Часть третья
Окружные горы, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
Закатные лучи, посылаемые огненной колесницей покидающей небосвод майя Ариен, играли пламенеющими бликами на острие копья, делая его похожим на пылающий факел. Маэглин из-под руки смотрел вдаль, туда, где дневное светило спешило скрыться за горизонтом. Он шел так быстро, что даже не заметил, как обогнул северо-восточную оконечность Окружных гор. Позади, за его спиной, расстилалась цветущая Тумладен, одетая кружевами полевых соцветий и окутанная легкой дымкой вечерней росы словно невеста. Его же путь лежал дальше, сквозь узкую лощину, выходящую за кольцо кажущихся неприступными гор и известную лишь немногим стражам долины, избранным рудознатцам и гордо парящим в недосягаемой выси детям Владыки Ветра.
Маэглин, легко скользя меж камней, быстро спускался с обрывистого склона, ловко балансируя копьем и перепрыгивая с валуна на валун. Он жаждал уйти как можно дальше, чтобы горы и расстояние отделили его от той, к которой он так стремился. Ибо близость не несла ничего хорошего, сегодня он убедился в этом еще раз. И осознание, что он был на грани той роковой, страшной ошибки, которую некогда совершил его отец, заставляло все идти и идти вперед.
Поглощенный невеселыми мыслями он слишком поздно заметил их: небольшой отряд ирчей, засевший между камней. Должно быть, они охотились здесь неподалеку или выслеживали подступы к сокрытому городу нолдор, но из-за своей малочисленности не были обнаружены. Их был всего десяток, поэтому сначала он решил, что быстро справится с ними. В два прыжка сократив расстояние до ближайшего противника, сын Темного Эльфа всадил в того копье и отбросил на двух его подельников. Орки, не ожидавшие столь стремительной атаки, спасовали и подали назад. Он бросился за ними, но уже в следующее мгновение рядом свистнули стрелы. Конечно, слуги Моргота не шли ни в какое сравнение с зоркими эльфийскими лучниками, бьющими без промаха. Но их было четверо, а Маэглин почти не был задоспешен. К тому же вокруг все стремительнее сгущалась ночная мгла, что также было на руку оркам. Поняв, что слишком погорячился, Ломион решил отступить, но за его спиной путь теперь преграждала троица ирчей, мерзко оскалившихся и поигрывающих своими кривыми ятаганами. Спереди заступили дорогу еще двое, а четверо лучников уже вновь натягивали тетивы.
Маэглин едва слышно выругался. Становиться поживой грязным вражьим выродкам Лорду Дома Крота вовсе не улыбалось. Рванувшись вперед, он метнул в одного врага копье, прошившее того навылет сквозь кожаную куртку, а второго оглушил рукоятью кинжала, попав тому в основание черепа. Освободив дорогу, эльф, что было сил, бросился бежать. Постыдно, конечно, но нужно было срочно найти подходящую позицию, иначе его попросту утыкают стрелами. И почему, во имя Эру, он не взял с собой лук!?!
Нолдо пробежал еще несколько сот шагов по ущелью, слегка оторвавшись от преследователей, но тут судьба вновь сыграла с ним злую шутку - впереди был тупик. Похоже, в горячке боя и преследования он не туда свернул, и теперь перед ним высилась каменная стена, уходящая вверх на добрые тридцать футов. Он был в ловушке, с трех сторон окруженный почти что отвесными стенами ущелья, а сзади слышались приближающиеся шаги, перемежаемые руганью и проклятьями в его адрес. Не теряя ни секунды, Маэглин сорвал с пояса пятилапую кошку на тонко выделанной веревке и, раскрутив ее, забросил наверх. Хвала Валар, она удержалась, зацепившись то ли за выступ, то ли еще за что-то достаточно надежное, чтобы выдержать его вес. Сын Арэдэли начал стремительно подниматься, но тут в левую ногу, чуть пониже колена его клюнула стрела. Нога сорвалась, и эльф едва не рухнул вниз, но все же удержался и полез дальше, отчаянно надеясь, что следующая стрела не войдет ему под лопатку.
По счастью ему удалось благополучно достигнуть небольшого уступа, где зацепилась кошка. Орки внизу остервенело выпускали стрелу за стрелой, но больше удача им не улыбнулась, все они прошли мимо, бессильно отскакивая от скал вокруг. Маэглин обессиленно перевалился через край скалы, в голове мутилось, рот наполнился вязкой слюной и эльф ощущал недвусмысленные позывы к рвоте. Один из ирчей, видимо самый смелый, попробовал забраться вслед за сбежавшей жертвой, но эльфийская веревка была слишком тонкой для его грубых лап. Она, словно бы обладая собственной волей, постоянно выскальзывала, стремясь запутать собой орка, так что тот, плюясь и ругаясь, вскорости отступился.
Маэглин огляделся: он находился на крохотной ровной площадке, с трех сторон обрывающейся вниз, с четвертой же окруженной новым скальным уступом, в котором зияла небольшая пещерка. Сама же площадка продувалась всеми ветрами, чьи пронзительные порывы кидали в лицо и за шиворот морозными пальцами пригоршни колючего снега. Голова кружилась и казалась непомерно тяжелой. "Проклятье..." - Прошептали враз обескровленные губы. Кое-как сфокусировав мутнеющий взгляд, эльф вытянул из ножен кинжал и перерезал веревку. Так... теперь посмотреть, что с раной... Она была неглубокой и почти что не кровоточила, но яд уже успел довольно сильно распространиться, так что мышцы вокруг распухли и посинели. Маэглин, зажав в зубах перчатку, расширил разрез кинжалом, давая крови хоть как-то стечь. Потом его все-таки вырвало на прибитую снежком наледь. Полежав немного, он отполз от края на несколько шагов, но сил добраться до спасительной темноты пещеры, увы, уже не осталось. Уткнувшись щекой в холодный камень, он закрыл глаза. Если ирчи все-таки сюда доберутся, ему конец. На этой мысли, Сын Сумерек, окончательно потерял сознание.
