... Но нет, пожалуй, лучше, чтобы это был один из ничтожных синдар, уроженцев Белерианда - они слабее валинорских нолдор и их легче сломать.
Итак, пора! И он приказал привести пленника в тронный зал...
***
Это было самое большое и самое глубокое из подземелий Ангбанда. Высокий потолок терялся где-то во тьме - даже зрение дракона не различило бы его - там царил непроницаемый для глаза мрак. Под потолок возносились огромные колонны из черного базальта – их грубую поверхность обвивали, шипя, огромные змеи. Стены были просто каменными, ничем не обработанными - Мелькор, а тем более его слуги, не стремились к красоте. Помещение освещалось множеством дымных факелов, из-за которых воздух был еще более душным и спертым, чем в обычном подземелье.
Кроме огромного черного трона посреди зала, никакой другой мебели в подземном чертоге не было. По бокам от трона горели два огромных костра, ибо огонь был по нраву Черному Владыке не меньше, чем тьма. Но для этих костров не требовалось топлива - они горели красным колдовским пламенем, которое поддерживали чары Мелькора. Около трона сидели огромные волколаки - любимые звери Владыки Тьмы. Позади стояли несколько балрогов, в том числе их предводитель, Готмог, и их огненные бичи сияли на фоне черных дымных одеяний Духов Огня. Кроме них, других майяр в зале не было - Сайрон, главный слуга владыки, пребывал в опале после потери Тол-ин-Гаурхота и утраты Мелькором Сильмариля.
Когда пленника привели, Черный Айну уже поджидал его...
После того, как Лугморн удовлетворился состоянием пленника и получил приказ Владыки привезти того в тронный зал, полубесчувственного Маэглина опустили и отковали от цепи, но его руки так и остались скованными. Впрочем, Сын Сумерек не смог бы толком сопротивляться, даже будь он свободен. Борьба с волей каукарэльда, да и само его присутствие, не говоря уже о растянутых сухожилиях и мышцах, настолько вымотали его, что Маэглину было почти все равно, кто, куда и зачем его тащит. Он полуобвис на руках у лугморских орков, свесив голову на грудь. Все тело болело, голову словно анполнили туманом, а перед глазами даже сквозь плотно зажмуренные веки все еще стояли невыносимо зеленые, ледяные, змеиные глаза с вертикальной чертой зрачка. И лорду Дома Крота очень бы хотелось никогда больше не увидеть этих глаз, но он, даже наполовину провалившись в беспамятство, чувствовал всем своим фэа неспешно движущуюся впереди черную фигуру. Жажда обладания и подавления, жажда власти над судьбами других источались этой фигурой так отчетливо, что Маэглина до самых костей продирал озноб.
Но это ощущение показалось ему ничтожно малым, когда орки приволокли его в огромное помещение с колоннами, уходящими куда-то в неразличимый мрак, ибо Тот, кто сидел на Черном Троне олицетворял собой первородный Ужас. Он был средоточением Страха и распространял его повсюду вокруг себя. Страх впитывался через поры, проникал в легкие вместе со спертым воздухом, вливался в уши и норовил вползти в самое сердце. Маэглин чувствовал, что и орки, конвоирующие его, и даже сам Лугморн тоже объяты таким же страхом. Сын Сумерек сглотнул, с глухой неизбежностью осознавая, кто перед ним. В этот момент он еще более остро пожалел, что не разбился о камни, в жалкой попытке бороться с надвигающимся кошмаром.
Его проволокли по полу и бросили к ногам Властелина Тьмы. Орки отступили на несколько шагов, а Лугморн произнес несколько слов на каком-то неразборчивом наречии, звук которого неприятно резал слух, словно все его слова были вывернуты наизнанку, извратив собственный смысл, а потом замолчал и отошел к подножию трона.
Маэглин почувствовал на себе тяжелый, как пудовые гномьи молоты, взгляд, пронзающий его волей настолько могущественной и темной, что орки и Лугморн казались по сравнению с ней песчинками в океане. Сыну Эола захотелось сжаться под этим взглядом, чтобы стать маленьким и незаметным, как если бы он все еще был в утробе матери. Ему было дико страшно, как еще никогда не было в жизни. Его фэа корчилась и билась под этим молчаливым взглядом, но тот не отпускал, и Маэглин понял, что эта пытка просто так не закончится. Он до крови закусил губу, чтобы не заорать в голос и не разрыдаться, хотя сделать и то, и другое очень хотелось, и медленно, очень медленно, превозмогая боль в сведенных мышцах приподнялся на колени и поднял голову.
Перед ним был Моргот Бауглир...
Наконец, пленника привели. Орки бросили его перед Черным Троном, быстро отступив назад - они, как и все остальные, до смертного ужаса боялись Владыки Мрака... хотя еще больше боялись нарушить его волю. Но сейчас ему не нужно, чтобы они стояли рядом.
Лугморн, оборотень, выступил вперед и сказал на искаженном языке Валинора:
- Пленник из Тайного Города доставлен, повелитель.
Мелькор ничего не ответил ему. Он обратил свой взгляд на ничтожного эльфа, пытаясь сразу сломить его волю. Некоторые пленные под его взором не могли даже подняться и, не помышляя о сопротивлении, немедленно отвечали на его вопросы, были готовы вывернуться наизнанку, раскрыть все свои тайны - лишь бы он оставил их в покое...
Но не все. Мелькор вспомнил двоих, которые не поддались его силе - и не только не выдали своих тайн, но отвечали смело и дерзко - это были первенец Фэанаро, самый сильный из сыновей Огненного Духа и Хурин, не напрасно прозванный Стойким. Были и другие - что не нашли в себе сил дерзить, но и сами молчали, хотя и корчились от невыносимого страха. Но многие из них ломались потом - не вынеся боли и мук или желая купить спасение своим друзьям и родичам, тоже попавшим в плен.