Командир разведчиков Гамыш был рад и зол одновременно. Рад - потому что удалось выследить одинокого голуга в тех местах, которыми особо интересовался Великий Господин, да еще и ранить его отравленной стрелой. Зол - потому что проклятый голуг прежде, чем обездвиживающий яд начал действовать, успел взобраться на почти отвесную скалу и отрезать за собой веревку. Толку, правда, с этой голугской веревки им было бы мало - она так и норовила выскользнуть из рук, а в самый неподходящий момент могла оборваться - Гамыш не раз слышал о таких случаях. Ладно, придется искать другой путь. Надо добыть живым голуга во что бы то ни стало - тому, кто приведет пленника из этих мест обещана большая награда. Ай, какая награда - Гамыш аж зажмурился от удовольствия, как будто он уже получил ее - Великий Господин обещал каждому удачливому воину столько же золота, сколько весит он сам, а также не меньше двух десятков рабов. А командиру отряда - втрое больше. Гамыш причмокнул губами - он давно уже хотел получить себе женщину-рабыню из людей, да все никак не удавалось, всегда находился кто-то более сильный или ловкий, что уводил добычу прямо из-под его носа. С досады Гамыш стал уводить своих разведчиков все глубже в горы - туда, куда не все осмеливались заходить, ибо никто оттуда не возвращался, не находили даже трупов... Раньше думали, что в горах живут огромные пауки и другие чудовища, которые пожирают всех пришельцев без разбору, будь то голуги, люди или орки. Но с некоторых пор было объявлено, что в этих местах скрывается один из тех проклятых голугских разбойников, которые неведомо по какому праву объявляют себя владыками, со множеством своих приверженцев. Тогда-то и вышел приказ разведчикам пристально следить за этими землями, тогда-то и объявили о награде... Ай, каких рабынь привозят с юга! Белокожих, стройных, таких мягких даже на взгляд...
Гамыш с трудом оторвался от мечтаний. Сперва голуга надо поймать и отвести в Железную Крепость живым, а потом уж вкушать плоды победы. Он осмотрелся. Голуг укрылся на каменном уступе посредине почти отвесной стены высокой горы. Как раз над уступом темнело отверстие - пещера? У Гамыша упало сердце - ведь если пещера сквозная и ведет на другую сторону горы, то голуг может убежать! С другой стороны... тогда они могут добраться до голуга и без веревки! Гамыш остро пожалел, что с ним так мало воинов, хорошо бы их было побольше, чтобы оцепить всю гору плотным кольцом, чтобы этот разбойник не сбежал. Однако... его ведь ранили. Паучий яд делал жертву неподвижной на время до полусуток, в то же время, не причиняя ей особого вреда. За это время можно поискать путь наверх.
Гамыш послал четверых подчиненных искать пещеры внизу горы, а сам с двумя остался стеречь площадку - вдруг голуг превозможет действие яда и решит спуститься!
Двое разведчиков вернулись с левой стороны горы без всяких утешительных сведений. Стена была такой же отвесной и гладкой, а никаких пещер они не обнаружили. Проклятие! Неужели придется лезть на скалу? А голуг сверху будет сбрасывать на них камни… Вернуться ни с чем? Тогда мало того, что он останется без вожделенной награды, а кроме того кто-нибудь из снаг обязательно донесет, что он не смог поймать голуга и его еще и накажут… Оправданий в Темной Крепости никогда не слушали, а суд всегда был коротким.
Однако, удача улыбнулась Гамышу. Снага, посланный направо, прибежал один и быстро заговорил:
- Господин, там, внизу – большая пещера, а за ней – ход наверх. Мы не дошли до конца, но, вполне может быть, что он идет прямо наверх, на уступ…
Гамыш довольно ухмыльнулся. Теперь-то южные рабыни достанутся ему!
- Вы трое, оставайтесь здесь, - велел он неудачливым снагам.
– Вдруг голуг полезет вниз – тогда хватайте его и вяжите! А мы пойдем по туннелю наверх…
Конечно, воинов у него было маловато даже на одного голуга – они сражались всегда отчаянно, особенно, когда им грозил плен в Железном Аду. Но Гамыш крепко надеялся на паучий яд… Голуг, наверное, валяется без памяти или так слаб, что не поднимет и руки. Его может спасти только очень большая удача. Но судя по туннелю, найденному как будто по заказу – удача сейчас не на его стороне…
Гамыш послал вперед двоих снаг, а сам шел предпоследним. Если что – первый удар достанется не ему. Туннель был не слишком широким, но орки шли по нему без труда. Он постоянно поднимался, а по полу тек небольшой ручеек. Видно, этот ручей, берущий начала в снежной шапке горы и проточил туннель – когда был побольше. Вот спереди потянуло сквозняком – видно, и правда, они вышли к тому самому уступу! Гамыш предостерегающе зашипел на солдат:
- Потише! Или хотите получить клинок в грудь?
Орки шли вперед со всей возможной осторожностью, наконец, первый снага остановился:
- Тупик. Камень.
- Проклятие!
Гамыш вышел вперед. И правда, каменная перемычка отделяла уступ от туннеля. Ручеек здесь был совсем мал и тек из маленького отверстия у пола. Удача была так близко, а они упустили ее! Зарычав, Гамыш ударил кулаком о камень… и ухмыльнулся. По звуку он услышал, что каменная преграда очень тонка…
Он приказал одному из солдат бить в камень тяжелой железной палицей. Шуму будет много… но тут уж ничего не поделаешь.
Наконец, каменная стенка рухнула вниз, и открылся проход достаточной ширины, чтобы пролезть. Гамыш послал вперед снагу – вдруг голуг все-таки в сознании? Но разведчик вскоре радостно завопил:
- Здесь он! Валяется на полу!
Яд подействовал! Гамыш поспешил вперед, наклонился к бесчувственному голугу и почуял слабое дыхание на посиневших губах. Жив!
- Вяжите его, быстро! Скоро эта тварь очнется… И заберите у него оружие.
Орки сноровисто обыскали бесчувственное тело, положив рядом с Гамышем единственное оружие голуга - небольшой кинжал. Ни лука, ни щита у пленного не оказалось. Кинжал Гамыш взял себе – у голугов всегда хорошее оружие. Тем временем остальные крепко связали пленнику руки за спиной и ноги. Веревки затянули хитрыми узлами – освободиться сам теперь голуг не сможет. Через пару часов он очнется и тогда следует его опасаться.
Теперь медлить было нельзя. Голуг был один, но скоро могут подойти его товарищи. Следовало убраться отсюда побыстрее. Гамыш велел двум снагам тащить бесчувственное тело вниз, к подножию горы. Там орки вырубили две жердины и привязали к ним плащ. Пленника погрузили на носилки, и отряд поспешил на север…
Маэглин, как через очень густой туман, различал чьи-то голоса, но не мог понять, чьи именно. Он вообще мало что чувствовал и плохо соображал. Ощущения пробивались в сознание как-то вяло и крайне неохотно, как будто он находился на грани сна и яви, и не хотел или не мог проснуться. Мысли путались, не давая четко определить, что с ним и почему. Но постепенно он все же смог вынырнуть из вязкого теплого тумана, и понял, что его несут на каком-то подобии носилок, а руки и ноги связаны грубыми веревками. Мысль хлестнула яростным огненным бичом, едва не заставив рвануться прочь, несмотря на путы, но Ломион усилием воли сдержался и не позволил себе даже открыть глаза. Он продолжал прислушиваться и скоро определил, что его несут двое орков, а остальные идут спереди и сзади, постоянно перебраниваясь между собой. Правда, слов их поганого языка Маэглин не понимал, но особых сомнений направление их движения, к прискорбью, не вызывало. Тогда пленник стал прислушиваться к своему роа: судя по затекшим конечностям, его несли уже несколько часов, к тому же во всем теле была неимоверная слабость, так что, чтобы снова не провалиться в сон, приходилось прилагать недюжинные усилия. Мда... угораздило же его. Но все же не все было потеряно... Пока они еще не ушли достаточно далеко у него был шанс. Маэглин постарался как можно незаметнее расслабить мышцы на руках и ногах, чтобы хоть как-то ослабить спутывавшие его веревки, а также разгонять кровь в начинающие неметь конечности, чтобы те окончательно не потеряли подвижность.
Через какое-то время по замедлившимся шагам пленителей Лорд Дома Крота смог определить, что они вышли на узкую тропу, похоже звериную, идущую вдоль осыпавшегося откоса. Орки вытянулись узкой цепочкой и шли, придерживаясь руками за скальный выступ, чтоб не сорваться вниз. Их неуклюжие ноги то и дело оступались на остром крошеве, оставшемся здесь с прошлогодней сели. Те же, кто держал носилки, громко возмущались и ругались на товарищей, поскольку им приходилось идти и вовсе ни за что не держась, кроме своей ноши. При этом идущие сзади орки еще и пытались подгонять носильщиков, на что те огрызались еще более громкими воплями, что также не способствовало скорости продвижения.
Маэглин решил воспользоваться удачной заминкой и из-под ресниц осмотрелся. Он увидел часть тропы, действительно слишком узкой и покатой, грязные лапы орков, у одного из них, оравшего громче всех, к поясу был привешен его кинжал, а на голову ирч еще и умудрился напялить высокий нолдорский шлем. Орки продолжали ругаться, практически остановившись на краю круто уходившего вниз каменистого склона, где далеко внизу бушевал узкий горный поток. У Маэглина на миг перехватило дыхание, но выбирать не приходилось, поэтому Сын Сумерек глубоко вдохнул и, резко бросив тело вбок, покатился вниз с обрыва. Через пару мгновений орки вверху возбужденно заорали, но Маэглин этого уже почти не слышал. Он катился вниз, постоянно натыкаясь на хоть и мелкие, но крайне острые, сдирающие кожу камни, стараясь хоть как-то уберечь глаза и лицо, но увы. Владыка Судеб вновь был не расположен к пленнику - камни вокруг становились все крупнее и Маэглин, набрав разгон, врезался в один из них сначала бедром, а потом, пролетев еще немного, головой, чуть выше и правее левого уха. Свет в глазах нолдо мгновенно померк, и он погрузился в благословенное беспамятство.
Тупые снаги шли слишком медленно, да еще бесконечно ругались между собой. Гамыш подгонял их руганью. Пока им везло - кажется, вокруг не было ни одного голуга. Неужели этот, которого они поймали, действительно был один? Такая удача выпадает лишь раз в жизни, и Гамыш не собирался ее упускать. Скорее, скорее к Черной Крепости, к вожделенной награде!
Им предстояла самая трудная часть пути - узкая тропка вдоль крутого каменного откоса. Преодолеть ее - и они выйдут к подножию гор, к ущелью Сириона, где им уже ничего не грозит. Скорее!
Вдруг один из снаг, несущих пленника, пронзительно завопил. Одновременно с этим послышался шум от падающих камней. Неужели этот неповоротливый тупица сорвался с откоса? Гамыш быстро оглянулся, зарычав от злости.
Снаги были на месте, но голуга на носилках не было! Проклятье! Неуклюжие твари выронили драгоценного пленника! Лучше бы они сами свалились в пропасть!
Гамыш посмотрел вниз с откоса и увидел катящееся вниз тело. Вот сейчас он нырнет в горный поток и исчезнет навеки! Но нет, кажется, судьба все же смилостивилась над ним. Откос был усеян крупными валунами, упавшими сверху. Голуг несколько раз ударился о них, один раз головой, а потом с размаху налетел на особенно большой камень и остановился. Он не шевелился - возможно, потерял сознание. Надо немедленно достать его оттуда!
Гамыш зарычал на подчиненных:
- Веревку, тупицы безмозглые!
Один из снаг быстро вытащил длинную веревку, которую орки всегда брали, уходя на разведку в горы - без нее среди крутых скал делать нечего.
- Так. Теперь ты, - Гамыш указал на одного из незадачливых носильщиков, - полезешь за ним на веревке, а вы все держите его крепко! И если вы его упустите - я лично спущу вас двоих с откоса без веревки! Ясно?
Снаги испуганно закивали. Руг, на которого указал Гамыш, быстро обвязался веревкой, а другой конец был перекинут через выдающуюся из тела горы небольшую скалу. Трое снаг, встав рядом со скалой, осторожно травили веревку, спуская товарища вниз. Он довольно быстро добрался до лежащего голуга, продел у него под мышками конец веревки, завязав ее крепко на груди, и дал знак, что они готовы подниматься. Подъем тоже обошелся без приключений и когда снага втащил на тропу свою драгоценную ношу, Гамыш даже одобрительно заворчал:
- Ладно, волчья сыть, обойдемся даже без трепки. Но если вы упустите его еще раз...