А этот... Мелькор пристально вглядывался в незнакомые черты. Он не из тех, кого Владыка помнил по Валинору. Да и непохоже, что это чистокровный нолдо, хотя внешностью он очень походил на Мятежников. Но Мелькор ясно видел и след крови иного народа, более невежественного и слабого - синдар, не покидавших Белерианд. Полукровка, рожденный в Средиземье! Это хорошо. Тем легче будет его сломить. Хотя он нашел в себе силы подняться и даже взглянуть Владыке в лицо. Но кто же он?
Мелькор заговорил на чистом синдарине:
- Приветствую тебя, гость, в моих чертогах! Должно быть, ты очень высокого рода, раз не пожелал открыть имя моему слуге. Но мне, Владыке Арды, ты можешь назваться без опаски уронить свою честь. Назови же себя!
Голос Черного Врага раскатился по залу, гулко отдаваясь в ушах, но вместе с тем от этого звука стало немного легче. Как будто Моргот частично ослабил давление на пленника, облекая свою волю в слова. Маэглин едва заметно вздохнул. "Так значит все же они не знают..." Он моргнул, продолжая смотреть прямо перед собой. Почему-то вспомнилось, как его за очередную проказу отчитывал отец. Эол всегда был грозен в гневе, а гневался он довольно часто. Сначала Маэглин пугался подобных вспышек, старался оправдаться или просить прощения, но это раздражало Темного Эльфа еще сильнее. И тогда Ломион научился терпеть выволочки с каменным лицом. Конечно, сейчас сохранять безразличное выражение было куда труднее. Кружилась голова, а от тошнотворного запаха волколаков и чада костров у него першило в груди. Да и поврежденная нога не давала полностью сохранять равновесие, так что Маэглина изрядно кренило в сторону. Зато подобные мелочи позволяли хоть немного, но отвлечься от всепоглощающего взгляда Черного Валы.
Молчание затягивалось. Что же, этот, кажется, не настолько слаб, чтобы раскрыться от одного его взгляда...
- Или ты не знаешь правил вежества, гость?
Маэглин продолжал молчать, делая вид, что не слышит обращенных к нему слов. В какой-то степени он даже получал от этого мрачное удовлетворение, хотя и понимал, что в целом делает себе только хуже.
Однако тут в дело вступил Лугморн. Мягким, неуловимым движением он выступил вперед и, склонившись в поклоне, произнес:
- Господин, судя по шлему, который недостойные урук отобрали у этого эльда, он один из ближайших советников Тургона. Он был с ним в Нирнаэт, полагаю, что это один из лордов города. Позволь, я преподам твоему гостю урок вежливости, раз он не хочет отвечать. - Оборотень отвратительно улыбнулся.
- О да, Лугморн, конечно. А я ... прослежу за обучением.
- Благодарю тебя, Владыка. - Вновь поклонился каукарэльда и приказал оркам оттащить пленника обратно в камеру.
Пленника вернули обратно в камеру и теперь уже взялись за него всерьез. С ходу врезав Маэглину кулаком под дых, здоровенный орк принялся стаскивать с него одежду, а второй в это время держал сзади, чтоб тот не рыпался. Потом ему перековали руки, на этот раз заклепав браслеты на запястьях и, подняв их над головой, соединили с той самой цепью и вздернули над полом. Дальше в камере появилось еще несколько орков и, что было еще более отвратительно, людей. Похоже, для последующего "воспитания" требовался кто-то более расторопный и умелый, чем недалекие и не слишком сноровистые орки. Ломион прикрыл глаза и почти отстранено наблюдал за приготовлениями. Он понимал, что теперь с ним не станут церемониться, а том, что Лугморн способен придумать что-то достаточно мерзкое и изощренное, Лорд Дома Крота уже не сомневался. Сам каукарэльда был здесь же, он вальяжно устроился в своем кресле и лениво руководил процессом, так что от его присутствия у Маэглина во рту стоял кисловатый, тошнотворный привкус, а ноздри постоянно лез запах мертвечины.
Тем временем люди внесли в камеру несколько тонких и длинных, судя по отблеску металла, невероятно прочных цепочек и подсоединили их к кольцам на стенах. На свободные же конца они закрепили какие-то вытянутые трубки, толщиной не больше мизинца и с заостренными крючками на концах, похожие на острия острог или крючков на крупную рыбу. Маэглин сосчитал цепочки, их было четырнадцать, по семь с каждой стены. Он терялся в догадках, что можно сделать при помощи этих приспособлений, но страх, противным комком свернувшийся в животе, подсказывал, что ничего хорошего.
Впрочем, артаир не стал мучить пленника лишним ожиданием, он повернул к нему лицо и, растянув губы в улыбке, произнес:
- Ну как, наш прекрасный гость не передумал? Может быть, все же назовешь свое имя?
Маэглин сглотнул, но отвернулся, ничего не сказав.
- Хорошо, тогда начинайте. - Лениво махнул рукой Лугморн, и один из палачей, взяв цепочку за странную трубку, подошел к Маэглину и принялся примериваться, щупая тому бок свободной рукой, как будто перед ним был не живой эльф, а говяжья туша. От этого прикосновения Ломиону стало еще более мерзко, он попытался дернуться, но стоящий рядом орк снова огрел его кулаком, а адан жесткими пальцами стиснул ребра и вогнал пыточное орудие точно между ними, аккуратно введя трубку почти на всю длину. Маэглин задохнулся от боли, но не мог ни дернуться в мускулистых руках палача, ни закричать, потому что трубка пробила легкое. Он лишь во всю ширь распахнул глаза, хватая ртом воздух. Из глаз брызнули слезы, он захрипел, чувствуя, как кровь поднимается к горлу, а адан уже натягивал цепь, проверяя ее длину и закрепляя второй конец в кольце, так, чтобы она не провисала.