Гамыш приказал крепко привязать пленника к носилкам, а сами носилки привязать к поясу носильщиков. Теперь пленник никуда не денется!
***
Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
На следующий день Идриль сделала то, что задумала. Хотя ей была не слишком приятна мысль о разговоре с Салгантом - вдруг он опять будет намекать на какие-то особые отношения ее и брата - но она не привыкла отступать от своих решений. И поцеловав спящего сына, рано утром она поспешила к дому Салганта. Идти пришлось долго, но Идриль вовсе об этом не жалела - она любила гулять по утрам, когда солнце только начинает озарять землю.
Но вот приятная прогулка закончилась, и она постучала в дубовую дверь.
Через некоторое время дверь ранней гостье открыл сам менестрель. Лорд Дома Золотой Арфы был в простых, цвета сумерек, широких одеждах. Судя по всему, Идриль оторвала его то ли от приема пищи, то ли от чтения, поскольку менестрель был несколько рассеян. Он низко поклонился дочери короля, а, когда выпрямился, Идриль едва не вскрикнула. На щеке менестреля виднелась свежая рана, такая же, какую накануне получил Маэглин.
- Что с тобой случилось? - от изумления Идриль даже не поздоровалась с Салгантом.
Менестрель улыбнулся, приглашающим жестом указывая внутрь дома.
- Приветствую тебя, прекрасная Идриль, прошу, укрась мое скромное жилище своим присутствием. Со мной все в порядке, просто моя строптивая арфа решила вчера наказать своего нерадивого хозяина. Я был недостаточно внимателен к ней.
- Приветствую и тебя, Салгант, - Немного растерянно поздоровалась Идриль, вспомнившая о вежливости. Арфа, надо же! И ведь такой же шрам был у Маэглина! Какое совпадение...
Она вошла в дом вслед за Салгантом и села в предложенное изящное резное кресло.
Салгант сделал знак незаметному слуге, чтобы тот подал фрукты и легкое вино, а потом опустился в кресло напротив.
- Чем я могу помочь тебе, сияющая Келебриндаль? Сложить для тебя сонету или развлечь гостей на празднике? - Лорд Дома Арфы, все так же улыбаясь, протянул изящную руку к чаше и извлек из нее несколько янтарного цвета виноградин. – Прошу, раздели мое угощение.
- Благодарю тебя, - Идриль взяла одну виноградину, чтобы не обижать хозяина, хотя ей вовсе не хотелось есть. Она очень любила виноград, но сейчас вовсе не почувствовала вкуса.
- Увы, благородный Салгант, речь пойдет не о столь веселых вещах. Несколько мгновений она помедлила, потом решила идти напрямик. - Я хочу спросить тебя о Маэглине. Я очень о нем беспокоюсь. Он ничего не говорил тебе о том... куда собирается идти?
Салгант внимательно посмотрел в глаза Идрили, потом вздохнул и покачал головой.
- Увы, прости, госпожа моя, но он редко делиться со мной такими вещами. И я тоже крайне беспокоюсь о нем. Мне жаль, что он никак не может поладить с благородным лордом Туором. И я верю, что это удручает и тебя, и Владыку. Да и многих в нашем Городе.
- Так он все-таки покинул его... - До этого ответа Идриль сомневалась в таком исходе - ведь Маэглин мог сделать вид, что уходит, а сам вернуться и никому не показываться. Или он хотел скрыться и от внимания Салганта?
- Салгант, ему может грозить большая опасность. Ты ведь знаешь, что король запретил всем выходить за пределы города - это очень неосторожно. Куда он все же пошел? Если он не сказал ... нет ли у тебя своих догадок? Ведь ты умен и проницателен, это всем известно.
Менестрель на мгновение потупился, задумчиво поигрывая зажатой в пальцах виноградиной.
- Ты слишком высокого мнения обо мне, моя госпожа. Увы, я не представляю, где может быть мой друг. Но, если бы он был в Городе, поверь мне, я бы знал это.
- Почему он вообще ушел? Он боялся гнева отца?
Салгант снова поднял взгляд на Идриль, и той на мгновенье вновь почудилось, что он видит все ее мысли, не прибегая ни к какому осанвэ. - Полагаю, ты сама знаешь причину, даже, если пытаешься бежать от нее.
- Я не пытаюсь нарушать волю короля, - Холодно ответила Идриль. - И я не просила и не желала, чтобы он... - она остановилась, опасаясь сказать слишком много - хотя, кажется, Салгант уже понял все или почти все. - И все равно, это не причина, чтобы подвергать опасности себя и всех нас.
- Как можно указать сердцу, кого любить, а кого оставить? Или ты можешь запретить себе любить Лорда Туора? - Все также не опуская взгляда, медленно произнес певец. - Я не сужу тебя за твои слова, трепетная Келебриндаль, и мои уста навсегда закрыты для кого бы то ни было. Но знай, жизнь моего друга и твоего брата зависят от тебя.
- Я не говорила о том, что он должен перестать любить, - Идриль все еще не уточняла, кого именно любить, хотя и так все было понятно. - Но это не повод, чтобы нарушать законы. Насколько я знаю, он сам желал прийти сюда и знал, что уйти из Гондолина просто так нельзя.
- Откуда же я знала, что он убежит из города? Что я должна была сделать? - она почти кричала.
Салгант мягко улыбнулся и, опустившись перед Идрилью на колени, осторожно взял ее за руки.
- Я думаю, тебе лучше успокоиться. И попытаться поговорить с ним, когда он снова вернется. Ты… - Он поднял на нее фиалковые глаза. – Почему ты так боишься его? Ведь это же видно.
Идриль почувствовала обиду на Салганта. Он еще и обвиняет ее! Но что она должна была сделать? Выйти замуж за Маэглина - против собственного сердца и закона, чтобы успокоить его? Вот так же его мать вышла замуж за его отца - разве от этого им стало лучше? Все равно Арэдэль пожелала покинуть мужа и от этого произошли многие беды. А она сама не желала этого делать, да и кто мог ее принудить? И разве она виновата, что полюбила Туора, а он - ее? Что же ей надо было только выполнять капризы Маэглина, растоптав собственную любовь и судьбу?
- Он слишком ... холоден. Я не могу забыть, как безразлично он смотрел на отца в тот день. Пусть даже Эол - убийца, и все равно...
Салгант удивленно распахнул свои удивительные глаза, а потом тихо рассмеялся.
- Холоден? Вот уж, воистину, каждый из детей Эру видит мир по-своему. По мне, так сын Арэдэли слишком горяч, хоть рукавицы надевай перед тем, как тронуть! – Певец улыбнулся каким-то своим мыслям, но тут же посерьезнел и снова сел в кресло напротив Келебриндали. – Прости, я, кажется, обидел тебя. Но мне кажется, ты слишком плохо знаешь своего брата и судишь о нем слишком поспешно. Да, он не похож на большинство из жителей этого Города. Он привык прятать свои чувства и не любит выказывать свои слабости. Но он вовсе не безразличен. И чтобы понять это, тебе достаточно лишь посмотреть вокруг. Мастерские, оружейные, механизмы – все, что облегчает работу ремесленников и службу воинов. Что приносит защиту и удобства - укрепления, оружие и руда – все это дело его рук. И пусть он не умеет выражать чувства словами, но он любит этот Город и одаривает его своими поступками. Спроси его воинов – разве хоть один из них хоть раз пожаловался на его грубость? Его мастеров – делится ли он с ними своим умением? Спроси торговок на площади, скольким из них он дарил цветы? – Менестрель печально покачал головой. – Боюсь, что ты единственная, кто не замечает всего этого в нем. И мне жаль, что от этого тень ложится на твое сердце.
- Боюсь, я, наоборот, слишком хорошо вижу его. И посуди сам - тот, кто истинно добр, разве будет затевать ссоры? Зачем он вызвал Туора на поединок? В сердце его я вижу себялюбие, которое превыше всего. Не уверена, что кого-то он любит больше, чем себя.
Салгант снова вздохнул и отправил в рот виноградину. - Конечно, он бывает надменен и не всегда радушен, особенно к младшему народу. Но скажи мне, разве хоть один из нас хоть раз избегал гордыни в сердце? - Длинные ресницы менестреля опустились на глаза, чуть касаясь кожи. - Разве что дети не ведают искушения и всегда искренни в собственных словах и поступках. А Ломион носит на себе двойное Проклятие. Я боюсь представить для себя подобную участь.
- Ты считаешь, что все поэтому должны подчиняться его капризам?
- Разве я сказал, что кто-то должен им подчиняться? К тому же, в чем ты видишь его капризы? В том, что он не смог скрывать свои чувства?
- Ты говоришь о том, что я должна относиться к нему по-другому. А его капризы - это хотя бы тот опасный поединок, который устроил именно он! - Идриль повысила голос. Она не собиралась оправдывать Маэглина во всем. Жалость жалостью, но нельзя же не обращать внимания на опасную гордыню и склонность к ссорам.
- Но Туор ведь мог не соглашаться на поединок. - Возразил менестрель.
- Больше виноват тот, кто его затеял.
Салгант закончил трапезу и поднялся.
- Я думал, ты пришла говорить о том, как помочь ему, но, видимо, ошибся. Королевский суд был вчера, и ты высказала на нем свои обвинения. Я же не судья, а друг, который волнуется о судьбе другого. Если же ты жаждешь справедливости, то обвини и меня, ибо я также виновен, скрывая уход из Города Лорда Маэглина. - Салгант замолчал и наклонил голову. Внешне он был также спокоен, но, похоже было, что Идриль задела его.
- Ты, и правда, виновен в этом, - Идриль вовсе не собиралась смягчать свои слова, ибо слова Салганта задели ее за живое. - Что же, очень жаль, что я ошиблась, и ты не хочешь помочь своему другу, а только обвиняешь других. Хотя, похоже, ты и сам ничего не знаешь. Нам остается только ждать.
С этими словами она встала и направилась к двери. Вместо помощи она, кажется, нажила еще одного недруга. Но, видно, Маэглин и друзей подбирает себе по вкусу - таких же скрытных и недружелюбных, как он сам!
Лорд Дома Золотой арфы с сожалением проводил гордо выпрямленную спину Келебриндали. Она не хотела понять его. Так же, как не хотела понимать Маэглина. Значит, помощи от нее ждать не приходится. Мудрейшая из жителей Поющего Города, похоже, сознательно закрыла себе глаза и сердце, желая отгородиться от чужой боли. Салгант обернулся к северному фасаду и задумчиво посмотрел в окно: "Может быть, тебе и правда не следовало любить ее?.. Будь эта любовь ответной, не страдал ли бы ты еще сильнее?.."
Идриль ушла от Салганта в гневе. Да что он себе думает, этот менестрель? Обвинить ее - ее! в том, что Маэглин ушел? Этот своевольный, капризный, упрямый эльф, который всегда поступает только по-своему, никогда не слушает чужих советов? Ей было жаль его - но на миг она подумала, что обрадовалась бы, если бы он попал в беду. Это было бы только справедливо, из-за него неприятности у всех его родичей - и Арэдэль погибла из-за него...
Идриль тряхнула головой, отгоняя злые мысли. Да что же это такое! Уже и она сама начала думать как... как орк. Желать зла, помышлять о мести. Так нельзя. Маэглин не прав - но и она сама не права. Она, и правда, отталкивала брата. Пусть она не хотела его любви, а тем более - брака с ним, но ведь можно было стать ему другом! Тут она вспомнила, как вела себя с Маэглином в утро того злополучного дня. Чуть не убежала от него! Конечно, он был обижен. Нет, нельзя говорить, что только она сама - причина его столкновения с Туором - но в этом, несомненно, есть доля ее вины. Хотя и Маэглин... Ох, она не знает, что и думать теперь!
Погруженная в мысли, она даже не заметила, как вернулась домой. Окна ласково горели голубоватым светом феэноровых ламп. Даже на улице слышался счастливый смех Эарендиля и хрустальный звон его новой игрушки. Все злые мысли и гнев смыло как будто теплой волной. Она поспешила в дом...