- Ну как, тебе понравилось? - Услышал сын Арэдэли насмешливый вопрос Лугморна.
Маэглин зажмурился, сплевывая кровь. Он обнаружил, что пытка была еще более изощренной: трубка в его теле была не цельнолитой, а полой, поэтому он мог дышать даже с пробитым легким, хотя это и причиняло страшную боль, а крючок на конце трубки не давал ей выйти из тела, зацепившись за ребра. Ломион сосредоточился, чтобы утишить кровь, та текла тонкой струйкой и вскоре успокоилась. Мда... в фантазии этим тварям не откажешь... И... осталось еще тринадцать трубок... и сколько из них он сможет выдержать, Маэглин не знал...
Через несколько часов нескончаемой боли все трубки были вставлены, а все цепочки закреплены. Маэглин кричал и бился, пока обессиленно не повис на руках, уронив голову на грудь. Он проклял Лугморна, всех его прихвостней и самого Темного Владыку. Проклял свое собственное безрассудство и глупость, повлекшие его за пределы города. Он изодрал губы и ладони, пытаясь сдерживать крики, но это не помогало. Он был вымотан почти до предела, все тело покрывали кровавые потеки и капли крови обильно пятнали пол. Он почти не дышал, потому что каждый вздох отнимал остатки сил. Он почти провалился в беспамятство, но так и не назвал свое имя. Он понимал, что это для него лишь начало, но не готов был умереть. Он все еще видел перед мысленным взором два омута невозможно зеленых глаз, и эти глаза становились его проклятьем.
Владыка Тьмы обещал проследить за обучением эльфа правилам вежества и он сдержал обещание. Зная, что Лугморн сейчас пробует новую, недавно изобретенную им пытку, он пожелал лично навестить пленного.
Мелькор вошел в пыточную, предваряемый волнами страха и холода. Даже почти потерявший сознание эльф встрепенулся, пытаясь отодвинуться от жуткой темной тучи. Но тщетно - от этого лишь новые струйки крови потекли и по без того уже щедро окровавленному телу. Он затих.
Бауглир остался доволен увиденным. Пленник явно испытывал жесточайшие страдания - хотя и молчал, не желая даже назвать своего имени. Лугморн, поднявшийся с кресла, низко склонился перед повелителем:
- Прости меня, мой господин, но дерзкий гость еще не назвал себя.
- Жаль. Жаль, что такой знатный и родовитый гость столь неучтив. И жаль, что ему предстоит провести остаток жизни здесь, вопя от боли. А смерть его не будет легкой, о нет. Она может растянуться на месяцы... даже на годы... - Мелькор обращался не столько к Лугморну, сколько к нолдо. - Разве для этого пришел он в мир? - И Владыка слегка потянул за одну из цепочек. Эльф захрипел, закашлял, выплевывая сгустки крови. - А ведь он может жить... да не просто рабом в подземельях, а великим господином и военачальником. Жить в почете и богатстве, приобрести власть - такую власть, о которой его родичи не имеют даже представления! Полная власть над покорным народом, выполняющим абсолютно все приказания господина. Никто не сможет ему отказать... ни в чем. Любой мужчина умрет по его приказу, любая женщина согреет ему постель. Неужели ты не хочешь этого? - Мелькор в упор смотрел на пленного, вновь пытаясь подавить его волю, узнать его мысли, сокровенные желания, которые помогут сделать из этого эльфа покорного раба...
Маэглин словно сквозь сон слышал речь Владыки Тьмы, но ее смысл доходил до него крайне избирательно. Но на словах "любая женщина" Сына Сумерек как будто огрело плетью. Он вздрогнул, а перед внутренним взором тут же возник образ Идрили. "Любая..." Но ему не нужна любая, а та, которую он желал бы назвать своей, недосягаема для него, теперь уже навсегда.
Он закрыл глаза, сквозь боль и тоску возвращаясь к тому далекому дню, когда он, еще так недавно пришедший в Гондолин, почти никого не зная, в одиночестве бродил по дворцу и вышел на смех. Она играла с детьми на площадке перед фонтаном. Бегала по воде, закатав юбку до колен, и смеялась вместе с ними, шумно брызгаясь и вопя, совсем как девчонка, это уже потом он узнал, что она всегда ходила босая...
Ее рассыпавшиеся волосы играли на солнце, будто расплавленное золото, и в них парили лепестки вишен. Она словно лучилась счастьем и радостью, что дарила всем вокруг себя. Она вся была Светом, что так не хватало ему все это время в тенистом мареве Нан-Эльмота. Он стоял в тени балюстрады и не мог оторвать от нее взгляд. Она была совершенна, прекраснейшая из детей Эру, благословенная как день и также дарящая тепло. Итарильдэ... Идриль Келебриндаль... Прекраснейший из цветов Белого Города, что уже никогда не падет к его ногам... Неужели он больше никогда ее не увидит....
Владыка уловил видение, невольно переданное ему пленником. Боль и страх сделали свое дело, заставив эльфа раскрыться хоть ненадолго. Итак, женщина! Жена, невеста, возлюбленная? Не жена, потому что у эльфа был взгляд одиночки, не состоящего в браке. Золотоволосая... Странно, в Белерианде очень мало эльфов с такими волосами, ведь трусливые ваниар так и остались в своем Амане... Только в Доме Арафинвэ много золотоволосых. И ... золотоволосая дочь Тургона! Неужели она? Впрочем, неизвестно. Не исключено, что это другая девушка. С другой стороны, пленник - знатный гондолинец, конечно, он знает дочь короля... И влюблен в нее? Она его невеста? Неясно. Но за эту ниточку стоит ухватиться.
- Любая женщина, слышишь, эльда? Любая. Даже дочь короля, - вкрадчиво произнес он. Веки эльфа дрогнули, хотя он все так же молчал. Кажется, удар попал в цель...
Маэглин в ужасе дернулся, поняв свою ошибку, но боль тут же вновь вгрызлась в изорванную плоть и он захрипел, снова обвиснув на цепях. "Проклятье... Нет... " Он с дрожью представил, как Моргот касается Идрили, как она трепещет перед ним, как ее, всю избитую и грязную, в разорванной одежде точно также волокут на цепи в такую же вонючую камеру. "Ни за что! Я не позволю!" Он хотел крикнуть это в лицо своему мучителю, но сил не хватало даже, чтобы хрипеть. Его начала бить крупная дрожь, отчего крючья еще глубже вошли под ребра. Осознание того, что он абсолютно беспомощен перед монстром, стоящим перед ним, просто раздавливало. Лорд Дома Крота еще никогда не чувствовал себя таким жалким, таким ничтожным. Он совершенно не видел выхода отсюда, кроме как умереть под пытками, но это было так ужасно, что сознание отказывалось воспринимать подобную мысль. Ломион плотнее сжал челюсти, еще ниже опустив голову. Все его существо дрожало от присутствия рядом Моргота, и сейчас он хотел только одного - чтобы тот исчез.
- Ты напрасно думаешь, что своим молчанием что-то спасешь или сохранишь, - продолжал Моргот. - Рано или поздно - а времени у меня много! - так или иначе я доберусь до Гондолина. И тогда погибнешь не только ты - погибнут и все, кто тебе дорог. Погибнут в муках. Может быть, тебе не жаль себя - так пожалей их! А ведь ты еще можешь их спасти. Но не молчанием, нет, а подробным рассказом о том, где расположен город и как к нему лучше подойти. Я щедро награждаю тех, кто помог мне. Подумай об этом! - И Владыка Тьмы оставил пыточную и распятого пленника. Остальное доделает Лугморн. Семена посеяны, остается ждать всходов.
Когда Моргот покинул комнату, Маэглин едва не разрыдался от облегчения. Вернее, он, скорей всего, разрыдался бы, но искалеченные ребра просто не позволяли таких усилий. Вместо этого он окончательно обвис на руках, перестав реагировать на внешние воздействия. Ему было мерзко. Очень страшно и очень мерзко, и даже ухмыляющийся, не скрывающий своего удовольствия Лугморн уже не мог прибавить к этому омерзению и этому страху ничего нового. Оборотень же прошелся перед пленником взад-вперед, потом двумя пальцами поднял голову эльфа примерно на уровень своего лица и плотоядно слизал кровь с губ Ломиона.
- А ты неплох. - Каукарэльда облизнулся. - И на вкус не такая уж и дрянь. Но не волнуйся, скоро это закончится, и ты будешь умолять меня о пощаде. Скоро тебе надоест упражняться в благородстве, ведь верно? Владыка прав - молчание не поможет. В первую очередь тебе. - Он провел холодным пальцем по щеке пленника, а потом отстранился. - Но я дам тебе время все обдумать. Взвесить все за и против, как вы обычно любите это делать. Решить, что же для тебя лучше. Умереть здесь, в крови и грязи, замученным ненавистными тобой орками, или жить и править, как подобает господину. Быть рабом или быть хозяином - это несложный выбор, ведь правда?
Он тихо рассмеялся, потом приказал что-то на своем исковерканном наречии и вышел. Орки и люди еще раз проверили надежность цепей и состояние пленника и, забрав с собой все факелы, оставили Маэглина в одиночестве.
Время текло пронзительно и неторопливо. С каждой каплей срывающейся на камни пола крови. С каждым вдохом изувеченных легких. С каждым ударом сердца. Иногда он проваливался в забытье, и тогда ему казалось, что время летит пущенной из тугого лука стрелой, стремительно и неостановимо. Но потом он вновь приходил в себя, и оно снова начинало измеряться каплями, вдохами и ударами.
Впрочем, Маэглин не считал. Сначала он просто пытался унять дрожь в роа, которое предательски перестало слушаться и тряслось от пережитого ужаса и перенапряжения, причиняя новую боль и желание прекратить пытку во что бы то ни стало. Но постепенно он с этим справился. Тело перестало содрогаться, и он просто повис на цепях, стараясь дышать неглубоко и сквозь зубы, цедя воздух, как если бы был высоко в горах. Это простое действие помогло сосредоточится и немного очистило сознание, но вместе с тем принесло страшные мысли, нахлынувшие словно сель в половодье. "Что теперь делать!?!" Этот вопрос встал перед пленным лордом со всей вымораживающей душу очевидностью. Он не может выбраться и бежать, словно попавшая в ловчую сеть птица, и сколько не бейся, конец будет один - Маэглин отчетливо понимал, что, если Моргот надавит на него хоть немного сильнее, он просто не выдержит: его фэа лишится либо разума, либо воли, и то, и другое пугало Ломиона до тошноты. Он боялся не столько самой боли, поскольку с болью, причиняемой роа еще можно было совладать, сколько самого присутствия Темного Властелина и той жуткой ауры, что он излучал. Его необоримой, как предвещанный Рок воли, способной раздавить его как песчинку под сапогом. Неотвратимости Судьбы, что была озвучена тем, кого он никогда не видел... По лицу Ломиона потекли горячие, злые слезы. Почему... ну почему он должен умирать здесь из-за проклятия его матери?.. Стиснув зубы, терпеть муки ради убийцы его отца и его народа... Неужели Эол был прав, и они несут в себе лишь зло?.. Он вспомнил улыбающееся лицо Идрили, ее сияющие глаза, развивающиеся на ветру волосы... Аромат ее кожи, что он вдыхал еще так недавно, когда они остановились у одного из фонтанов попить воды. Золотистую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на грудь... Неужели ты сошьешь новое платье на мою тризну?.. Будешь ли хоть немного горевать обо мне?.. Ведь ты отдала себя другому. Ты будешь жить там, в Свете, а я умру здесь, во Тьме? Неееееееееееет!!!!!!!!!!!!!! Маэглин дернулся в цепях, крича охрипшим, сорванным горлом. Нет! Нет! Я не хочу!!! Ну почему!?! Нет!!! Пожалуйста!!!! Он плакал и бился, пока вновь не обессилел, но даже тогда изорванные губы беззвучно шептали имя, без ответа зовя ту, что не могла прийти.