Эарендиль, чьи золотистые волосы мягко сияли в приглушенном свете, изо всех сил тряс хрустальный шарик. Туор сидел рядом и радостно улыбался, видимо, забыв обо всех неприятностях. Увидев ее, сын бросил игрушку и потянулся к ней. Она взяла его на руки и прижала к груди. Ах, не дело это - бросать ребенка только на отца и кормилиц! Ей надо проводить с ним больше времени... А все этот Маэглин...
Туор поднялся и, заключив ее вместе с Эарендилем в объятия, ласково поцеловал в висок. Потом он увлек их обоих на кровать, где они могли поместиться все трое. На некоторое время Идриль забыла обо всем, растворившись в тепле любимых...
Наевшись, Эарендиль заснул у нее на руках, и она вновь вспомнила о Маэглине. Вздохнув, она положила сына в кроватку и обернулась к мужу.
- Туор, Салгант говорит, что Маэглин и правда ушел из города.
Человек помрачнел.
- Но куда же?
- Он не знает. Но если он ушел в гневе ... это в любом случае плохо.
- Я виноват, - тяжело вздохнул Туор. - О зачем, зачем я согласился на поединок? Если с ним что-нибудь случится - я не прощу себя.
- Не ты один виноват, любимый, не казни себя.
- Ладно, сожалениями горю не поможешь, следует что-то делать. Владыка уже знает об этом?
- Н-нет, я ничего ему не говорила...
- Следует сказать.
- Не будет ли это ... доносом?
- Почему же? Разве Маэглин просил сохранить все в тайне? Или Салгант просил тебя молчать?
- Н-нет, ни то и ни другое... Но это его дело - приходить и уходить, куда и когда он пожелает. Отец - не тиран, чтобы следить за каждым шагом своих подданных.
- В мирные безопасные времена - вне всякого сомнения. Но сейчас - война, Гондолин - тайный город... последний эльфийский город, что держится против Моргота. Тайна ухода Маэглина - его тайна, а тайна Гондолина - не только его. Вдруг его заметят вражьи соглядатаи?
- Орлы первыми заметят их...
- Но смогут ли помешать?
- Хорошо, положим, я все расскажу отцу, он вышлет стражу на поиски... Не привлечет ли это лишнего внимания?
Туор задумался.
- Может быть. Но откуда врагам знать, что они из Гондолина? Целый отряд не смогут взять в плен... а вот одного эльфа...
- Да, пожалуй, ты прав. От этого зависит слишком много жизней... Маэглина надо найти. И вдруг он попал в беду и ему требуется помощь? Я сейчас же пойду к отцу.
- Пойти с тобой?
- Не стоит, я думаю. Отец, может быть, еще сердится на тебя.
- Как пожелаешь, любимая.
Идриль стряхнула с себя счастливое оцепенение домашнего уюта. Что это она - ведь брату грозит опасность, отец волнуется, а она сидит и ничего не делает? Хотя, конечно, от Салганта удалось немногого добиться... Но даже вести о том, что Маэглин действительно ушел из города, а не прячется ото всех у себя - очень важны. И она, не мешкая, отправилась в королевский дворец.
***
Ангбанд, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
Лугморн оторвался от своей трапезы и облизал перепачканные губы. Почтительный, если не сказать робкий, стук в дверь его кабинета повторился. Видимо, дело было важное, потому что отвлекать одного из трех комендантов Железной Темницы, ответственного за поставку рабов и обстановку на подконтрольных территориях в юго-западном регионе от принятия пищи по мелочам мало бы кто осмелился.
Каукарэльда отстранился от распростертой в кресле полуобнаженной человеческой девушки, судя по светлым волосам и чертам лица хитлумке, по груди которой стекали две кровавые струйки, и повернулся к двери.
- Войдите.
Аданка, пользуясь счастливо возникшей возможностью, стыдливо запахнула разорванное платье и, неслышной тенью выскользнув из кресла, спряталась в углу комнаты за портьеру.
В помещение вошел человек и, стараясь не смотреть ни на девушку, ни на артаира, "Хранителя Твердыни", как именовался здесь ранг Лугморна, склонился в почтительном поклоне.
- Прибыл отряд Гамыша. Они доставили пленного. Это эльф-нолдо, айанто.
- Хм... - Подменный эльф улыбнулся тонкими, изящно вычерченными губами. После превращения он сохранил некогда прекрасную внешность. И хотя кожа и стала более бледной, а черты лица несколько заострились, он все еще выглядел как эльф. Тонкая высокая фигура с гордой осанкой, перемещающаяся с грацией и плавностью даже большей, нежели у обычных квенди; длинные, иссиня-черные прямые волосы, свободно падающие почти до колен; выразительные, миндалевидной формы зеленые глаза, в которые так боятся заглядывать как орки, так и смертные...
- Эльф-нолдо из окрестностей потаенной, сокрытой от всех долины... - Голос артаира был под стать внешности: мягкий, глубокий, словно опутывающий своими чарами и пробирающий до костей. - Чтож, отправьте его в отдельную камеру и подготовьте. Я скоро посещу нашего нового гостя. А Гамыш... пусть получит свою награду, но сперва я сам с ним поговорю. Вызови его.
Воин поклонился и быстро вышел, похоже, он был не рад оставаться рядом с каукарэльда дольше необходимого.
Лугморн задумчиво улыбнулся и вновь поманил к себе девушку. Та, не в силах противиться, неотрывно смотрела в два невообразимо зеленых омута глаз со змеиным вертикальным зрачком.
За пленником (который то ли не пришел в себя, то ли умело притворялся) быстро пришли. Еще бы, как, должно быть, радовались Большие Господа при этой вести! Такую награду за абы кого не предложат! А если пленник окажется еще и не простым, а из голугской знати (платье и оружие у него были богатые, это Гамыш уже понял) - то тут уж...