Наконец он выплакался и затих, отдавшись собственному отчаянию. Теперь он молился о том, чтобы остаться так висеть. Чтобы никто больше не приходил сюда, в его темноту. Чтобы не было больше ничего, кроме изредка падающих капель и хриплого дыхания. Чтобы время остановилось, и можно было ничего не решать...
Но время неумолимо, и через бессчетное число ударов сердца дверь в камеру вновь открылась.
Мелькор погрузился в думы о Гондолине. О если бы, если бы пленник заговорил! Он говорил эльфу, что у него много времени - но он лгал. Гондолин должен пасть в скором времени... или он не падет никогда. А если он не падет... Слишком ясным было то предчувствие о Тургоне. Слишком ярким. В нем кроется погибель царства Темного Владыки... а быть может, и его самого. Надо во что бы то ни стало заставить пленника говорить!
Но как? Мелькор чувствовал его безумный страх, дикий ужас перед ним, Владыкой Мрака. Эльф был на грани сумасшествия. Если еще раз прийти к нему... кто знает, не сойдет ли он с ума, не умрет ли от невыносимого ужаса? Нет, лучше предоставить все Лугморну. Лишь бы он добился успеха! А если нет... то он об этом пожалеет. У Владыки Ангбанда нет незаменимых слуг.
Лугморн вошел в камеру. Маэглин не увидел этого, потому что веки были смежены так плотно, что даже свет факелов не разгонял тьму, он ощутил присутствие каукарэльда всем телом. Вместе с оборотнем к нему вернулись страх, омерзение и отчаяние. Даже орков он уже воспринимал без какой-либо брезгливости, их грубые голоса не резали слух, а руки не казались такими жесткими. Его опустили на цепях, настолько, что он смог встать на колени, но упасть не позволили. Ломион приоткрыл глаза.
Артаир как обычно восседал в кресле, закинув ногу на ногу, улыбался. Хотелось отвернуться, но сил на это не было.
- Ты неплохо выглядишь. - Прокомментировал комендант Ангбанда. - Я рад, что ты достаточно силен. - Он переплел длинные пальцы у самого лица и положил на них подбородок, по-змеиному щурясь и растягивая слова. - Я хочу показать тебе кое-что. - Он повел пальцем, и один из орков-охранников на длинном кожаном поводе ввел в камеру... эльфа.
Да... Маэглин сморгнул... наверное это был эльф. Нет, это должен был быть эльф. Это не мог быть никто иной, как эльф, но что-то с ним было не так. Очень сильно не так, настолько сильно, что Лорд Дома Крота не сразу понял, что именно.
Эльф был наполовину обнажен, смертельно бледен, его растрепанные, давно немытые и нечесаные волосы были коротко обрезаны, а на шею одет кожаный ошейник, от которого к руке орка шел поводок. При этом вошедший, кажется кто-то из лаиквенди, покорно стоял, не производя никаких попыток освободиться.
И только спустя пару ужасно долгих мгновений Маэглин осознал, почему именно. У эльфа не было рук. Вообще. Его плечи заканчивались двумя гладкими культями, плавно переходя в подмышки. Он стоял, понуро опустив голову, безучастный к окружающим и, возможно, и вовсе не осознающий где и почему он находится. Ломион инстинктивно попытался коснуться его фэа и тут же отдернулся, наткнувшись на пустоту, аквапахтиэ, отрешенность.
Маэглина затрясло. У него подогнулись ноги, и он со стоном обвис в цепях, удерживающих тело на весу. Вот теперь... теперь ему было действительно очень страшно. Неужели?.. Неужели эти твари могут сотворить с эрухини вот такое!? Изуродовать фэа и роа настолько, что одно не сможет сосуществовать с другим!? Что ты будешь продолжать жить, но не будешь воспринимать себя живым, потому что, если будешь, то жить не сможешь!?! Настолько разделить душу и тело, при этом оставив их соединенными воедино!?! Это... это... чудовищно!!! Потому что они сделают это с ним!!!!!!!!!!!!!!!!
- А... вижу, тебе понравилось. - Раздался где-то над ухом сухой смешок ненавистного подменыша. - Рад, что ты оценил мои скромные таланты. Не хочешь повторить его участь, верно? - Снова издевательский смех. - Ну конечно же не хочешь. Чтож, у тебя есть выбор. Одно слово, и ты будешь свободен и руки палачей больше не коснутся тебя. Одно слово, и Владыка одарит тебя, как подобает высочайшему гостю. Одно слово, и ты забудешь об этом ужасном сне. Или... - Холеные пальцы подняли лицо Маэглина за подбородок и повернули в сторону все также стоящего, равнодушного ко всему эльфа-калеки. - Твое молчание...
Молчание... молчание... да как можно молчать, когда сердце разрывается от дикого крика!?! Когда хочется рвать и биться, сметая все преграды на пути к воле из этой жуткой, липнущей Тьмы! Когда даже единственный луч Солнца кажется наивысшим благом и ты готов отдать что угодно за возможность вновь увидеть его! Ни за что! Не здесь! Не дождетесь! Я тут не сдохну!!!!!!!!!!
Маэглин вывернулся из жесткой хватки и оскалился, словно дикий зверь, ненавидяще глядя прямо в змеиные глаза.
- Хватит! - Прохрипел он, сплевывая слова вместе с собственной кровью. - Довольно поиздевался, выродок! Зови сюда своего хозяина, шавка! Я - Маэглин, сын Эола Темного Эльфа и Арэдэли из Нолдор, буду говорить... - Черные, горящие неистовым огнем глаза сузились, делая Сына Сумерек похожим на демона не меньше его тюремщиков.
Лугморн по змеиному усмехнулся и тут же приказал освободить пленника, а также отправить к Повелителю слугу и передать, что скоро в распоряжение Владыки поступит важный гость. Полубесчувственного Маэглина отковали от цепей и со всей возможной осторожностью освободили от пыточных орудий. После чего завернули в чей-то не слишком новый плащ и на нетвердых ногах сопроводили в указанную Повелителем Тьмы комнату.
Стол в комнате был накрыт для трапезы - не самой пышной, но достаточной, чтобы утолить голод пятерых. Кроме блюд на столе стоял и кувшин с вином. Моргот ужа расположился во главе стола и широким жестом пригласил "гостя" усаживаться. Остальные по взмаху руки остались стоять у входной двери.
Ломион, с трудом удерживая глаза открытыми, повалился в указанное кресло. Сейчас он выглядел совершенно не благородно и, уж тем более, не изысканно, но ему было на это наплевать. От вида еды его замутило, так что он все же полуприкрыл глаза, чтобы не вывернуть содержимое желудка прямо под ноги Морготу. Может, действительно напиться, раз предлагают?..
- Так что же, благородный Маэглин? Ты готов отвечать на мои вопросы? - голос Владыки Тьмы был сама вкрадчивость.
Маэглин полувопросительно посмотрел на кувшин вина, а потом протянул постыдно трясущуюся руку и наполнил свой кубок.
- Готов. – Он криво усмехнулся окровавленными губами. – Твое здоровье, Владыка Тьмы! – И залпом ополовинил свой сосуд.
- Благодарю, - Моргот наклонил голову в пародии на благодарность. - О том, где расположен Гондолин, я уже знаю. Меня интересует, как туда пройти - перевалы, туннели...
Лорд Дома Крота невольно поморщился, понимая, что времени придумывать отговорки у него нет, и осознания, что говорить правду совсем не хочется. Но, если Моргот поймет, что он увиливает, то снова бросит его в камеру на растерзание Лугморна. В том, что оборотень будет только рад опробовать на строптивом эльфе свои хитроумные приспособления, Маэглин не сомневался, а потому ответил.
- Перевалы существуют, но пройти по ним в Город невозможно. – Он вновь пригубил вина, ожидая страшного гнева Моргота, но вместо этого тот спросил.
Моргот усмехнулся.
- Не пытайся лгать. Мало того, что я не поверю, что Тургон замурует сам себя в горах - так я еще и прекрасно знаю об его участии в последней битве. Ведь он туда вышел не один, а с войском, верно?
Ломион с усилием провел рукой по лицу, собираясь с мыслями.
- Я не лгу. Это Закон. Если уйдешь из Города, то нельзя вернуться... Это... уже после... моей матери... - Он тяжело качнул головой. - Не важно. Вы не сможете пройти туда незамеченными.
- Мне не нужно пройти туда "незамеченным", - вновь усмехнулся Моргот. - Мне просто нужно войти.
Маэглина пробрал озноб, и он зябко повел под плащом плечами, но промолчал. Только поднял на Моргота глаза, ожидая новых вопросов.
- Я повторяю вопрос, - Голос был спокоен, но в нем слышался металл. - Как войти в город? Перевалы, дороги?
- Твои разведчики прошли по ним. Они же вытащили меня оттуда. Спроси их о тайном ходе, который они там раскопали, иначе им было не достать меня другим способом.
- Я не верю, что это единственный путь. Или ты будешь говорить, что тысячи нолдор прошли этим путем, чтобы выйти на север тридцать лет назад?
Маэглин повел плечом и поморщился.
- Есть чем и на чем писать?
- Конечно.
Моргот только посмотрел на одного из орков-стражей, и тот немедленно вышел. Через несколько минут он вернулся, неся тонкий пергамент, несколько перьев и чернила.
- Я выполняю все твои просьбы, как видишь, дорогой гость.
Пока орк бегал за писчими принадлежностями, Маэглин плеснул себе еще вина и осушил почти половину.
- Тогда отпусти меня, когда я закончу. - Без всякого выражения произнес он и принялся вычерчивать карту тумладенской долины в кольце Окружных гор. Рисунок получился не слишком ровным, потому что рука дрожала, но все же узнаваемым. Ломион отметил пути прохода, по которому войско гондотрим выходило на Нирнаэт и возвращалось обратно, и аккуратными четками рунами кирта Даэрона обозначил значения перевалов.
Моргот жадно впился в карту глазами. Если эльф не врет, то... такой ценный подарок и правда, заслуживает награды. Соответствующей. Но как проверить, не врет ли он? А что если?.. Не только угрозы имеют силу...
Подождав, пока эльф закончит, он протянул черную руку к листу, и, слегка поморщившись от боли, притянул его к себе, рассматривая и запоминая.
- Здесь только Я ставлю условия. Я ничего не обещаю... пока. Так что не пытайся запутать меня! - Гулкий голос заметался эхом по небольшой комнате. - Или желаешь вновь вернуться к Лугморну?
Лорд Дома Крота вздрогнул и поморщился. Нет, в лапы к отвратительному оборотню он больше не хотел.