После того, как Гамышу передали приказание явиться к айанто Лугморну, он боязливо втянул голову в плечи. Кто знает, на что может разгневаться один из Больших Господ, а айанто не прощал никому ни малейшей ошибки и наказывал за них так, что от одного его имени не только рабы и пленники, но и многие слуги Черной Крепости содрогались. Вдруг, ему что-то не понравится, вдруг пленник окажется не тем, кем нужно или сделает что-то не то. Тогда и Гамышу несдобровать. Орк со всех ног поспешил к Господину - промедления тот не терпел. Постучавшись в дверь, он с трудом сглотнул и дождавшись позволения войти и шагнув в комнату, тут же униженно согнулся в низком поклоне, а выпрямившись, не смел поднять глаз на айанто.
Когда Гамыш вошел в комнату, Лугморн сидел за широким рабочим столом и внимательно изучал какой-то свиток. Полубесчувственная хитлумка, словно дикий зверек, сжалась на кресле напротив господина, тщетно пытаясь унять бившую ее крупную дрожь. На вошедшего орка девушка не обратила никакого внимания.
Артаир же, дочитав донесение, аккуратно свернул пергамент и, подняв на орочьего десятника задумчивый взгляд, пару мгновений изучал его так, словно видел впервые. Лекарь, отправленный осмотреть нового пленника, уже известил айанто Лугморна, что помимо многочисленных ссадин и порезов у нолдо пробит череп и трещина в бедре, а также неглубокая рана под коленом, оставленная отравленным наконечником. Похоже, голда, как и свойственно его народу, отчаянно сопротивлялся перед тем, как его схватили. Комендант приказал убедиться, что раны не угрожают жизни пленника, и привести того в чувство примерно через час.
Лугморн чуть улыбнулся, глядя на красующийся на орке шлем, украшенный длинной пелериной из кротового меха.
- Ты отлично поработал, Гамыш. - Переплетя тонкие пальцы, произнес каукарэльда. - Пленник, которого ты доставил, действительно, ценен для меня. Расскажи, как тебе удалось захватить его?
Быстро и как можно более четко и коротко - Большие Господа не терпели тех, кто мямлит и не может внятно ответить на вопросы - Гамыш рассказал обо всем - как он повел свой отряд глубоко в горы, туда, куда не заходили другие разведчики, как они наткнулись на одинокого голуга, как ранили его и сумели достать бесчувственное тело... Орк не преминул свалить всю вину за разбитую голову пленника на тупых и неуклюжих снаг, которые не заметили, как голуг очнулся и попытался бежать и не забыл рассказать, как благодаря его четким и разумным приказам голуга все же смогли вытащить из пропасти. Закончив рассказ, он застыл, уставившись в пол и ожидая дальнейших вопросов и повелений.
Внимательно выслушав рассказ, артаир задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, а потом перевел взгляд на дрожащую в кресле рабыню.
- Чтож, ты хорошо послужил Владыке, Гамыш, и заслуживаешь награды. Скажи... - Каукарэльда едва различимо усмехнулся. - Она тебе нравится? - Он кивнул на отрешенно глядящую куда-то в пол девушку, которая никак не реагировала на происходивший рядом разговор, полностью уйдя в себя. - Хочешь получить ее за работу? - Лугморн из-под ресниц посмотрел на орка, наблюдая за реакцией.
- Конечно, о господин! Это честь для меня - принять награду из твоих рук, - Гамыш низко склонился. Он с самого начала приметил светловолосую рабыню и сразу же начал думать о том, какова она на ощупь - наверное, мягкая, нежная - Большой Господин не выбрал бы плохую! Правда, она какая-то вялая... ну да ничего, меньше будет брыкаться. Гамыш любил покорных рабынь, которых не приходится укрощать.
- Что же, забирай ее. Я прослежу, чтобы и твои разведчики не остались без награды. Шлем и кинжал пленника оставь здесь - Лугморн мгновенно потерял интерес к орку. Гамыш, почувствовав это, поспешил выполнить приказание (хотя и мысленно вздохнул - он так надеялся, что прекрасное оружие оставят ему) и ретироваться, прихватив награду. Девушка покорно встала и пошла за ним, стоило ему только потянуть ее за руку.
Гамыш со своей добычей быстро направился в собственную хижину - как одному из командиров, хотя и мелкому, ему полагался отдельный дом, а не койка в казарме. Заперев девушку в хижине, он пошел к одному из кладовщиков - выпросить в долг вина, да получше. Он выпьет его один... а потом займется рабыней. Гамыш ощерил клыки в довольной ухмылке. А потом ... ему дадут много золота и еще рабынь, и он будет кататься как сыр в масле, вызывая зависть остальных. То-то же, меньше надо было бояться белых демонов! Только он - Гамыш Смелый, Гамыш Удачливый сумел сделать то, что оказалось не по силам другим слабакам!
Кладовщик - орк по имени Лхарг, уже прослышавший об успехе Гамыша и его отряда, не отказал ему в бочонке хорошего крепкого вина, награбленного недавно в одном из эльфийских поселений. С бочонком под мышкой Гамыш вернулся в свою хижину. Девушка сидела там же, где он ее оставил - в углу, на куче грязных тряпок. Она, казалось, вообще не понимала, что с ней происходит, и никак не реагировала на окружающее - сидела, уставившись в одну точку бессмысленным взглядом, и изредка вздрагивала всем телом.
Расправившись в одиночку с половиной бочонка, Гамыш решил, что теперь настало время и для иных утех. Шатаясь, он направился в грязный угол и, усевшись на тряпки, потянул пленницу к себе. Но, не рассчитав усилий, повалился на грязный пол вместе с девушкой - да так и заснул, не успев больше ничего сделать - сказался тяжелый день и винные пары.
Девушка упала так, что ее лицо оказалось на волосатой груди орка, которая выглядывала из полурасстегнутой рубахи. Сначала она не шевелилась, потом, как будто что-то почуяв, шумно втянула носом воздух - раз, другой... На груди у орка оказалась небольшая ранка - поцарапал одним из сломанных звеньев кольчуги, когда снимал. Девушка лизнула ее - запах и вкус крови вдруг показался ей приятнее и слаще самых изысканных яств. Но крови было мало - ранка была совсем небольшая и уже начала затягиваться. Однако в этом теле была и другая кровь, много крови - там, внутри... А удобнее всего добраться до нее через шею, где яремная вена подходит близко к коже и ее нетрудно достать, прокусив кожу даже не слишком острыми человеческими зубами...