- Прости… - Выдавить из себя слово «Господин» он так и не смог и вместо этого закашлялся. – Я… я вовсе не хотел ничем запутать тебя. – Он отнял ладонь от губ и отер кровь о полу плаща.
- Тогда отвечай яснее.
Маэглин вздохнул и мысленно сдался.
- Вот здесь, здесь и здесь... - Его палец вел по карте, оставляя на пергаменте тонкий кровавый след. - Есть достаточно широкие проходы, способные пропустить многотысячную армию. Но они охраняются Орлами.
- Ничего. Пусть даже этот ничтожный Тургон знает, что идет войско. Все равно полностью скрыть его не удастся. У меня достаточно сил, чтобы раздавить его! Теперь я знаю, куда бить...
Маэглин помолчал, мрачное торжество Владыки Тьмы вызывало в нем, помимо ставшего почти что привычным страха, злость и обиду за Тургона. Но эти чувства были слишком незначительными по сравнению с охватывающим его тупым безразличием и усталостью. - И... что будет со мной? - Глядя куда-то в пол едва слышно произнес сын Арэдэли.
Моргот расхохотался.
- С тобой? – Он глумливо посмотрел на своего пленника сверху вниз и улыбнулся. – Чтож… я подумаю, какую еще пытку придумать для такого жалкого предателя, как ты. Или ты и правда думал, что отсюда выходят по своей воле?
Маэглин вскочил, отшвырнув кубок куда-то в рыло стоящему у двери орку, и откуда только силы взялись. Он оскалился и, похоже, был готов драться голыми руками чуть ли не с Темным Валой. Сузившиеся до игольных точек зрачки пылали страшным огнем.
– Значит, правду болтают о тебе, что ты безмозглый дурак на троне! Хочешь убить меня и ломиться своей рогатой головой в семь закрытых врат Гондолина!? Что ж, мои воины всласть посмеются над тобой, когда все твои атаки разобьются о неприступные стены и острейшие мечи! Или ты решил, что попасть в долину то же самое, что взять город!? Ну, давай, иди, клади бессчетные тысячи своих выродков под нашими стенами! Ни один из них не войдет даже в первый обвод стен!
Моргот ухмыльнулся:
- Ты не в том положении, чтобы угрожать мне. Думаешь, это единственная пытка, которой тебя подвергнут? Ты будешь рад рассказать все ... и пожалеешь, что тебе больше нечего говорить. Но... у тебя есть один выход. Если ты будешь служить мне и дальше...
Ломион тяжело привалился к спинке кресла, глядя на Моргота снизу вверх. Говорить было чудовищно трудно и еще труднее связно выражать свои мысли, но иного выхода не было.
- Об этом… я тебе… и толкую. Отпусти меня, и в назначенное время я открою для тебя все Семь Врат Гондолина. Никто не заподозрит… советника Тургона… в измене. А если… и заподозрят… - Он криво усмехнулся. – Я найду способ, избавиться от них. – Он устало провел рукой по лицу. – Если… убьешь меня, так ничего и не добьешься. Я буду просто еще одним мертвым эльфом. А если… дашь мне жизнь и свободу – получишь союзника внутри крепости, который ударит Королю в спину, когда ты пожелаешь. – Маэглина чуть не стошнило от собственных слов, но он продолжал прямо смотреть в глаза Властелина Мрака.
В глазах Моргота промелькнуло нечто, похожее на удивление. Много раз пытался он заставить эльфов служить себе... но очень редко это удавалось. Разве что под заклятием чар. И еще реже на это соглашались эльфы знатного рода. Вспомнить хотя бы этого упрямца Нэльяфинвэ. Он так ничего от него и не добился, кроме криков боли и презрительных насмешек. Впрочем, тогда его палачи были куда менее опытны. Да и сын Фэанаро был слишком крепким орешком. А этот... Наверное, кровь трусливых синдар замутила кровь рода Финвэ. Хотя по виду он в точности нолдо. Моргот почувствовал презрение и даже легкое разочарование. Хорошо, что это ничтожество соглашается служить ему, но было бы приятно ломать его и дальше. Впрочем... После взятия Гондолина не будет недостатка в пленниках. Тогда он и потешится. А пока...
- Сейчас ты будешь обещать все, что угодно. Но как можно надеяться, что ты исполнишь обещание?
Маэглин сглотнул. Он очень-очень-очень сильно не хотел этого, но еще меньше он хотел снова корчиться в цепях или быть разорванным какими-нибудь особо мерзкими тварями. Он уже понял цену словам и обещаниям Темного Владыки, а точнее убедился в отсутствии этой самой цены. «Как можно надеяться? Да никак! Конечно, он будет лгать и изворачиваться сколько угодно, лишь бы выбраться отсюда. И Моргот отлично знает это. Поэтому, есть только один способ заставить Врага поверить ему. Самый страшный способ…»
- Ты… всегда можешь… подчинить… мою волю… - Тяжело, словно роняя каменные плиты надгробий произнес Лорд Дома Крота. – Ты ведь… уже делал подобное… с другими своими пленниками. У тебя есть цепь, а у меня – ошейник. Соедини их, и я никуда не убегу от тебя. – «Великие Валар, что он делает!?! Зачем!?! Добровольно отдавать себя на потребу тому, кто извращает все, к чему прикасается. Но… он поклялся! Он не сдохнет в этой мерзкой грязной тюрьме! Он выберется обратно, к свету, к чистому воздуху и жизни! А там… кто знает, быть может, воля Моргота не так уж и нерушима…» - Что скажешь… Владыка? – Тонкие окровавленные губы разошлись в хищной усмешке.
- Если ты и в самом деле согласен, открой мне свой разум сейчас же. Тогда я уверюсь, что ты не лжешь, и тебе больше не придется испытывать боли, - с презрительной гримасой сказал Моргот.
Ломион задержал дыхание, словно перед прыжком в холодную воду, и, резко раскрыв глаза, распахнул сознание. Его словно окутали чары Нан-Эльмота, а в ушах раздался ласковый голос матери, зовущий его домой. Стало все равно, что сейчас сделает Бауглир, он получит то, что хочет, и ничто не остановит его!
Моргот вломился в распахнутый разум, будто в завоеванный город. Хотя его впустили добровольно, но все равно приходилось ломать небольшое сопротивление, наверное, неосознанное. Он с презрением отшвыривал ранние детские воспоминания - к чему ему эти глупые нежности эрухини? Любящее лицо матери - действительно, это Арэдэль, пленник не солгал, лицо отца - темное, мрачное. А это уже интереснее... Вот отец ругает сына за интерес к нолдор... сын угрюмо молчит. Он никогда не любил отца, что ему этот горбатый синда, если его дед - Верховный Король нолдор? Он слушает восторженные рассказы матери о Гондолине... мечтает туда попасть... уговаривает мать... они бегут. Вот он - путь в Гондолин! Тропа неширока, здесь войску придется трудно. Можно даже перегородить ущелье каменным обвалом... тем более ему необходим союзник в городе! Что же, пускай останется жив и цел. С некоторым сожалением Моргот отказался от мыслей обмануть Маэглина. С другой стороны... тем хуже для тех гондолинцев, кто останется в живых... чтобы их повелителем стал их же соплеменник! А он уж научит его править так, как надо Владыке Тьмы. Да, это лучше, чем просто жестокая казнь. Так он убьет не тело, но душу. Дальше, дальше! Семь ворот! Да, Маэглин не пытается его запугать, они воистину неприступны. Вот, наконец, и город. Тронный зал... ненавистный Тургон! Высокомерен, уверен в своей силе и власти... Ничего, скоро ему принесут его голову или приволокут живого в цепях... Нет, наверное, лучше приказать убить сразу. Слишком опасно. Ведь от него может наступить крах всем его планам... Золотоволосая дева - ага, это ее он видел раньше в мыслях Маэглина! Дочь короля, Идриль. Маэглин любит ее... вовсе не как брат. Тем лучше, еще один способ удержать его. Первые приветствия... но вот еще один гость. Сутулый мрачный Эол. Разговаривает презрительно, не хочет никакой милости. Бросает кинжал в сына - но попадает в мать. Горе Маэглина от смерти матери. Ненависть к отцу. Холодное презрение при виде казни. Но Идриль недостижима. Вот она с испугом смотрит на Маэглина. Иногда в ее взгляде проскальзывает жалость, легкая привязанность к брату - но ничего более. А любовь Маэглина все растет, но растет и тень. Он - мастер по работе с металлом, вот он руководит установкой ворот - вот способ открыть их, заодно рассматривает все другие ворота - отлично, теперь понятно, как они действуют. Жаль, что все механизмы укрыты внутри. Но это сделает сам Маэглин. Теперь дальше. В город приходит человек. Но Тургон не слушает послание Ульмо, отлично! О, неужели Тургон так мало ценит свою дочь, что выдает ее замуж за этого оборванного пришельца? Ненависть Маэглина к сопернику... к его сыну... События последних дней - столкновение с Туором, боль от раны, обида, гнев, поспешный уход... Все. Последние воспоминания уже неинтересны. Еще раз, подробнее рассмотреть и запомнить все сведения об обороне города... достаточно. А то еще помрет раньше времени...
И Моргот отступил назад, поставив в открытом разуме свою метку - теперь он сможет проникнуть туда в любое время и окутать его чарами бездонного ужаса. Но не сейчас - иначе разум может не выдержать.
Маэглину казалось, что это происходит совсем не с ним. Что он сам как будто вышел из собственного разума и наблюдает все картины из прошлого со стороны, с отстраненным любопытством, но без всяких эмоций. Странное чувство. Интересно, а когда он умрет, это будет так же? Фэа выйдет из тела и будет наблюдать за ним, удивляясь, что когда-то так цеплялось за жизнь? И почему тогда он не позволил Морготу сразу убить себя, ведь все было бы так легко? Но тут Властелин Мрака выбрался из сознания Ломиона, и на того вновь навалилась клокочущая и яростная гамма чувств: боль, страх, опустошение, безумная надежда, безысходность и горечь от осознания предательства, решимость выбраться во что бы то ни стало и исправить содеянное, любовь, ненависть, вера и раскаяние... Все сплелось в какой-то чудовищный комок, разрывающий грудь похлеще лугморновых иголок. Маэглин повалился на колени, хватая воздух изорванными губами и упираясь руками в пол, чтобы не упасть.
- И зачем было упрямиться с самого начала? - в голосе Моргота звучало глумливое сочувствие. - Что же, я не буду убивать тебя. Ты будешь мне полезен. Ты хотел власти? - очень хорошо, будешь править Гондолином от моего имени. Ты любишь дочь короля? - она будет твоей. Убей ее мужа и сына, а ее забирай себе. И убей Короля. Ни мне, ни тебе он не нужен живым, ведь так?
Даже не дожидаясь ответа пленника, уверенный в его согласии, Моргот обратился к слуге-вампиру:
- Лугморн! - при звуке своего имени тот встал с почтительным видом, готовясь выслушать приказание. - Забирай его. Вылечить, одеть, снабдить всем необходимым. Потом снова привести ко мне. Головой отвечаешь за его целость и сохранность. Это все.
Продолжение следует...
@темы: ПМ, Север, Эндорэ, Первая Эпоха, Эдайн, Нолдор: Второй дом, Нолдор, Жесть, Гондолин
-
-
08.03.2011 в 20:16-
-
08.03.2011 в 20:42-
-
08.03.2011 в 23:31Это невозможно даже для Моргота, поэтому он идет путем пыток и запугивания