На следующее утро приятели Гамыша, рассчитывавшие, что он угостит их вином, нашли его на полу хижины - бледного и бездыханного. На шее у него зияла большая рваная рана, будто от укуса - но странное дело, крови почти не было. Девушки же пропал и след. Кое-кто говорил, что в ту ночь из двери хижины Гамыша струился белый туман - хотя ночь была ясная, а потом над крышей пролетела необычайно большая летучая мышь...
***
Гондолин, год пятьсот третий от прихода нолдор в Белерианд, весна
Стража немедленно пропустила ее - для королевской дочери дом отца был открыт всегда. Она разузнала у слуг, что отец ушел в свои покои, и быстро отправилась туда же. Идриль легко постучала в резные двери из маллорна...
Тургона с самого утра мучили какие-то муторные предчувствия. С Королем уже давно не случалось ничего подобного, но в это утро он словно бы не находил себе места. Заниматься делами не было никакой возможности, постоянно отвлекали совершенно посторонние мысли или непрошеные воспоминания. То ему виделась сестра, то Затемнение и Гибель Древ, то неясные предупреждения Владыки Ульмо, а то и вовсе какая-то бессмыслица. Так или иначе, но сын Нолофинвэ совершенно не мог сосредоточиться, а потому ушел к себе и попросил без особой нужды не беспокоить. Он устроился в кресле у окна и взял книгу, чтобы отвлечься, но тут в дверь постучали. Король, немного раздраженно поднял голову и крикнул:
- Да, войдите!
Идриль уловила тень раздражения в голосе - оно не было явным, но дочь слишком хорошо знала отца. Жаль, что приходится тревожить его, когда он, по всей видимости, в плохом настроении, но ничего не поделаешь. Она вошла в комнату:
- Здравствуй, отец. Я бы не стала тебя беспокоить, но мне удалось узнать кое-что важное о Маэглине...
При виде Идрили тень с лица Владыки Гондолина исчезла, однако ее слова вновь заставили его брови нахмуриться, а сердце забиться чаще.
- Здравствуй, дочь моя. Не нужно извиняться, ты же знаешь, что я всегда рад тебе. Прошу садись и расскажи, что же ты узнала о сыне сестры. – Турукано невольно чуть подался вперед, ожидая услышать что-нибудь неприятное и тревожное.
- На самом деле - увы, я узнала немногое. Но это важно - Маэглин действительно ушел за пределы города. Салгант уверен в этом.
«Чтоооооооооо!?!?!» Из легких как будто разом выкачали весь воздух. Первым порывом Тургона было вскочить и расхаживать по комнате, но уже в следующее мгновение ноги, словно, стали ватными, и Король еще глубже осел в кресле, накрыв глаза ладонью.
- Мальчишка… - Только и смогли прошептать побелевшие губы. – Великие Валар…
Идриль даже вздрогнула от испуга.
- Отец, но... разве ты не думал об этом? Ведь слуги сказали, что он ушел в дорожной одежде, и это означало, что он не будет просто гулять по Гондолину. Единственный вопрос был - куда он отправился?
Тургон тяжело отнял руку от лица и посмотрел в глаза Идрили. Ей показалось, что отец за одно мгновение постарел на много-много лет, хотя внешне это никак не отразилось.
- Конечно, я думал об этом, дочь. Но, пока не было точно известно, еще оставалась надежда, что это только домыслы. А теперь… он либо вовсе не вернется, либо… если вернется, то, что мне делать с ним? Казнить так же, как я казнил его отца? – Владыка Гондолина чуть помолчал, глядя на свои руки. – Я сегодня Ириссэ видел во сне. – Тихо-тихо произнес он.
Идриль тихонько погладила руку отца, утешая. Сначала - жена, потом - любимая сестра... Сама она тоже очень страдала от смерти матери, но позже нашла некоторое исцеление от скорби в любви к Туору и сыну. А отцу - горевать до Конца Арды ... или до собственной гибели. Она испугалась этой мысли - сейчас ей показалось, что эта гибель стала пугающе реальной и близкой. Она слегка тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли.
- Нет... не надо его казнить, хоть он и нарушил закон. Достаточно и одной казни в этом городе. Мы и так еще будем расплачиваться за нее.
Она ничего не сказала об Арэдэли, потому что слова утешения здесь не могли помочь. - А Маэглин... надо постараться найти его... пока не случилось худшего.
Тургон медленно встал и, подойдя к окну, долго смотрел на открывающийся вид, но, похоже, его не видел.
«Почему? Что я сделал не так, раз мои подданные перестали следовать моему закону? Пусть лишь один, но ведь за ним могут последовать другие. Что случилось со мной, что я не заметил, как внутри моего сада появились ядовитые сорняки? Или все дело в том, что и я несу в себе ту же самую отраву?» Сын Нолофинвэ покачал головой и обернулся к дочери.
- Хорошо. На этот раз я смирю скорбь и гнев в своем сердце и послушаю тебя, дочь моя. Я разошлю стражей, чтобы они нашли его и привели сюда. И… я надеюсь, что еще не слишком поздно.
- Как бы не было уже поздно... слишком поздно, - тихо произнесла Идриль, и ледяное предчувствие беды сжало ее сердце.
Идриль подошла к отцу, обняла его и прижалась головой к груди. Она вспомнила, как отец согревал ее, маленькую, вытащив из ледяной полыньи на Хэлькараксэ. Он тогда плакал, и слезы застывали у него на ресницах... Она же была слишком испугана, чтобы горевать. Скорбь и плач пришли потом...
Идриль горячо взмолилась про себя - пусть Маэглин вернется живым! Хоть бы горе этой потери миновало их... И она поклялась себе, что согреет его своим теплом - теплом сестры, если уж она не может относиться к нему по-другому...
Тургон благодарно обнял дочь. Сейчас ему не хватало этой поддержки, любви и нежности от фактически единственного оставшегося близким существа. Самого дорого и самого любимого.
- Я верну его… - Едва слышно прошептал Турукано. – Больше никто в этом городе не умрет…
Продолжение следует…
Падение Маэглина
chronicles-of-arda
| воскресенье, 06 марта 2011